Взятие сокровищ прошло вполне успешно. Даже стрелять не пришлось. Ноч с Ибрагимом спокойно выкатили на тележке сокровища пройдя мимо вахтерши. Она их конечно пропустила потому что: а) они были приличными ребятами по ее мнению. Не накуренными, не пьяными и не такими как те придурки, которые вечно ломятся в женскую общагу с целью погундосить про Кьеркегора с бабами; б) Ноч пообещал вахтерше шоколадку одной известной фирмы со своим автографом. А что он кинозвезда у вахтерши не вызвало никаких сомнений.

Выкатили хлопцы тележку с сокровищами и давай их грузить в минивэн. Ну как, в минивэн... в такой фургончик, Ниссан Прерия 1986 г/в с поломанным правым торсионом. И еще у него тормоза не работали задние,тоже справа. И помпа текла. И стартер барахлил. И форсунка на первом цилиндре подтекала. Короче, погрузились Ноч с Ибрагимом, завелись с третьего-пятого раза и потихоньку поехали в город Вошинктонск.

Ноч сперва не понял почему надо ехать в Вошинктонск, а не остаться задесь, в Нунорке, где его ждет Ванесса, но Ибрагим сказал что по дороге он все объяснит. Дорога была длинная и всю дорогу Ибрагим объяснял что в Вошинктонске живут нехорошие люди и их надо замочить, из автомата. А еще оттуда ближе всего до канадской границы. Показал карту и действительно оказалось что Ибрагим прав - до канадской границы было рукой подать. И они поехали. Ехали спокойно, правил не нарушали, так как помнили что задний правый тормоз у них заглушен и совсем без колодок. Сзади тихонько подпрыгивали и раскачивались незакрепленные сокровища.

4.

Все приключения Ноча и Ибрагима тщательно фиксировались таукитянцами. Фиксировались и моментально выкладывались в Ютуб. Монетизация была вялая, народ шел неохотно. Чувствовалось приближение Рождества. После приличной пиздюлины инвестиции серо-зеленые предложили еще немного вложиться и дать рекламу на полицейской волне. Дескать грабители ограбили сокровищницу и едут в город Вошинктонск убивать функционеров. Добавилось еще 4 подписчика и пару комментов. "Пусть себе едут" и "убьют - ну и хуй с ними". Последний пришлось вытереть из-за ненормативной лексики. Из-за слабого резонанса наши путешественник благополучно доехали до Вашинктонска и убили всех кого полагалось. Чтоб не надеяться на стартер, машину они каждый раз ставили под горку и заводили с наката. После того как Ноч всех замочил, он взял на автовокзале 2 беляша и 2 шаурмы. Поделился с Ибрагимом и они степенно поехали до канадской границы.

5.

А тем временем в Нунорке и Вошинктонске стартовал "Революция Пробуждения" Ад! Спящие ячейки исламистов подумали что пора, резко повылуплялись и пошли в атаку. Они несли черные и зеленые флаги на палочках с нарисованными на них каракулями, весело кричали "Аллах акбар" звонкими от энтузиазма голосами. Латиносы смотрели на них и жутко завидовали. Им не хватало сплоченности, своей письменности и удали  лихости. Поэтому они привычно пошли по магазинам и стали затариваться всяким скарбом. А там уже тусовались негры. Вдвоем они слегка подрались, что не помешало и тем и другим вынести телевизоры, МР3-плееры и консервированную кукурузу в банках. Потом они вышли на площади и начали плясать всякий рэп. Но наша сказка не об этом.

6. Наша сказка наоборот - про китайцев. Эти хитро прищуренные человеки дружно и организованно повылазили из своих чайнатаунов и стали проникать во всякие уголки охваченных ревой Пробуждением городов. Они ничего не грабили и не тащили в норы. Они ритмично и неумолимо повсюду писали и выцарапывали "мадеинЧина". Негр афровошинктонец например тащит домой плазму. Напряженный такой, разогретый. А китаец вежливо "Вы не будете возражать?" - и херяк ему штампик на телек "мадеинЧина". Негру скандалить некогда, ему еще кукурузы надо натырить, он и спускает на тормозах китайское вежливое хамство. А китайцы продолжают шастать и калякать на всех доступных поверхностях. На стеллажах, на прилавках и холодильниках, на кабельной канализации, на портьерах, на столбах и кинотеатрах - повсюду красуется их "мадеинЧина".

А негры чо? Они усталые и разгоряченные танцуют на площади свой вялый рэп, радуются ветерку и тискают барышень. А китайцы никого не тискают, нет. Наоборот, они обуславливают свои завтрашние претензии на весь этот мир, с танцующими неграми, гудящими кабелями и латиносами, с вонючими заправками и шумными рынками.

7. После выполнения Ночем обоих пунктов Ибрагим раскрыл карты. Он рассказал что Ванесса никакая не огненно-рыжая красотка, а обычный армянин с пластической операцией за плечами. Рассказал что они участвуют в мега-проекте и работают на номерную закулису. И под конец раскрыл свою личность. После того как оказалось что под мрачной черной бородищей Ибрагима скрывается милое личико изящной блондинки скандинавского типа, у них с тут же вспыхнула любовь и они зауважали друг дружку прямо в дороге.

Эпилог для осиливших

Ноч с Ибрагимом благополучно добрались до канадской границы, сдали сокровища по описи, получили на руки гонорар и прямо там сыграли пышную свадьбу предварительно выправив приличные документы. В документах нормальной кириллицей Ноч превращался обратно в серба, а Ибрагим - в светловолосую голубоглазую викингессу. На свадьбу пришло телевидение, диаспора, руководство Ютуба и конечно закулиса. Все пили, кричали "Горько" и обнимались. А таукитянцев закулиса выгнала с работы. Всех! 

Вместо этого они заключили приличный контракт с Ночем и бывшим Ибрагимом.

                      

                      

                             Три дракона в пещере сидели,

                             И со злобой на глобус глядели,

                             Фондом звался один, самый толстый,

                             НАТО звался другой, самый грозный,

                             Ну, а третий был Нацик, свирепый,

                             Хоть по виду был очень нелепый.

                             И решали драконы задачу,

                             Не о том, как бы старую клячу,

                             На лугу растерзать без напряга,

                             А стратегию важного шага,

                             Мир Земли чтобы им поклонился,

                             На колени бы пал и смирился.

                             Фонд на вид был пузатый, но хитрый,

                             Крови выпил он многие литры,

                             Жертв валютой кормил до отвала,

                             А затем их утроба сжирала.

                             НАТО был ужасный каратель,

                             Трёх десятков голов обладатель,

                             Он был главный среди всех драконов,

                             Отвергатель дурацких канонов.

                             Нацик злобный, был душ потрошитель,

                             Многих людей фашистский мучитель,

                             Даже, как монстр, урод из уродов,

                             И ярости змей всех сумасбродов.

                             Глаз драконы на Русь положили,

                             И полдела уже совершили,

                             Кто-то пал на колени пред ними,

                             Мигом злюки его обдурили.

                             Ох, как страшны драконовы пасти,

                             Ну, зачем эти жуткие страсти?

                             Где же та богатырская сила,

                             Что драконов когда-то всех била?

                             Уж неужто все вымерли сразу,

                             Иль сожрала их змеев зараза?

                             Старая сказка с жуткою темой,

                             Весь мир столкнулся с новой проблемой.

 

 

Alek YelGor  (8 сент 2016г)

 Жил- был один честный и правильный чиновник, да не говорите, что таких не бывает. В отличии от вечно спешащих обогатиться, он не рванул в частную фирму и не стал топ- менеджером любой ценой, обманывая клиентов и начальство. Нет, он всего себя с самого начала положил на служение людям и обществу, пошёл работать за копейки на госслужбу. А там ведь не только толпы назойливых посетителей, которым всегда что-то надо (не унимаются эти злодеи никогда!), ещё и начальство, которому всегда надо и хвост и копеечку занести, да и куча обременительных отчётов и бумаг. Вот и стал он пахать это поле, как маленький трактор, выбиваясь из сил, да кто ценит такие труды? Государство бездушно цинично к кабинетным труженикам, а ведь труд их важнее, чем труд врача или учёного! Так всегда говорил скромный чиновник.

 Ведь добрый чиновник не только по правилам, но и по душевной организации должен помогать ВСЕМ. Пришла бабушка с прошением, да как старенькой не помочь, чтоб в очереди не сидела? Или пришёл бизнесмен с проблемой, да некогда ему решать её, он экономику страны поднимать должен. А начальник отдохнуть в отпуске от ноши не посильной должен, да не в презренном Египте или позорной Турции, а в приличной стране. Чтобы сбросить хоть на время с себя такой груз.

  Вот и трудится чиновник и всем помогает, думаете за взятки? Да нет, молятся за него все, кому он помог, да просят бога отблагодарить. Да он не остаётся безучастен к такому радетелю за счастье людей, да одаривает его. Хорошая машина нужна для того, чтоб быстрее до работы доехать, чтоб люди не ждали. А дом он построил не в городе, зачем людям мешать? А на дачах он участок прикупил, стеной отгородился, чтоб никому не мешать, да дом построил. Большому труженнику- большой дом. Да и здесь он людям помог: дорогу от трассы заставил проложить, подстанцию построил.Не для себя старается, но нимб свой прячет, дабы окружающие след его ноги на земле не целовали. Ибо скромный человек и говорит, что у каждого своё умение. Если кто гвозди хорошо забивает, пусть это и делает. А если он такой умный и способный, то он завсегда забивальщику гвоздей всегда поможет, для того он и работает. Это ведь разделение труда! и каждый труд должен быть оплачен, если не чёрствым государством, так молитвами людскими.

  А как-то сказал он:"Как жаль, что военного образования у меня нет, пошёл бы я в армию, ибо там большему количеству людей помочь можно!" Удивились этому и спросили мол как же так.

- А много чего лишнего и чрезмерного в государстве есть, того что есть- с головой хватит! И защититься и напасть. Тут часть военную организовать надо, да не для убийства, а для помощи.

- как так?

- Организуется часть, да даётся ей заброшенный военный городок. Делается минимум, лишь бы стена без дырок. Склады какие поднять, да помещений минимум. Казарму ремонтировать не надо,солдат дома, у мамки лучше спит. Но баньку и комнаты для отдыха отменные быть должны, ибо надо помочь начальству и проверяющим хорошо отдохнуть. А для связи надо иметь хорошеньких телефонисток, это очень важно, надёжная связь.Всем хорошо будет.

-А личный состав и технику где взять?

-Так в любой части есть убитый автотранспорт и бронетехника, которую они по акту с удовольствием передадут, дабы сдыхаться. А деньги потом на ремонт пойдут, помогут умельцам, а ГСМ пойдут на помощь окрестным фермерам, за пол цены. Сельское хозяйство оживёт. Опять таки склады можно не дорого сдавать бизнесменам, помощь нужна. А чтоб помочь облэнерго и водоканалу, можно помещения задёшево сдать мастеровым людям, чтоб и им помочь. А тем из начальства, кто этого не увидит, тоже можно будет помочь и будет с чего. Но надо человек тридцать иметь и лишних на территорию не пускать. Ато всякий народишко вокруг бродит!

-Но на часть выделяются продукты и дрова?

-Мало. Но и этим малым можно за пол цены людям помогать, протянуть руку помощи. Кроме того надо помочь служить людям, которые не хотят служить.

-?

-А в военкоматах берут деньги за отмазаться и ложат в карман. Какая польза обществу? А тут человек якобы служит в части а сам дома живёт. Ну даст денег другим помочь. На него зарплата, продукты, дрова и медикаменты пойдут, которые можно будет пустить на помощь нуждающимся!

-Так заметят отсутствие личного состава!

-Только те сволочи, что не хотят помогать людям. А таких мало. А боеприпасы на стрельбище не пропадут: можно дать возможность любителям пострелять и потом помочь армии. И стрельбы проведены и помощь есть.все довольны.

- Идеально как-то.

- Да всё можно сделать, если с умом.

-А если на фронт?

- Везде есть люди нуждающиеся в помощи , помоги им и они помогут тебе. И льготы всем будут и отсутствие риска. Если хорошо подумать, то помочь можно всем. но есть эгоисты, которые думают только о себе, вот с ними точно надо бороться!

Поэтому, ровно через три часа и двенадцать минут после заката (плюс-минус минут сорок) тишину древнего замка взорвал жуткий лязг железа, стократ усиленный эхом каменных стен. Со всех концов замка рыцари потянулись к Круглому Столу.

Король уже был в зале и сидел на своём почётном королевском месте за Круглым Столом. На короле были заношенные лосины, местами покрытые пятнами, весьма несвежая рубашка с оторванным в трёх местах трогательным кружевцем. Короны на монархе не было. Короче, одет король был вполне по-домашнему. Кроме того, он был босой. И это на каменном полу. В середине декабря. Впрочем, т.к. в последнее время, по совету своего лекаря, Его Величеству вдруг увлеклось моржеванием, простудиться оно (Величество) не боялось.

- Мы явились по твоему приказу, Твоё Величество! - изрёк один из рыцарей и подобострастно заглянул монарху в глаза. Он явно собирался очень поспешно, поэтому доспехи сидели на нём как-то кривовато. Остальные рыцари его недолюбливали, потому что он был карьеристом.

Его Величество несколько минут задумчиво смотрел на своих ближайших соратников, а потом сказал:

- Ну, и какого хрена вы припёрлись в доспехах и с мечами? Пока вы толпой сюда сунулись, по замку такой грохот стоял, что в самом дальнем селе куры с перепугу нестись перестали.

- Так мы это... Ты же это... - начал пытаться формировать мысль другой рыцарь - тут же, типа, это... военный совет... Не? 

Монарх печально посмотрел на него. Отличный вояка. Преданный друг. Но когда он пытается говорить или, того хуже, думать - совсем беда.

- Какой, нахрен, военный совет? Мы уже лет десять ни с кем не воюем.

- А чего тогда звал? - задал совершенно естественный и резонный вопрос третий рыцарь.

- Просто пива попить, - ответил король таким тоном, как будто это что-то само собой разумеющееся. 

- Тю... - неопределённо и туманно отреагировал четвёртый рыцарь. 

На этом обсуждение повестки дня позднего собрания как-то само собой заглохло. Доблестные рыцари начали не без труда рассаживаться за огромным и, чего греха таить, жутко неудобным каменным Круглым Столом, от времени и неаккуратного обращения ставшим уже не очень горизонтальным. При этом они, разумеется, производили немало грохота и звона. Монарх поморщился. Громкие и пронзительные звуки не совсем соответствовали его сегоднешнему настроению. Ему просто хотелось расслабиться в чисто мужской компании, т.к. с королевой у него с утра вышла размолвка по поводу гобелена в спальне, оставившая неприятный осадок. А эти придурки-рыцари всё испортили. И тем не менее, мальчик-слуга внёс кувшин пива. Кувшин был традиционно грязный, а пиво традиционно разбавленное и мерзкое на вкус. Пили молча. Каждый думала о своём, но подавляющее большинство рыцарей как-то молча недоумевали, нахрена их вытащили из постели или вовсе не дали лечь спать в это время суток. Пиво подошло к концу. Во всех смыслах этого выражения. И суровые мужчины с суровыми лицами засобирались расходиться. Тут Монарх на волне дурного расположения духа, как будто в продолжение прерванного монолога, сурово произнёс: - И если кто жуйки под стол лепить будет, голову нахрен отсеку. На том и разошлись.  

© Copyright: Гном Котя, 2014

В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:

- Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.

Затем мать поцеловала дочку и померла.

После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!

Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого, где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:

- На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?

Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:

- Не выдам меньшой прежде старших! А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга; никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке; одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.

- Что теперь нам делать? - говорили девушки. - Огня нет в целом доме. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!

- Мне от булавок светло! - сказала та, что плела кружево. - Я не пойду.

- И я не пойду, - сказала та, что вязала чулок. - Мне от спиц светло!

- Тебе за огнем идти, - закричали обе. - Ступай к бабе-яге! И вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:

- На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!

Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.

- Не бойся, Василисушка! - сказала она. - Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.

Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, - на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, - стало всходить солнце.

Василиса прошла всю-ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо дверей у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, - настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как среди дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:

- Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?

Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:

- Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.

- Хорошо, - сказала баба-яга, - знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! Потом обратилась к воротам и вскрикнула:

- Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!

Ворота отворились, а баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.

Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:

- Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу. Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:

- Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то - съем тебя!

После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:

- На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!

Кукла ответила:

- Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!

Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник - и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.

- Ах ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от беды меня спасла.

- Тебе осталось только обед состряпать, - отвечала куколка, влезая в карман Василисы. - Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет баба-яга. Василиса встретила ее.

- Все ли сделано? - спрашивает яга.

- Изволь посмотреть сама, бабушка! - молвила Василиса.

Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:

- Ну, хорошо! Потом крикнула:

- Верные мои слуги, сердечные други, смолите мою пшеницу!

Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:

- Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!

Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:

- Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!

Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:

- Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло! Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.

- Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала баба-яга. - Стоишь как немая?

- Не смела, - отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.

- Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!

- Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?

- Это день мой ясный, - отвечала баба-яга.

- Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?

- Это мое солнышко красное! - отвечала баба-яга.

- А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?

- Это ночь моя темная - всё мои слуги верные! Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.

- Что ж ты еще не спрашиваешь? - молвила баба-яга.

- Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь - состаришься.

- Хорошо, - сказала баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?

- Мне помогает благословение моей матери, - отвечала Василиса.

- Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:

- Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.

Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: “Верно, дома, - думает себе, - уж больше в огне не нуждаются”. Но вдруг послышался глухой голос из черепа:

- Не бросай меня, неси к мачехе!

Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только входили с ним в горницу.

- Авось твой огонь будет держаться! - сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.

Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:

- Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.

Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:

- Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю.

Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:

- Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:

- Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.

Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:

- Что тебе, старушка, надобно?

- Ваше царское величество, - отвечает старуха, - я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу.

Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно - удивился.

- Что хочешь за него? - спросил царь.

- Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.

Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.

Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:

- Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.

- Не я, государь, пряла и соткала полотно, - сказала старуха, - это работа приемыша моего - девушки.

- Ну так пусть и сошьет она!

Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.

- Я знала, - говорит ей Василиса, - что эта работа моих рук не минует.

Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладаючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.

Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:

- Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.

Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.

- Нет, - говорит он, - красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.

Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.