15 сентября 2011  -  http://polemika.com.ua/news-72824.html#title

В своей проповеди, с которой святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил перед луганчанами, он рассказал, как отличать истинную веру и истинные знания от лжеучений, передает корреспондент Полемики.

"Есть действия, которые нельзя оправдать ни обстоятельствами, ни неведением, ни даже глупостью человеческой. Эти действия можно отнести к особой темной силе. В Евангелии от Марка рассказано, как Господь исцелил от действия этой силы бесноватого и разрешил изгнанным бесам вселиться в стадо свиней, которые бросились с крутизны в море и погибли. Так Господь показал, что может произойти с человечеством, с природой, с миром, если дьявол начнет господствовать", - сказал Патриарх Кирилл в проповеди во время Божественной Литургии, которую он отслужил в центре Луганска на Театральной площади. На богослужении присутствовало около 15000 человек. Он отметил, что сейчас "беснование может быть совсем не страшным, а даже образованным, воспитанным, и весьма привлекательным внешне".

"Если чей-то ум захватывают силы бесовские, то что бы этот человек ни делал и ни говорил, как бы это ни было привлекательно, в итоге всегда приводит к погибели. Миллионы, десятки миллионов людей на протяжении мировой истории оказывались в плену бесовского. И гибли целые народы, перемалывались человеческие судьбы. И никому тогда в голову не приходило спросить: "Не бесноватые ли мы? Не превращаемся ли в свиное стадо, которое бросается с крутизны в море?". Так было не раз. В том числе и в нашем общем отечестве, и в иных европейских странах. И в будущем никто не застрахован от того, что кто-то снова попытается превратить людей в свиное стадо", - сказал Патриарх Кирилл.

Единственное средство, которое, по его словам, является противодействием, защитой от лжеучений, это поверка выверенной веками истины. Патриарх Кирилл призвал собравшихся "придерживаться истинной православной веры, ибо там, где бес, там смерть, там стадо, бросающееся с крутизны в море".

Polemika

  Когда возникло христианство , люди крестились в новую веру и строили свои храмы для своих собраний , никто не отбирал синагоги у евреев ,  языческие храмы у язычников , мусульман тогда не было ,  но , по логике происходящего , сейчас должны оттяпать их мечети и молитвенные дома сектантов , раз уж церковь в нашей стране будет одна для всех.  Люди жертвовали на своих священников ,  которых  обучали Пророки , на свои храмы и никогда христиане не грабили другие религии и друг друга и не занимались  разбоем или я чего-то не понимаю ?  И когда Киприан пришел и стал христианским пресвитером , то он не был раввином и его Рим не запугивал - он пришел добровольно из сатанистов. 

6 января, 2012 • Протоиерей Александр Авдюгин

Служба в Рождественскую ночь начиналась в четыре утра. Так принято было еще в том, старом храме, который сохранился лишь в памяти стариков. Они же, бабушки и дедушки, сквозь годы веру сохранившие и Бога не оставившие, своему священнику в новой церкви так и сказали:

- Ты, батюшка, конечно, все уставы знаешь, но Рождество у нас завсегда рано утром начиналось и «Кто Бог велий» мы затемно пели и из вертепа огонек всю церкву освящал…

На том и порешили.

Обычно отец Андрей за пару часов до службы на своем стареньком «жигуленке» из города приезжал, но в Сочельник, накануне Рождества, разыгралась нешуточная метель, и батюшка решил остаться на приходе. Вечером, распрощавшись с очередными колядующими, пошел священник запирать церковную дверь, иначе ходоки с кутей, узнавшие, что священник на ночь домой не уехал, до утра бы донимали батюшку.

Проходя через храм (комнатушка священника слева от алтаря, за пономаркой располагалась), отец Андрей в очередной раз споткнулся об взгляд с иконы, изображающей, как утверждал местный богомаз, святителя Николая. Странный какой-то взгляд. Не пугающий, не укоряющий, а какой-то останавливающий.

С иконой этой целая история приключилась. Пришел как-то в храм местный художник, вернее, даже не художник, а работник шахтного клуба. Да и как ему было не прийти, если церковь новая и расположилась именно в здании бывшего очага шахтерской культуры?

Практически все свои работоспособные года, до самой пенсии, рисовал здесь художник афиши, писал лозунги с призывами, составлял стенгазеты и наглядные пособия по технике безопасности. Выполнял эти незамысловатые поручения шахтного руководства и профсоюзов мастер кисти и плакатного пера всегда четко и тщательно, налегая, прежде всего, на две краски: положительную и призывающую – красную, отрицательную и осуждающую — черную.

В церковь художник изначально практически не ходил, не мог пересилить себя, что на его рабочем месте теперь Богу молятся и там, где раньше его мастерская была, теперь батюшкина келья определилась. Но время шло, все вокруг менялось, да и возраст заставлял о вечном думать. После очередной, невесть откуда взявшейся болезни, когда скрутило так, что и о батюшке вспомнил и на икону, от матери оставшуюся, по иному смотреть начал зачастил художник к храму. Даже место себе в церкви постоянное определил: за клиросом, в правом церковном углу, где народа поменьше.

Отец Андрей был рад новому прихожанину, а когда тот подошел к нему с предложением «нарисовать» икону Николая Чудотворца, то с радостью согласился, тем более, что прихожане ему не раз намекали о существовании местного мастера красок и кисти. Распечатал батюшка на цветном принтере несколько образцов иконы святительской, помог краски купить и даже место в храме для новой иконы определил. После молебна перед началом всякого доброго дела принялся художник за работу и к Покрову труд свой представил.

С гордостью и сознанием четко и в срок выполненного долга внес мастер местного изобразительного искусства большую в рост написанную икону святителя Николая Чудотворца в храм, установив ее у алтарного иконостаса, сдернул полиэтиленовое покрывало…

Батюшка застыл. Надолго. Слов не было, одни междометия.

На священника прямым, волевым, утверждающим и призывающим взглядом смотрел образ широкоплечего передовика социалистического производства, с необъятной шахтерской грудью и натруженными монументальными руками. Правая – благословляющая длань, больше напоминала указывающий жест к новым свершениям, а левая держала в руках громадный красный том с золотым крестом, на место которого больше напрашивалась надпись: «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Одежда образа сверкала всеми красками радуги и была выписана тщательно и ярко, именно так, как рисовали на цирковых балаганах и на бумажных гобеленах, висевших по сельским домам в далекие 50-60-х года века прошлого. Полноту «образа» дополняла подпись над нимбом: «Николай Чюдотворец».

Слов у священника не было. Он не мог их найти еще и потому, что рядом с иконой стоял любующийся своим творением и ожидающий похвалы художник, а невесть откуда приключившиеся две старушки-прихожанки почти хором воскликнули: «Красота-то какая!».

Раскритиковать, отругать и отвергнуть данное «письмо» священник, глядя на гордого «иконописца» и прихожанок, сразу не решился. Лишь, смущаясь, смог вымолвить, что, мол, каноны иконописи нарушены, да цвета яркие и подобраны неверно.

Критику художник и бабушки тотчас отвергли, а силы настоять и сказать категорическое «нет» отец Андрей найти не смог. Да и понимал, что не одобрили бы прихожане его решительной отрицательности. Художник-то свой был, родной, понятный, вместе с ними выросший и живший.

Маялся теперь настоятель с этой «иконой». В кивот не поставишь, в иконостас, тем паче, никак нельзя. Приедет благочинный или Владыка заглянет – неприятностей не оберешься. Вот и переставлял отец Андрей «Николая Чюдотворца» с места на место и спотыкался раз за разом под взглядом от него исходящим и останавливающим.

Батюшка не торопясь вычитал свое священническое правило, подсыпал угля в котел, поплотнее прикрыл форточки, метель разыгралась не на шутку, и отправился спать. Вставать рано, да и грядущий день рождественский всегда хоть и в приятных заботах проходил, но сил великих требовал.

Мобильный телефон уснуть не дал. Отец Андрей, уверенный, что это очередное поздравление с наступающим праздником взглянул на дисплей – 22.30, а вместо имени — набор неизвестных цифр. Ответил. Звонили из соседнего, расположенного в трех километрах от храма, умирающего по причине отсутствия работы, небольшого поселка.

- Батюшка, это Сергей, фермер, вы у нас на прошлой неделе младенца крестили, помните?

- Конечно, помню, — ответил священник, — мы с вами еще беседовали после крестин. Что случилось то?

- Беда, батюшка. Температура под сорок у сыночка нашего, — голос фермера срывался и был настолько тревожным, что тревога эта передалась и священнику.

- Врача вызывайте, — потребовал отец Андрей, но взглянув на забитое снаружи мокрым снегом окно понял, что совет этот невыполним. В балке, под горой усадьба фермерская располагалась, оттуда и без снега, в дни дождливые на машине выехать было проблемой, а сейчас, когда бушевало снежное и гололедное ненастье ни о какой машине и речи быть не могло.

- Одевайте потеплее ребенка, — распорядился священник, — и выходите пешком, наверх, к трассе. Я на шахте транспорт раздобуду.

Другого выхода батюшка не видел и решил сам отправиться на шахту на своей машине. Тщетно. Машина священника буквально вмерзла в снег, и даже если бы он ее как-то и освободил от обледенения, уверенности, что старый автомобиль заведется и сможет куда-то доехать, у него не было никакой. В отчаянии священник бросился к телефону.

Директор шахты был на месте. Выслушал. Посочувствовал и извинительным тоном окончательно расстроил священника:

- Понимаете, отец Андрей, все три трактора дорогу чистят к городу, чтобы ночную смену на работу доставить.

Батюшка не знал, что теперь делать…

Он просто представил мать и отца со своим закутанным в одеяла первенцем, бредущих по заледенелой дороге, сквозь пронизывающий холодный и мокрый снежный ветер. Идущих и ожидающих спасительную машину.

Священник зашел в храм. В центре стоял вертеп, освященный внутри маленькой лампадой. Над младенцем Христом склонилась Богородица, рядом стоял, опираясь на посох, праведный Иосиф… И священник невольно подумал:

- Они нашли убежище.

Батюшка взмолился:

- Господи, ну подскажи, что мне делать. Погибнет малец. Не донесут они его до больницы.

И тут вновь — этот останавливающий взгляд неканонического святителя Николая. Отец Андрей буквально бухнулся пред ним на колени:

- Хоть ты, помоги, Никола – кричала душа, вопило сердце.

Прошло лишь несколько мгновений, а может больше? Бог весть. Но через окна церкви вдруг брызнул мощный свет подъезжающей машины, а потом заколотили в церковную дверь:

- Открывай, батя, кутю принесли, Рождество встречать будем! – кричало несколько голосов.

Священник отодвинул задвижку и распахнул двери. Перед ним стояли пятеро не совсем трезвых, чрезвычайно веселых, незнакомых представителя молодого бизнес-поколения. За ними возвышался громадный джип, семейство которых настоятель ласково называл «гардеробом».

- Будем встречать, будем! – радостно закричал отец Андрей. — Кто водитель?

И, определив самого трезвого, распорядился:

- Всем остаться у меня в келье. В тумбочке кагор и печенье, а с водителем мы сейчас кое-куда съездим.

- — -

Закутанную и покрывшуюся ледяными сосульками семью с ребенком на руках батюшка встретил еще в начале пути, который им предстояло пройти.

Через полчаса мать с хныкающим и горячим от температуры младенцем были в больничной палате.

- — -

В храме батюшку встречала иллюминация. Гости, найдя в лавке ящик со свечами, расставили их в каждое гнездо всех шести подсвечников, зажгли и хором распевали:

Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. Застеляйте столи, та все килимами, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

Батюшка тут же присоединился:

Бо прийдуть до тебе три празники в гості, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. А перший же празник: Рождество Христове, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

А затем, тихонько, чтобы гостям не мешать, подошел теперь уже к своему абсолютно каноническому святителю Николаю и поцеловал его благословляющую руку…

ПРАВОСЛАВИЕ И МИР

Всех форумчан поздравляю с  Рождеством Христовым!

«Сила моя в немощи совершается»

1885 – 02.05.1952 г.

Одна из самых известных и почитаемых в России святых. Каждый, кто хотя бы раз побывал у нее, в Покровском монастыре, навсегда запомнит необыкновенное ощущение близости, теплоты и отзывчивости на просьбу о помощи, которое приходит во время молитвенного общения с Матушкой.

Она будто здесь, открытая, простертая навстречу всем, кто приходит в храм с верой. Сегодня исполняется то, что она предсказала о себе незадолго до своей смерти: «…на могилку мою мало будет ходить людей, только близкие…Но через много лет люди узнают про меня и пойдут толпами за помощью в своих горестях и с просьбой помолиться о них ко Господу Богу, и я всем буду помогать и всех услышу»…

Традиционные, от ворот, очереди, ворохи записок, цветы, которые она любила, и радость от сознания того, что в простоте и безыскусности обязательно будешь принят. Ты к ней – с букетиком, а от нее, бывает, что и с целым букетом роз, облагодатствованный, обласканный, а впереди – главное чудо: помощь, так же просто, как если бы говорили лицом к лицу. Вот это и есть Матушка Матрона. Сколько бы ни подтрунивали богословы над этим неиссякаемым народным обожанием, в нем есть своя правда. Истосковавшиеся по сердечности люди утешаются тем, что здесь все, «по-оптински»: «на молитве не лукавь, а веди дело проще». А за этой простотой и «народностью» – исповеднический подвиг, история послушливой, по-детски преданной любви к Богу.

Слепая девочка

Сиротство было уготовано ей еще до рождения. Обычная крестьянская семья из села под Тулой, где едва сводили концы с концами. До ее появления на свет в 1885 г. мать от бедности и отчаяния подумывала, как бы пристроить нежеланного младенца в приют. А новорожденная девочка, маленькая, слабая, оказалась совершенно беззащитной перед миром – слепой, и мать вдруг одумалась, осознав, что если не она, никто не возьмет на себя заботу об этом ребенке, никому он не будет нужен, и Матронушку оставили в семье.

Со временем же, та, что казалась «обузой», стала для матери большей радостью, чем ее старшие дети. Девочка росла ласковой, доброй. Кроха, сама немощная, а мать свою старалась поддержать, будто это и не она нуждалась в помощи. Когда же матушка жалела о ней, о будущей ее участи, Матрона только и отвечала: «Я-то несчастная? У тебя Ваня несчастный, да Миша». Слов ее не понимали тогда, но стали примечать, что ребенок этот необычен. Видно было, что ей дано зрение, хотя и отличающееся от обыкновенного: она пробиралась к иконам, любила держать образы на руках, различала…

…Невысокая, с короткими ручками и ножками, Матрона Никонова с самого детства оказалась «обособлена» от обычной жизни. Общение со сверстниками порой приносило ей страдание: над ее немощью потешались, и она приняла свой недуг как ограду – началась жизнь внутренняя в постоянном обращении к Богу, к святым. Вера была у нее крепкая, как у взрослого. Любимым ее уголком стало уединенное место в Успенском храме, поблизости от дома, слева, за входной дверью, где она часами неподвижно стояла в молитве.

Один случай открыл необычность ее внутренней жизни, когда Матронушка среди ночи сказала вдруг о том, что скончался крестивший ее священник, отец Василий, и слова ее оказались правдой. Тогда родные припомнили и важный эпизод: когда о. Василий крестил Матрону, во время совершения таинства над купелью поднялось легкое благоухающее облако, и священник предсказал, что их ребенок будет свят.

Духовное зрение, которым девочка была наделена от Бога, стало проявляться все более явно. Она предсказывала будущие события, часто уберегая людей от опасности, предвидела она и стихийные бедствия, за много лет предсказывала революцию и гонения на Церковь. По ее молитве люди стали получать исцеление и помощь в скорбях. О маленькой молитвеннице узнали: к дому Никоновых стал стекаться народ не только из окрестных сел, но и из других губерний.

Были в тот период и радости в ее жизни: паломничества в Киево-Печерскую лавру, к Троице-Сергию. Послал Господь добрую душу: дочь местного помещика Лидия приняла Матрону как спутницу в своих путешествиях по святым местам, заботясь о ней. Сохранилось предание и о том, что в Кронштадте, среди толпы, выделил и особым образом благословил Матронушку сам о. Иоанн Сергиев. Назвав прежде с ним незнакомую девушку по имени, о. Иоанн прибавил: «Смена мне, восьмой столп России».

Дар

На семнадцатом году жизни Матрона «обезножила», внезапно, будто от удара. Сама она видела в этом испытание веры, и говорила, что ей был указан и человек, женщина, сознательно причинившая ей зло, по ненависти к тем, кто угождает Богу молитвой. Матрона приняла болезнь как Крест Христов, не без воли Божией посылаемый.

В телесном страдании ей было дано почувствовать то, что испытывал апостол Павел: изобилие благодати при крайней немощи плоти. Прозорливость ее поражала. Одну посетительницу она обличала в утаенном грехе – та в голодное время продавала сиротам и неимущим несвежее и нечистое молоко, другой – приоткрыла, что задуманное ей дело не сбудется – и материалы заготовлены, и средства есть, а помешает революция возведению новой колокольни, третьему же советовала поскорее продать имение и уехать за границу. В редких случаях, когда ее советами пренебрегали, события заставляли об этом сожалеть. Понадеялся помещик Яньков на то, что «пересидит» волнения в глубинке, и не избежал преждевременной смерти, оставив бесприютной сиротой единственную дочь.

К Матрюше везли больных и расслабленных: помолится, подаст воды, и казалось неизлечимо-больной человек, после продолжительного и глубокого сна, встает совершенно здоровым. Сама же Матрона не признавала за собой никакой чудотворной силы: «Что Матронушка Бог что ли? Бог во всем помогает». Это и возводило ее в ранг евангельского врача: не ради корысти лечила она людей и помогала, сама довольствуясь лишь необходимым, а для прославления Имени Божия, и не своими силами, а через молитвенное обращение к Господу. За это Матрону ненавидели «целители» и ворожеи, колдуны и оккультисты, «соревновавшее» ей и бессильные. Матрона упреждала людей от уклонения на путь «легкой помощи»: помочь – «помогут», да только временно, а цену поставят непомерную – душу, Богом сотворенную, бессмертную.

От Арбата – до Посада

Революция произвела разделение и в ее семье: оба брата Матроны вступили в партию. Жить под одной крышей с блаженной, к которой люди, по-прежнему, шли и ехали отовсюду, было для них нестерпимо. Оба были «активистами», сельскими агитаторами. Матронушка же не могла ни от Бога отступить, ни утаивать дар от Него полученный как «не свое», а для служения на пользу ближним ей данный, и, жалея престарелых родителей, перебралась в Москву. С 1925 года она стала бездомной странницей: ни постоянного угла, ни прописки.

До войны жила она на Ульяновской улице в доме приютившего ее на время священника, а потом – на Пятницкой, в Сокольниках в летнем домике, где в холодное время стены покрывались пленкой льда, в подвале у племянницы жила в Вишняковском переулке и у Никитских ворот, в Петровско-Разумовском и в Царицыно, гостила и в Сергиевом Посаде. «Безногая», всю Москву знала она по подвалам и закуткам.

Не раз она, как птица, срывалась с места перед самым приходом милиции и искала себе прибежище в другом конце города. Сопровождали ее «келейницы», разделявшие с ней ее скитания.

Неудобств для себя она словно и не замечала. Не было ни жалоб, ни ропота, ни досады. Любила Москву, называла ее «святым городом», и, предсказывая приближение долгой и кровопролитной войны, утешала: «Москву враг не тронет. Из Москвы уезжать не надо».

С 1942 г. появился у нее, наконец, «свой уголок» в Староконюшенном переулке, у женщины из одного с ней села, где задержалась она на пять лет. Три угла в комнате от потолка до самого пола занимали иконы. Маленький «островок» прежней жизни за тяжелыми, дореволюционного пошива, шторами. Здесь заботливо поддерживали огонь в лампадах, помнили праздники и дни великих святых, и, по-прежнему, молились.

А народ, по-прежнему, шел за помощью, так, что в иные дни стекалось к ней и по сорок человек. Так и шла жизнь по заведенному распорядку: днем – посетители, ночь – для молитвы, краткие перерывы на сон, хотя она и не спала глубоко, а только дремала, по-монашески, положив голову на кулачек.

Матушке открывались судьбы людей, сражавшихся на фронте, она не отказывала в молитве за воинов, и сама часто присутствовала в разных местах страны. Среди ее предсказаний запомнилось и относившееся к ее «малой родине»: «В Тулу немцы не войдут».

Бывало, что и приходившие к ней в отчаянии, не надеясь уже ни на что, получали помощь за простое обещание твердо верить, что есть Бог и Его силой все совершится и уладится, за внимание к ее словам о том, что христианам нужно, не снимая, носить крест, читать молитвы, венчаться в Церкви. И за этим следовали сотни свидетельств об исцелениях, избавлении от власти злых духов, разрешении запутанных, сложных обстоятельств. Утешала, ободряла, увещевала, обещая, что Господь не оставит Россию, а бедствия посылаются за оскудение веры.

И так до конца служила она Богу, не думая о себе высоко, держась всегда просто и скромно, не поощряя никаких внешних выделений и «обособлений в духовность». «Ни вида, ни величия», ни монашеского облачения. Выглядела она как обычная, только очень немощная и утружденная болезнями и неустройством женщина, всегда благодушная, со светлым лицом и детской улыбкой. Однако не только для мирян, но и для монахов Троице-Сергиевой Лавры была она «Божиим человеком», «духовной матерью», которую знали многие и чьими молитвами дорожили.

В первые годы после ее кончины в 1952 г. о маленькой могилке на Даниловском кладбище, выбранном по тому, что там находился один из немногих действующих храмов, знало лишь ограниченное число людей. Лишь спустя десятилетия совершилось ее прославление, мощи были перенесены в Покровский монастырь, и снова пошли люди со свечами, с букетами цветов, с пением акафиста новой московской и всероссийской святой – в удостоверение плодов ее земного подвига, пройденного смиренно в простом русском платьице в горошек.

Использованные и рекомендуемые для чтения источники и литература:

1. Матрона Московская. Повесть о житии. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II Издательский Совет Русской Православной Церкви 2002. (Интернет-публикация: http://www.wco.ru/biblio/books/matrona1/Main.htm);

2. Блаженная Матрона Московская // Православный календарь. (http://days.pravoslavie.ru/Life/life4629.htm)

2 мая, 2011

Мария Дегтярева

ПРАВОСЛАВИЕ И МИР

 - Нельзя,  запрещено!  Грех ! Грех - это уже не мужским монашеским , а мерзким училочным голосом рьяной прихожанки  .  А я люблю грешить.  Не грешить скучно .  

Неправда, что любой брак в православной семье незыблем, как скала. Есть много причин, которые приводят к гибели брака даже между глубоко верующими супругами. И в последнее время одной из самых частых причин становится даже не отсутствие взаимопонимания, с этим многие христиане готовы смириться, а физическое насилие.

Довольно странно от адептов религии, призывающей не только любить ближнего как самого себя, но и научающей подставлять вторую щеку под удар, слышать поговорку: «Бьет — значит любит». Но эту странность приходится слышать регулярно. В том, что муж бьет свою жену, не видят криминала, не видят не то что повод для развода, даже проблемы не замечают. Это воспринимается как данность, подкрепляемая некоторыми одиозными проповедниками, имена которых у всех на слуху. Да и простые священники, не из популярных, могут обронить фразу: «А как еще воспитывать жену?» Подставлять же щеку сейчас чаще советуют другим, а вовсе не подставляют свою.

Вот и эта несчастная пара: муж наслушался в интернете, как надо «воспитывать жену», насмотрелся видео священнослужителя (увы!) о том, какие женщины «неполноценные» и «слабые духом», не могущие без строгого к себе отношения сохранять благочестивую жизнь, и принялся за «воспитание» с умением профессионала. По профессии он тренер восточных единоборств, и можно себе представить, что пережила его несчастная супруга. Сначала скрывала синяки от побоев даже от родителей, затем — не выдержала.

Разве жену нужно воспитывать? Почему бы не вступать в брак со зрелой личностью, единомышленной тебе? Зачем надеяться на то, что ты сможешь воспитать совершеннолетнего человека? Зачем это воспитание видеть в форме рукоприкладства?

Ведь любой удар, который наносит муж жене – это очередная трещина в их отношениях. И, зачастую, такая трещина уже не зарастет. Даже в живом организме раны оставляют шрамы, а в неживой природе трещина неминуемо приводит к разлому предмета на части. Семья может из живого союза двух любящих сердец превратиться в каменную породу жестокости и холода в отношениях, тогда любая трещина становится началом неминуемого раскола, разделения.

Да, некоторые готовы терпеть и побои, и унижения, да на всё готовы, лишь бы сохранить брак. Недавно столкнулся с вопиющей историей. Муж не только жену бил, но бил и ее родителей, пытался выбросить ребенка с балкона. В итоге его агрессия вылилась и на его родную бабушку, которую он облил бензином и поджег. Казалось бы, к чему история про совершенно неадекватного нравственного урода?

Все дело в том, что он, отсидев положенный срок в колонии, вернулся к жене и та приняла его! «Как же, он искупил свою вину, я должна принять мужа». Да ничего ты не должна тому, кто поднял руку на твоих родителей, на тебя и твоего ребенка! А если завтра жертвой станет родной тебе человек, ты кого станешь винить – своего неадекватного супруга или же саму себя, не думающую дальше сегодняшнего вечера, когда все мирно и спокойно?!

Защитники домашнего насилия ссылаются на Домострой. Так неужели половина тысячелетия, прошедшая с момента написания этой книги, ничему не научила христиан? И почему из всей книги только краткая фраза о телесных наказаниях пользуется такой популярностью? Обо всех правилах благочестия и ведения домашнего хозяйства мы забыли — устарели они в наших глазах, а вот как наказывать — помним.

Так вот, рукоприкладство в Домострое запрещено: «Ни за какую вину ни по уху, ни по лицу не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным и деревянным не бить. Кто в сердцах так бьет или с кручины, многие беды от того случаются: слепота и глухота, и руку и ногу и палец вывихнет, наступают головные боли и боль зубная, а у беременных женщин и дети в утробе повреждаются». Более того, речь идет о наказаниях для крепостных, но уж никак не о супруге! Крепостных давно уже нет, нет нужды и помнить об этом пережитке.

Но есть и другая форма семейного насилия, о которой мало кто говорит, но она почти так же распространена, как и первая. Ужасно, когда муж, пользуясь тем, что он сильнее, бьет жену, но не менее ужасно, когда жена, пользуясь тем, что муж не считает допустимым поднять на нее руку, распускает свои. Об этом стыдно рассказывать, с такой проблемой даже к священнику не каждый подойдет, а уж в суд пойти и сказать, что жена избивает — как такое расскажешь? Тоже беда!

В общем, пора бы уже ответственно относиться к браку, не как к хрупкому сосуду, который страшно разбить, но как к симбиозу живых существ, в котором каждый живет лишь при гармоничном содействии, в котором и неприязнь разрушает отношения, не говоря уже о насилии.

Научиться любить так, как заповедует нам это апостол Павел: «Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя» (Еф. 5:28). Только так, не иначе! Иначе не сохранить брак!

В случае, который описан в начале, ничего уже было не поделать. Супруги подали на развод. Слишком они отдалились друг от друга, не осталось точек взаимопонимания. Муж не считал свое рукоприкладство чем-то выходящим за рамки допустимого, жена не верила, что можно что-то исправить. Еще одна трагедия. Надеюсь, что своими размышлениями я смогу остановить чью-то семейную трагедию. Любите друг друга, берегите друг друга!

(с) 

15 октября Вячеславу Бутусову, создателю групп «Nautilus Pompilius» и «Ю-Питер», исполняется 50 лет.

Накануне юбилея музыкант дал «Фоме» интервью.

Об эмоциональной скупости Бутусова в журналистских кругах ходят
легенды. Когда я собирался в Санкт-Петербург на интервью, один знакомый даже сказал мне: «Бутусов на все вопросы отвечает односложно…» Но это оказалось неправдой. Просто когда говоришь о глубоком — о доверии к незнакомому человеку, об искушениях среды рок-музыкантов, о смысле смерти, — едва ли станешь размахивать руками. А именно на такие серьезные разговоры Бутусов, как мне показалось, настроен.







Общение и разобщение



— Сейчас принято считать, что желания «поговорить за жизнь» становится в людях все меньше и меньше…

— Да, и это происходит не просто так. Потребность общаться исчезает.



— Неужели Вам не хочется общаться с окружающими?

— Лично я испытываю огромную потребность в общении. И думаю, ее испытывают многие — на индивидуальном уровне. Но она не формирует более крупные общности людей. Я понимаю, что если просто так — ни с того, ни с сего — приду к лучшему другу поговорить — общения не случится. Хуже того, может получиться разобщение. Мы же окружены знаками, которые нужно видеть и считывать. Я через какие-то символы должен почувствовать, что человек нуждается во мне именно сейчас — тогда произойдет душевная взаимосвязь. Мы же все связаны между собой где-то на высшем уровне. И когда эта связь воплощается и в  земной ипостаси, тогда возникает наполненное, зрелое чувство удовлетворения от общения. Говоришь с человеком, вроде ничего особенного не делаете, всё как всегда — но чувствуешь, что вместе с этим происходит что-то необходимое. То, чем мы по сути живем. Но этого сегодня все меньше…



— А почему?

— В мире, где мы живем, вообще многое выхолащивается. Как сказал мне один священник, мы становимся все более и более сенсорными. А от многих других священников я слышал такую формулировку, что человек сегодня истощается — то есть начинает чувствовать одними основами. Вот есть, допустим, здание. Его можно воспринимать как таковое, во всей полноте, а можно посмотреть на него с архитектурной точки зрения: убрать весь заполнитель — окна, витражи — и останется просто арматурная сетка. И здание можно видеть насквозь. Так и от человека сегодня остается только конструкция… Я об этом много думал. Знаете, каждый совершает сам для себя маленькие открытия, а когда они вдруг подтверждаются с внешней стороны, да еще на очень основательном уровне, — это воспринимаешь как маленькое чудо. Так вот, какое-то время назад был в Перми, там в это время шла конференция, и в ее рамках проходил мастер-класс профессора Сергея Капицы. В конце своей лекции он написал довольно короткую для современной математики формулу, в которой обозначил, с какой степенью прогрессивности наш мир… мельчает. Это сухая математика. В эту же прогрессию вписывается и расщепление потребности общаться.

[ Читать дальше ]


— А Вы не чувствуете диссонанса между атмосферой рок-котла и христианским смыслом, который отыскивают в песнях?

— Нет. Я вынужден был проанализировать, как это происходит. И пришел к выводу, что это опять-таки нормально. Ведь многие песни лично я писал по наитию, подбирая слова интуитивно. То есть у меня была задача использовать некий язык, вуалировать символы. Например, если я находился под влиянием группы «Аквариум», то я сочинял песню «Праздник общей воды», которая потом стала «Праздником общей беды». По моим нынешним ощущениям, в этой песне читаются какие-то христианские аллюзии. Но я не думал об этом, когда песня сочинялась. И откровенно говоря, смысла символов особенно не искал. Просто, как художник, комбинировал краски, подбирал слова, которые считал нужными в тот конкретный момент. Если бы я подбирал другие слова и расшифровывал, что имею в виду, у меня получилась бы длиннющая поэма. Поэтому текст песни — это кристаллизация смысла. И я не смог бы Вам сказать, что вот в этой строчке заложен вот такой смысл и никакой другой. И поэтому сейчас в песнях могут возникать какие-то новые смыслы — опять же помимо автора и той ситуации, в которой песня сочинялась.



— А лично Вам эти смыслы близки?

— Я и сам в какой-то момент начал некоторые песни воспринимать как проекцию отношения человека и Бога. Ту же «Я хочу быть с тобой». Другое дело, что это произошло спустя двадцать лет после того, как песня была написана. Я и считаю такую «выдержку» существенной. Мне — человеку, который эту песню сочинял и испытывал тот самый восторг в момент сочинения — потребовалось двадцать лет, чтобы до этого дорасти. На волне восторга я, конечно, на каком-то интуитивном уровне ощущал, что песня — о чем-то высшем. Видимо, давали о себе знать те самые безусловные основы, заложенные в человека. Но было бы немыслимым в тот момент осознать это головой и «присвоить» себе роль мыслителя. К тому же смутные ощущения возникали только наедине с самим собой. Стоило выйти в социум — в нашу свердловскую реальность — и все исчезало. И уж конечно, на уровне разума я вообще о таких вещах, как отношения человека и Бога, не задумывался. И потом было несколько этапов, через которые песня «Я хочу быть с тобой» в моем восприятии прошла. Был период, когда я ее ненавидел. Мне казалось, что это тривиальная история — и поэтому ее тут же подхватили все свердловские рестораны. А это мне казалось унизительным. Потом я этой ситуацией переболел и стал воспринимать песню как дань уважения к человеку, к которому испытываю любовь, — единственному, самому близкому человеку. И только после этого я понял, что эта песня вполне может звучать как обращение к Богу. Но ведь до этого, повторюсь, надо было дорасти… Сознание должно окрепнуть, чтобы делать такие заявления. Потому что страшно. Это же колоссальная ответственность. Это нужно подлинно прочувствовать, иначе у окружающих будет такое же ощущение, как было у меня, когда песню пели под гитару во всех дворах — ощущение человеческой фальши. Хорошо, что двадцать лет прошло: такое заявление, как обращение к Богу, нужно выстрадать. 


14.10.2011

Фото Владимира ЕШТОКИН

Автор: МАЦАН Константин

ФОМА №10/102октябрь 2011

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архимандрита Тихона (Шевкунова). В нее вошли реальные истории, произошедшие в разные годы, которые в дальнейшем были использованы в проповедях и беседах, произнесенных автором.

Клавдия Евгеньевна с внучкой Машей. 1977-й год. События, описанные в этом рассказе, произойдут почти через 20 лет.    Фотография предоставлена М.Г. Жуковой

Прихожанка нашего монастыря Мария Георгиевна Жукова, дочь знаменитого маршала Георгия Константиновича Жукова, как-то с печалью рассказала мне, что ее бабушка по матери, Клавдия Евгеньевна, которой исполнилось 89 лет, не причащалась с самого детства. Беда была еще и в том, что Клавдия Евгеньевна уже несколько лет страдала старческим умственным расстройством и неадекватно реагировала на окружающее. Доходило до того, что она не узнавала даже свою любимую внучку и, увидев Марию Георгиевну, совершенно спокойно могла сказать: «Вы кто? А где же моя внучка? Где Маша?» Мария Георгиевна заливалась слезами, но врачи говорили, что это уже необратимо. Так что даже просто взять в толк, желает ли Клавдия Евгеньевна исповедоваться и причаститься и вообще, хочет ли видеть в своей комнате священника, совершенно не представлялось возможным.

Знакомые батюшки, к которым обращалась Мария Георгиевна, только разводили руками: причащать старушку, да при этом даже не иметь возможности понять, верует ли она в Бога (всю сознательную жизнь Клавдия Евгеньевна была членом компартии, атеистом), никто не решался.

Мы с Марией Георгиевной долго размышляли над этой необычайной ситуацией, но так ничего и не смогли придумать. В конце концов я не нашел ничего лучше, как сказать:

– Знаете, Маша, одно дело – наши человеческие рассуждения, а другое – когда мы придем к вашей бабушке со Святыми Христовыми Тайнами. Может, Господь каким-то образом Сам все управит? А больше нам и рассчитывать не на что!

С этим Мария Георгиевна согласилась.

Но предложить-то я это предложил, а, честно признаться, сам мало верил, что нам что-нибудь удастся. А поэтому, к моему стыду, долго откладывал посещение больной. Превозмогали самые простые опасения: было не по себе идти со святым причастием к человеку, который, скорее всего, даже не поймет, зачем ты здесь появился. Кроме того, как всегда, появились то одни срочные дела, то другие…

Наконец Мария Георгиевна проявила настоящую отцовскую настойчивость. Да и мне стало стыдно за мое малодушие. В итоге, в ближайшие дни мы решили осуществить два дела сразу: освятить маршальскую квартиру и попытаться исповедовать и причастить бабушку. Если она, конечно, сама этого захочет и правильно воспримет мой визит. Последнее было немаловажно: Мария Георгиевна предупредила, что бабушка может и рассердиться. И еще оказалось, что она совершенно не переносит людей в черной одежде.

Час от часу не легче! Пришлось наспех шить белый подрясник. И наконец мы направились освящать квартиру маршала Жукова и причащать его тещу. К слову сказать, теща-то была непростая: пожалуй, это была единственная теща за всю историю человечества, которой зять (и какой зять! Георгий Константинович Жуков был чрезвычайно требователен к людям) выразил публичную благодарность на титульном листе своей известной книги воспоминаний!

Признаюсь, не без страха, в белом подряснике, со Святыми Дарами в дарохранительнице, висящей на груди, я вошел в комнату, где в постели лежала маленькая сухонькая старушка, очень чистая и благообразная.

То и дело робко оглядываясь на Машу, я подошел к кровати и осторожно произнес:

– Э-эээ… Здрасьте, Клавдия Евгеньевна!..

Бабушка смотрела в потолок совершенно рассеянным, отсутствующим взглядом. Потом она медленно повернулась ко мне.

И взгляд ее стал совершенно иным.

– Батюшка! – воскликнула она. – Наконец-то вы пришли! Как долго я вас ждала!

Я ничего не понял! Мне рассказывали, что старушка – в глубоком маразме (назовем вещи своими именами), что она уже несколько лет, как совершенно лишилась ума, а тут?.. В полном недоумении я повернулся к Марии Георгиевне.

Но если я был удивлен, то Маша и ее подруга, которую она пригласила на освящение квартиры, были просто потрясены! Мария Георгиевна заплакала и даже выбежала из комнаты, а подруга, придя в себя, объяснила мне, что ничего подобного, в смысле разумной речи, они не слышали от Клавдии Евгеньевны уже третий год!

А тем временем Клавдия Евгеньевна продолжала:

– Батюшка! Но что же вас так долго не было?

– Простите, пожалуйста, Клавдия Евгеньевна! – от всего сердца попросил я прощенье. – Я и вправду виноват! Но вот сейчас все-таки пришел…

– Да, да! И мы с вами должны сделать что-то очень важное! – сказала Клавдия Евгеньевна. И встревоженно добавила: – Только я не помню – что?

– Мы должны с вами исповедоваться и причаститься.

– Совершенно верно, это мы с вами и должны сделать! Только вы, пожалуйста, мне помогите!

Нас оставили вдвоем. Я подсел на стульчик к кровати, и, с моей помощью, конечно, Клавдия Евгеньевна полчаса искренне и совершенно бесстрашно исповедовалась за всю свою жизнь, начиная с десяти лет, когда она, еще гимназисткой, последний раз была у исповеди. При этом она обнаружила такую поразительную память, что я только диву давался!

Когда Клавдия Евгеньевна закончила, я пригласил Машу и ее подругу и при них торжественно прочел над старушкой разрешительную молитву. Она же, сидя в кровати, просто сияла!

Наконец мы причастили ее Святых Христовых Таин. Удивительно, но когда я начал читать положенную пред причащением молитву: «Верую, Господи, и исповедую…», Клавдия Евгеньевна вдруг сама сложила крестообразно руки на груди, как это и положено при причащении. Наверное, на память к ней вернулись образы ее давнего детского причастия.

Закончив с главным, мы дали бабушке просфорку, размоченную в святой воде, и Клавдия Евгеньевна улеглась в кровати, спокойная и умиротворенная. Только с удовольствием пожевывала просфорку своим беззубым ртом.

Тем временем мы взялись за освящение квартиры. Когда я зашел с чашей святой воды освящать комнату Клавдии Евгеньевны, она, увидев меня, вынула изо рта просфорку и приветливо мне кивнула.

После освящения мы с Марией Георгиевной, ее сыном Егором и подругой сели за стол перекусить. За разговором прошло, наверное, часа полтора.

Собравшись домой, я зашел проститься с Клавдией Евгеньевной. Старушка по-прежнему лежала в кровати, но я сразу заметил, что с лицом ее что-то случилось. Левая половина как бы опала и была совершенно неподвижной. Я крикнул Марью Георгиевну. Та бросилась к бабушке, стала спрашивать, что с ней, но Клавдия Евгеньевна не отвечала. Мы поняли, что это паралич.

Так оно и оказалось. Слова покаяния на исповеди были последними, которые Клавдия Евгеньевна произнесла в своей жизни. Вскоре она скончалась. По благословению Святейшего Патриарха мы отпевали ее у нас в Сретенском монастыре. Министерство обороны выделило для похорон тещи маршала Жукова специальную военную команду.

Архимандрит Тихон (Шевкунов) 26 апреля 2011 года

АРХИЕПИСКОП ЛУКА ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ. СВЯЩЕННИК, ИСПОВЕДНИК, ХИРУРГ, УЧЕНЫЙ

(в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий; 27 апреля (9 мая) 1877, Керчь — 11 июня 1961, Симферополь)

Эту необычную фамилию я впервые услышал в 70-е годы в институте. Запомнились (и я их даже записал) слова доцента, читавшего лекцию: "Если кто-то из вас пойдет по нелегкой стезе хирурга, и вам удастся найти блестящую и очень редкую книгу "Очерки гнойной хирургии" профессора Войно-Ясенецкого, вы будете одним из счастливейших хирургов на свете: превзойти талант этого врача, бывшего одновременно епископом, до сих пор, мне кажется, никто не смог". Это был талант от Бога. По времени это событие совпало с изучением нами курса "научного" атеизма. Не знаю, как большинство, но я с интересом слушал лекции: для кого-то они были молотом, кующим безбожников, но в то же время для меня это был единственный, пожалуй, официальный источник, где можно было почерпнуть крохи знаний о религии, В.Ф.Войно-Ясенецкий. 1910. об истории Церкви, о Боге.

Найти "Очерки" оказалось возможным, но я бросился на поиски сведений о человеке, который так странно сочетал в себе несовместимое для нас: профессию врача (материалиста!) и священнический сан (не иначе как мракобеса в "свете" атеистической премудрости). Знакомые, к кому я обращался с вопросом, задумчиво повторяли "Войно-Ясенецкий?.. Епископ?.. нет, не слышали..." Работавшая в библиотечной системе не рядовым служащим родственница ничем помочь не смогла, и я, помнится, даже немного обиделся на нее, не доверяя и не понимая - "как это так - нет?..". Только в 1989-м я встретил первое для себя в светской периодике "Воспоминание о профессоре В. Ф. Войно-Ясенецком" академика АМН СССР И. Кассирского. В своих воспоминаниях о враче-архиепископе он недоумевает, как это так "религиозность никогда не заглушала в нем великий голос совести врача, ученого и гуманиста"? Чудачеством называет он неизменный обычай В. Ф. Войно-Ясенецкого перед операцией сотворить короткую молитву, перекрестить больного и обязательно начертить иодом на теле пациента крест. Верующие, да еще с образованием, для мира были "буiи" - ненормальные, безумные, темные...

Следуя логике неверия, задаешься вопросом: насколько же "ненормален" был этот человек, совмещавший в себе целителя душ и телес, не просто образованный верующий, но талантливый ученый-хирург с мировым именем и архипастырь? Святым Пантелеимоном нашего времени называли архиепископа Луку православные священники в зарубежье, и это сравнение было пророческим: 11 июня (н.ст.) 1996 года он был прославлен как святой, в Земле Русской просиявший. Как же смог он совместить "несовместимое"? На вопрос этот ответил он сам словами из Псалма 50: "Се бо, истину возлюбил еси; безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси".

Древний род Войно-Ясенецких известен с XVI века, но к тому времени, когда в 1877 году родился будущий святитель Лука, семья их жила небогато. Однако, отец его, владевший аптекарским магазином, смог дать своим чадам хорошее образование. Переезд Войно-Ясенецких из Керчи в Киев, а точнее, близость святынь Киево-Печерской Лавры, повлияла на становление веры юноши Валентина. Способствовала этому и глубокая религиозность родителей, любовь к благотворению матери, но более всего - особая благочестивость отца-католика, Феликса Станиславовича. После получения аттестата зрелости, Валентин с небывалыми до того усердием и серьезностью прочитал подаренный ему директором гимназии Новый Завет, который произвел на молодого человека впечатление, на всю жизнь определившее его отношение к Православию. Он выбрал трудный жизненный путь исповедника православной веры.

Не сразу определился он с учебой. С детства имея талант художника, Валентин, закончивший вместе с гимназией художественное училище, пытается поступить в Академию художеств, но любовь к гуманитарным наукам приводит его на юридический факультет. Желание быть полезным простому народу и мудрый совет директора народных училищ определило, наконец, его судьбу: Валентин Войно-Ясенецкий в 1898 году становится студентом медицинского факультета Киевского университета им. св. князя Владимира.

Таланты даром не пропадают. Дарованные Богом и родителями, он не только сберег, но и приумножил: "Умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии... Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии". Перед молодым врачом открываются неплохие перспективы, но желание помогать и любовь к бедным людям, приводят его в медицинский отряд Красного Креста. Здесь, во время русско-японской войны, выпускник университета сразу же становится начальником хирургического отделения, а это - возможность самому распределять обязанности, и Войно-Ясенецкий берет на себя самое трудное, сразу же он начинает оперировать, и операции, как замечали сослуживцы, проходили безупречно. Не только на войне, но и в больницах многих небольших городков, где впоследствии работал талантливый хирург, он не старался стать, как теперь говорят, узким специалистом. Он применял свои таланты во всех областях медицины, оперируя, практически, на всех органах с одинаковым блеском: операции на суставах, костях, позвоночнике и головном мозге, почках, желчевыводящих путях, глазные и гинекологические... Сейчас такое и представить невозможно!

Бедность земских больниц заставила столкнуться с проблемой наркоза, а последняя явилась толчком для научной деятельности - разработки нового метода обезболивания - регионарной анестезии, которую увенчала степень доктора медицины. Но особую любовь питал Валентин Феликсович к гнойной хирургии - в те трудные времена гнойные осложнения травм и воспалительных заболеваний были правилом. Как часто страдал ими простой трудовой народ, ради которого оставил в начале своего пути возможную научную карьеру будущий профессор. Как часто видишь брезгливо отворачивающихся от гнойной смердящей раны студентов, и даже некоторых врачей, так трудно представить эту особую любовь к "грязной работе" утонченного интеллигента. Может я преувеличиваю, не так уж и часто?.. Но никто кроме него не написал "Очерков гнойной хирургии", ставших не только классикой современной медицины, но и выдающимся художественным произведением. Никто другой не готов так публично исповедать свои грехи и ошибки, обвиняя себя в непрофессионализме, и перед аудиторией в 60000 человек (таков был тираж книги) сознаться: да, я - причина той или иной смерти. И это - в назидание другим... "Пожалуй, нет другой такой книги, которая была бы написана с таким литературным мастерством, с таким знанием хирургического дела, с такой любовью к страдающему человеку" - вот оценка труда ученого-хирурга одним из коллег Центрального института травматологии и ортопедии.

Работа над книгой продолжалась многие годы трудных для Войно-Ясенецкого испытаний: во время войн, эпидемий, допросов и ссылок. Немало искушений претерпел уже Владыка Лука, недопустимо, как ему иногда казалось, сочетавший работу в морге и в гнойно-хирургическом отделении с архипастырским служением. Но Господь открыл ему, и Владыка пишет в мемуарах: "... мои "Очерки гнойной хирургии" были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличивали силу и значение моего исповедания в разгар антирелигиозной пропаганды", "Священный Синод... приравнял мое лечение раненых к доблестному архиерейскому служению, и возвел меня в сан архиепископа". Даже богоборческая власть не смогла не оценить великого таланта: вызволенному из третьей ссылки Владыке предложили работу в крупном эвакогоспитале, а после войны в 1946-м он получил за свои "Очерки" Сталинскую премию 1-й степени.

Прочитав написанное выше, можно подумать: речь идет о каком-то идеализированном недосягаемом образе, даже упоминания о нелегких годах жизни тонут в восторгах и восхвалениях. А он во многом был как все: жил заботами о семье, в поте трудился, грустил и радовался, уставал, терпел обиды и стойко, как многие из наших соотечественников, переносил начавшиеся глумления и откровенные издевательства над самым дорогим - верой, Царем и отечеством. Свершилось страшное - вздыбленная, израненная революцией Россия стонала; в Ташкенте, где к тому времени Валентин Феликсович получил должность хирурга и главного врача большой городской больницы, стреляли. Чудом избежав смертного приговора "тройки", любые трудности он переносил спокойно и стойко. Работа в запредельном режиме не для выгод, во имя любви к ближнему, и неугасающая молитва, а значит, и помощь Божья, не позволяла озлобиться, сломаться. Смерть жены ненадолго выбила из колеи. Оставшись с четырьмя детьми, он просит помощи у Бога, и Тот посылает доброго помощника, ставшего второй матерью для детей, бездетную вдову, операционную сестру Софию Сергеевну. Много домыслов и подозрений витало вокруг семейства, но в мыслях и отношении своем к Софии Сергеевне В. Ф. Войно-Ясенецкий был чист. Он трудится дни и ночи, пишет, молится. Он становится организатором Туркестанского университета, где на медицинском факультете занимает должность профессора, заведующего кафедрой топографической анатомии. Мало того, участвует в заседаниях церковного братства, не пропускает воскресных и праздничных служб, выступает на диспутах, защищая чистоту Православия от живоцерковной ереси, которой безбожная власть пыталась заменить веру отцов. По окончании одного из диспутов, Владыка Иннокентий, присутствовавший на собрании, сказал Валентину Феликсовичу: "Доктор, Вам надо быть священником". Вскоре это свершилось, вызвав сенсацию в Ташкенте, бурю разнообразных чувств среди студенческой молодежи и профессуры, негодование и злобу властей.

Он не страшится пострадать за веру, терпит нападки атеистов, непонимание со стороны безбожных коллег и учеников, оскорбления и угрозы представителей новой власти. На подмостках театров страны играется чудовищная в своей лживой сути пьеса, где в одном из персонажей можно узнать Войно-Ясенецкого, как врага советской власти, как тормоз в развитии передовой пролетарской научной мысли. Два известных советских писателя дерутся и судятся между собой, оспаривая приоритет авторства. Приоритет подлого доноса! Но, совмещая труд врача, ученого и пастыря, он читает лекции по анатомии в рясе с крестом, не начинает операцию, не помолившись перед иконой, которая всегда перед ним в операционной. И только высочайший талант хирурга, профессионализм, честность, требовательность к себе и подчиненным, долгое время защищает его от репрессий. "Работа должна выглядеть, как бриллиант, куда его ни повернешь, он блестит". Вот так блестел в работе выдающийся хирург-ученый, так блестела и вера православного пастыря. Он не мог быть незамеченным, он должен быть продолженным, его путь должен был быть непростым и долгим, и закончиться только тогда, когда он выполнит до капли отмеренное ему на земле предназначение.

Еще во время работы в земской больнице Переславля, когда молодой доктор задумал написать книгу по гнойной хирургии, он с удивлением замечает появление в себе неотвязной мысли: "Когда книга будет написана, на ней будет стоять имя Епископ". Это и произошло, но только издатели слово "епископ" опустили.

Во время раскола, когда против Патриарха Тихона восстало поддержавшее Живую Церковь духовенство, отец Валентин Войно-Ясенецкий становится епископом Лукой. Вскоре - первый арест, обыски, подвалы ГПУ, ссылки. Около двенадцати годов тюрем и ссылок: Красноярск, Архангельск, Большая Мурта Красноярского края, Енисейск, Туруханск... Из жаркого Ташкента к вечной мерзлоте. Никакие обстоятельства не могут сломить архиепископа Луку - он ни на минуту не оставляет своей врачебной практики, он и в ссылке Архиепископ. Унижения, сырые камеры, бессонные ночи, допросы конвейером, не умаляют его любви к ближнему: однажды подаренный им полуголому, дрожащему от холода шпаненку тулупчик, спасает Во время арестов и ссылок. Владыку от неизбежных издевательств уголовников на этапах: вежливо они приветствуют его, называя "батюшкой". Любой вор и бандит, как убедился Владыка, чувствует и ценит простое человеческое отношение.

В начале Великой отечественной войны народу и властям потребовался уникальный хирургический талант Владыки. Он возглавляет крупнейший госпиталь, консультирует, оперирует и одновременно, спасая солдат, участвует в работе Священного синода, несет наитруднейшее церковное служение - управляет Красноярской кафедрой, затем, с 1944 года - Тамбовской. Имя хирурга-архипастыря становится известным во всем мире. Десятки наименований научных трудов и книг, 11 томов духовных произведений, проповедей оставил после себя Владыка Лука, избранный в 1954 году почетным членом Московской духовной академии. Классическими стали "Очерки гнойной хирургии" (первое издание в 1936г.) и только недавно увидевший свет в России богословский труд "Дух, душа, тело", где анатом и хирург, проведший неисчислимое количество операции и вскрытий, пишет о сердце, как о вместилище нематериальной души, как органе Богопознания!

Пятнадцать последних лет жизни архиепископа Луки (с 1946 по 1961) прошли в Симферополе, где, занимая архиерейскую кафедру, он не оставляет научную и практическую деятельность врача вплоть до того момента, пока перенесенная в 20-е годы болезнь не привела его к полной слепоте. Там в голодные послевоенные годы на кухне архиерея всегда готов, пусть немудреный, обед для нескольких человек: "На обед приходило много голодных детей, одиноких старых женщин, бедняков, лишенных средств к существованию. Я каждый день варила большой котел, и его выгребали до дна. Вечером дядя спрашивал: "Сколько сегодня было за столом? Ты всех накормила? Всем хватило?" (Из воспоминаний В.Прозоровской, племянницы Архиепископа Луки). Владыка консультирует приезжающих издалека больных, ставя диагноз, устраивая на лечение и операцию... Но слепота не стала помехой в служении Церкви и в оказании помощи людям. При совершении богослужений, находящиеся в храме не подозревали, что служит слепой епископ. А Бог в его немощи дал ему новую благодатную силу для лечения болезней.

Каждый, оценивая происходящее, имеет в основе суждения свой опыт, вкладывающиеся в него воспитание, образование души и ума, привитое мнение близких людей и любимых авторитетов: в литературе, в культуре, в науке, в вере. В безверии, в том числе. Понятие чуда, поэтому, для кого-то - совпадение, для кого-то - просто бабушкина сказка, для кого-то - нераскрытая закономерность, для кого-то - продукт больного воображения. Так или иначе, необычайность, неестественность, а вернее, надъестественность чуда - в нарушении законов физического мира. Для верующего в Бога чудо ежедневно и повсеместно: почему Создатель мира и законов его не может нарушить привычный порядок для каких-то благих целей? Силу творить чудеса, или "дивные дела", дарует Господь людям обращенным к Нему, чистым нравственно, имеющим любовь к ближнему не меньшую, чем к самому себе.

Мария Митрофановна Передрий получила помощь от архиепископа-хирурга и при жизни, и после смерти. Еще когда был жив Владыка Лука, у Марии Митрофановны начала гноиться и болеть губа. Куда она ни обращалась, ни один врач не смог ей помочь. Тогда она обратилась к Владыке, и он вылечил ее. В 1989 году заболел ее муж Григорий. Она пошла к могиле святителя и слезно просила его о выздоровлении мужа. Пришла домой и удивилась, что муж поднялся с постели, начал ходить по комнате и впоследствии чувствовал себя хорошо.

Лариса Яцкова свидетельствует о том, что с лета 1993 года до весны 1994 года у нее сильно болел левый глаз. Боль распространилась и на левую часть головы. Особенно она усиливалась к вечеру. Мучимая тяжкими болезнями, она приехала на могилу святителя и получила исцеление. Это лишь некоторые из чудес святителя Луки, все их перечислить трудно. Преставился святитель Лука 11 июня 1961 года.

24-25 мая 1996 года в Симферопольской и Крымской епархии состоялось торжество прославления святителя Крымского Луки. "Церковь причисляет к лику святых подвижников веры и благочестия, исповедников1 и мучеников. И она сегодня прославила нового святого угодника, который отныне будет нашим молитвенником и покровителем..." - сказал после окончания службы Блаженнейший Владимир, митрополит Киевский и всея Украины.

Заканчивая краткое описание жизненного пути человека, как многие теперь из нас, верующего врача, мы видим: он был лучше нас, и видя в нем недосягаемую для нас святость, мы все же можем запросто обратиться к нему, как посреднику, ходатаю перед Богом, с просьбой освятить нашу жизнь, наши дела: "Святителю отче Луко, моли Бога за нас".

М. Волков

Михаил Юрьевич ВОЛКОВ (Кострома) - врач-рентгенолог, заведующий отделением крупного медицинского объединения города Костромы. Является членом Православного Кирилло-Мефодиевского братства при храме свв. Кирилла и Мефодия Костромской Государственной Сельскохозяйственной академии.

http://www.orthomed.ru/pms.php?id=library.article.0047

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D1%83%D0%BA%D0%B0_%28%D0%92%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%BE-%D0%AF%D1%81%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9%29

Сегодня исполняется 60 лет со дня смерти Святителя Луки (Войно-Ясенецкого). В эту  Троицкую родительскую субботу вспомним нашего великого соотечественника: "Святителю отче Луко, моли Бога за нас"