Легко представить себе человека, который устал от житейской непонятицы, от хаоса мнений, от отсутствия в стране сколько-нибудь ясной и надежной идеи, от отсутствия, наконец, внутренней опоры, твердого ориентира для души и сознания. Он приходит в Церковь и надеется обрести именно это: ясность, определенность, твердость и неизменную надежность всеохватывающего учения. Человек совершенно прав: где же еще это искать, если не во Христе и не в Церкви! Но, если он не ограничится посещением служб и захочет расти, узнавая все больше и больше, если он будет читать книги и посещать православные Интернет-ресурсы,— он очень быстро увидит, что в Церкви, если иметь в виду ее земную человеческую составляющую, вовсе не царит тишь да гладь. Палуба церковного корабля весьма ощутимо вибрирует от полемики. И далеко не всегда эта полемика протекает «в духе братской любви и взаимоуважения».

Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные,— писал апостол Павел христианам Коринфа (1 Кор. 11, 18–19). То есть сама по себе ситуация разногласия, спора — нормальна. Мы должны знать, где положен этим спорам предел, какое утверждение поставит полемизирующего вне Церкви, вне Православия. Но, во-первых, даже и это мы, не кончавшие ни семинарий, ни академий, знаем не всегда, а во-вторых, и не выходя за пределы православного вероучения, любой из нас может оказаться в ситуации выбора: кому следовать, кого слушать?

— Наш батюшка призывает нас причащаться как можно чаще. А вот на этом сайте такой почтенный, такой ученый протоиерей пишет, что благочестивые христиане издавна причащались только пять раз в год — в каждый пост, в Великий — дважды. А причащаться часто, с его точки зрения, неблагочестиво и вредно…

— Мой духовник посоветовал мне прочитать книгу Александра Шмемана о Евхаристии; а когда я приехал в монастырь и сказал там, что читал эту книгу, то услышал: «Считай, что влил в себя отравленную кровь».

— С огромным интересом читаю книги схиархимандрита Софрония (Сахарова), никакие другие пока не давали мне такого ощущения духовной реальности. Но от профессора Осипова, да и не только от него, можно услышать, что старец Софроний находился в прелести, что книги его опасны…

— Профессор Осипов, кстати, считает, что нельзя крестить младенцев, что креститься человек может только сам, сознательно, во взрослом возрасте… А ведь он в Духовной Академии преподает!

Бабушка в церковном дворике сует мне бумажную «иконку», изображающую Ивана Грозного, и листочек с «акафистом» ему же. «Где вы это взяли? Кто вам сказал, что он святой?!» — «Я в монастырь езжу, к старцу, он мне все это и дал». Старец, о котором она говорит,— вполне легитимный иеромонах, и в служении его никто не запрещал. Впрочем, это случай несложный: бабушке надо объяснить, что Церковь не канонизировала и не собирается канонизировать Иоанна IV Грозного и что соборное мнение Церкви должно быть для нас выше мнения конкретного священнослужителя, кем бы он ни был и как бы мы его ни уважали. Другие случаи посложней.

Так как нам быть, как ориентироваться, на что опираться, поневоле оказавшись в спорной ситуации? Где взять уверенность, что поступаешь правильно?

Этот вопрос мы задали Митрополиту Саратовскому и Вольскому Лонгину.

— Прежде всего — то, что в Церкви присутствует дискуссия, не должно никого смущать. Это естественно — особенно если учесть, что мы пережили семь десятилетий, когда никаких дискуссий не было — было просто не до них. Вспомним эпоху Константина Великого: Церковь, вышедшая из катакомб, вдруг оказалась охвачена распрями. Сразу появилось много еретиков, ересей, и борьба с ними продолжалась несколько столетий. Какая-то параллель между той эпохой и сегодняшней возможна. Церковь выходит на свободу после долгого периода искусственного сдерживания ее духовной жизни; периода, когда невозможна не только дискуссия, но и сколько-нибудь нормальное развитие духовного образования. И начинаются споры, которые вследствие утраты традиций, а зачастую вследствие отсутствия соборных решений приобретают неоправданно жесткий характер. Это надо понимать, надо относиться к этому как к данности и не воспринимать глашатаев каких-то крайних точек зрения как страшных еретиков.

В истории Церкви было немало примеров, когда люди, признанные впоследствии святыми, при жизни не находили общего языка и согласия друг с другом. Классические примеры — Иоанн Златоуст и Феодорит Кирский, Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Некоторые ситуации просто невозможно достроить до конца, определить в них победившую сторону: может быть, вся проблема в том, что это были просто очень разные люди.

В Церкви не все определено окончательно, есть множество тем, которые не рассматривали Вселенские Соборы. И есть вещи, которые нам просто знать неполезно. Скажем, спор об участи младенцев, умерших некрещеными. Профессор Осипов решительно утверждает, что эти младенцы будут в раю, потому что они не виновны; архимандрит Лазарь (Абашидзе) говорит, что виновность и невиновность здесь вообще ни при чем, некрещеный в Царство Божие не войдет. Дело в том, что богословская ученость — она вообще очень специфическая вещь. Богословие — это не философия и не точная наука, это, скорее — рефлексия над личным опытом, а иначе говоря, выстроенная для школьных нужд надстройка над святоотеческой письменностью, которая являет собою фундамент богословия. Но эта школьная научность богословского труда — она играет какую-то злую шутку со своими носителями. Постоянное использование научного инструментария вырабатывает у человека своего рода самоуверенность: хочется раз и навсегда все решить. Вот так — и никак иначе. Но не бывает такого. Бог — это Личность. И мы не можем заставить Бога действовать в рамках нашей логики: спасать этих младенцев или наоборот. И надо ли нам об этом думать, надо ли нам это знать? И надо ли, наконец, исходить из этого в вопросе крещения ребенка? Церковь веками крестит младенцев, возлагая ответственность за них на родителей и восприемников, и вряд ли частное мнение хотя бы даже и самого ученого богослова может служить этому препятствием. У того же профессора Осипова, кроме спорных утверждений, есть немало полезного, необходимого верующим людям, вот это и надо брать от него, а не вникать в его споры или споры вокруг его имени.

Очень важно держать в памяти вот что: в Церкви нет идеологии. В Церкви есть Хрис­тос. Когда начинается чисто идеологический спор, Христос уходит. А еще важно вот что: разные люди по-разному воспринимают окружающий нас мир. То, что прекрасно для одного человека, может оказаться совсем не полезным для другого. С моей точки зрения, классический пример — митрополит Антоний Сурожский. Удивительный, поистине уникальный человек! Он один такой был — с таким внутренним устроением. Но посмотрите — у него нет ни одного ученика, последователя. Есть эпигоны, которые, мягко говоря, не представляют такого интереса, как он, которым даже в малой степени не удается приблизиться к образу своего учителя. Есть и всегда были такие люди — они настолько широки, настолько свободны, насколько позволяют масштабы их личности. А у эпигонов эта широта превращается в безответственность, а свобода — во вседозволенность. Но именно эпигоны формируют вокруг имени человека, уже ушедшего или еще живущего в этом мире, своего рода идеологию. И то хорошее, то ценное, что было и есть в этом человеке, теряется в спорах, уходит.

Чтобы не дать сбить себя с пути, нужно потрудиться, нужно самому разбираться в учении Церкви и в церковной истории. Сравнение с политикой может показаться некорректным, но посмотрите, что происходит вокруг нас: людей, не знающих истории собственной страны, даже ее последних десятилетий, можно убедить в чем угодно. Эти люди становятся жертвами самой примитивной пропаганды, такой, что человеку, хоть что-нибудь понимающему, слушать ее просто невозможно. То же и здесь. Людей, не понимающих, что такое Церковь, не понимающих церковного учения, не имеющих, наконец, личного опыта богообщения, очень легко увлечь в любые крайности — как модернистского, так и псевдоохранительного толка.

Если нам нужно решить важный вопрос — например, вопрос о частоте Причащения Святых Христовых Таин,— мы можем познакомиться со всеми точками зрения, бытующими в Церкви, и сделать выбор, руководствуясь собственным сердцем и сознанием,— потому что иного способа делать выбор еще не придумали; но при том главной для нас должна быть все-таки общецерковная точка зрения, а не частная, кому бы последняя ни принадлежала. Это следует помнить.

Подготовила Марина Бирюкова Газета «Православная вера» № 6 (458)

6 января, 2012 • Протоиерей Александр Авдюгин

Служба в Рождественскую ночь начиналась в четыре утра. Так принято было еще в том, старом храме, который сохранился лишь в памяти стариков. Они же, бабушки и дедушки, сквозь годы веру сохранившие и Бога не оставившие, своему священнику в новой церкви так и сказали:

- Ты, батюшка, конечно, все уставы знаешь, но Рождество у нас завсегда рано утром начиналось и «Кто Бог велий» мы затемно пели и из вертепа огонек всю церкву освящал…

На том и порешили.

Обычно отец Андрей за пару часов до службы на своем стареньком «жигуленке» из города приезжал, но в Сочельник, накануне Рождества, разыгралась нешуточная метель, и батюшка решил остаться на приходе. Вечером, распрощавшись с очередными колядующими, пошел священник запирать церковную дверь, иначе ходоки с кутей, узнавшие, что священник на ночь домой не уехал, до утра бы донимали батюшку.

Проходя через храм (комнатушка священника слева от алтаря, за пономаркой располагалась), отец Андрей в очередной раз споткнулся об взгляд с иконы, изображающей, как утверждал местный богомаз, святителя Николая. Странный какой-то взгляд. Не пугающий, не укоряющий, а какой-то останавливающий.

С иконой этой целая история приключилась. Пришел как-то в храм местный художник, вернее, даже не художник, а работник шахтного клуба. Да и как ему было не прийти, если церковь новая и расположилась именно в здании бывшего очага шахтерской культуры?

Практически все свои работоспособные года, до самой пенсии, рисовал здесь художник афиши, писал лозунги с призывами, составлял стенгазеты и наглядные пособия по технике безопасности. Выполнял эти незамысловатые поручения шахтного руководства и профсоюзов мастер кисти и плакатного пера всегда четко и тщательно, налегая, прежде всего, на две краски: положительную и призывающую – красную, отрицательную и осуждающую — черную.

В церковь художник изначально практически не ходил, не мог пересилить себя, что на его рабочем месте теперь Богу молятся и там, где раньше его мастерская была, теперь батюшкина келья определилась. Но время шло, все вокруг менялось, да и возраст заставлял о вечном думать. После очередной, невесть откуда взявшейся болезни, когда скрутило так, что и о батюшке вспомнил и на икону, от матери оставшуюся, по иному смотреть начал зачастил художник к храму. Даже место себе в церкви постоянное определил: за клиросом, в правом церковном углу, где народа поменьше.

Отец Андрей был рад новому прихожанину, а когда тот подошел к нему с предложением «нарисовать» икону Николая Чудотворца, то с радостью согласился, тем более, что прихожане ему не раз намекали о существовании местного мастера красок и кисти. Распечатал батюшка на цветном принтере несколько образцов иконы святительской, помог краски купить и даже место в храме для новой иконы определил. После молебна перед началом всякого доброго дела принялся художник за работу и к Покрову труд свой представил.

С гордостью и сознанием четко и в срок выполненного долга внес мастер местного изобразительного искусства большую в рост написанную икону святителя Николая Чудотворца в храм, установив ее у алтарного иконостаса, сдернул полиэтиленовое покрывало…

Батюшка застыл. Надолго. Слов не было, одни междометия.

На священника прямым, волевым, утверждающим и призывающим взглядом смотрел образ широкоплечего передовика социалистического производства, с необъятной шахтерской грудью и натруженными монументальными руками. Правая – благословляющая длань, больше напоминала указывающий жест к новым свершениям, а левая держала в руках громадный красный том с золотым крестом, на место которого больше напрашивалась надпись: «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Одежда образа сверкала всеми красками радуги и была выписана тщательно и ярко, именно так, как рисовали на цирковых балаганах и на бумажных гобеленах, висевших по сельским домам в далекие 50-60-х года века прошлого. Полноту «образа» дополняла подпись над нимбом: «Николай Чюдотворец».

Слов у священника не было. Он не мог их найти еще и потому, что рядом с иконой стоял любующийся своим творением и ожидающий похвалы художник, а невесть откуда приключившиеся две старушки-прихожанки почти хором воскликнули: «Красота-то какая!».

Раскритиковать, отругать и отвергнуть данное «письмо» священник, глядя на гордого «иконописца» и прихожанок, сразу не решился. Лишь, смущаясь, смог вымолвить, что, мол, каноны иконописи нарушены, да цвета яркие и подобраны неверно.

Критику художник и бабушки тотчас отвергли, а силы настоять и сказать категорическое «нет» отец Андрей найти не смог. Да и понимал, что не одобрили бы прихожане его решительной отрицательности. Художник-то свой был, родной, понятный, вместе с ними выросший и живший.

Маялся теперь настоятель с этой «иконой». В кивот не поставишь, в иконостас, тем паче, никак нельзя. Приедет благочинный или Владыка заглянет – неприятностей не оберешься. Вот и переставлял отец Андрей «Николая Чюдотворца» с места на место и спотыкался раз за разом под взглядом от него исходящим и останавливающим.

Батюшка не торопясь вычитал свое священническое правило, подсыпал угля в котел, поплотнее прикрыл форточки, метель разыгралась не на шутку, и отправился спать. Вставать рано, да и грядущий день рождественский всегда хоть и в приятных заботах проходил, но сил великих требовал.

Мобильный телефон уснуть не дал. Отец Андрей, уверенный, что это очередное поздравление с наступающим праздником взглянул на дисплей – 22.30, а вместо имени — набор неизвестных цифр. Ответил. Звонили из соседнего, расположенного в трех километрах от храма, умирающего по причине отсутствия работы, небольшого поселка.

- Батюшка, это Сергей, фермер, вы у нас на прошлой неделе младенца крестили, помните?

- Конечно, помню, — ответил священник, — мы с вами еще беседовали после крестин. Что случилось то?

- Беда, батюшка. Температура под сорок у сыночка нашего, — голос фермера срывался и был настолько тревожным, что тревога эта передалась и священнику.

- Врача вызывайте, — потребовал отец Андрей, но взглянув на забитое снаружи мокрым снегом окно понял, что совет этот невыполним. В балке, под горой усадьба фермерская располагалась, оттуда и без снега, в дни дождливые на машине выехать было проблемой, а сейчас, когда бушевало снежное и гололедное ненастье ни о какой машине и речи быть не могло.

- Одевайте потеплее ребенка, — распорядился священник, — и выходите пешком, наверх, к трассе. Я на шахте транспорт раздобуду.

Другого выхода батюшка не видел и решил сам отправиться на шахту на своей машине. Тщетно. Машина священника буквально вмерзла в снег, и даже если бы он ее как-то и освободил от обледенения, уверенности, что старый автомобиль заведется и сможет куда-то доехать, у него не было никакой. В отчаянии священник бросился к телефону.

Директор шахты был на месте. Выслушал. Посочувствовал и извинительным тоном окончательно расстроил священника:

- Понимаете, отец Андрей, все три трактора дорогу чистят к городу, чтобы ночную смену на работу доставить.

Батюшка не знал, что теперь делать…

Он просто представил мать и отца со своим закутанным в одеяла первенцем, бредущих по заледенелой дороге, сквозь пронизывающий холодный и мокрый снежный ветер. Идущих и ожидающих спасительную машину.

Священник зашел в храм. В центре стоял вертеп, освященный внутри маленькой лампадой. Над младенцем Христом склонилась Богородица, рядом стоял, опираясь на посох, праведный Иосиф… И священник невольно подумал:

- Они нашли убежище.

Батюшка взмолился:

- Господи, ну подскажи, что мне делать. Погибнет малец. Не донесут они его до больницы.

И тут вновь — этот останавливающий взгляд неканонического святителя Николая. Отец Андрей буквально бухнулся пред ним на колени:

- Хоть ты, помоги, Никола – кричала душа, вопило сердце.

Прошло лишь несколько мгновений, а может больше? Бог весть. Но через окна церкви вдруг брызнул мощный свет подъезжающей машины, а потом заколотили в церковную дверь:

- Открывай, батя, кутю принесли, Рождество встречать будем! – кричало несколько голосов.

Священник отодвинул задвижку и распахнул двери. Перед ним стояли пятеро не совсем трезвых, чрезвычайно веселых, незнакомых представителя молодого бизнес-поколения. За ними возвышался громадный джип, семейство которых настоятель ласково называл «гардеробом».

- Будем встречать, будем! – радостно закричал отец Андрей. — Кто водитель?

И, определив самого трезвого, распорядился:

- Всем остаться у меня в келье. В тумбочке кагор и печенье, а с водителем мы сейчас кое-куда съездим.

- — -

Закутанную и покрывшуюся ледяными сосульками семью с ребенком на руках батюшка встретил еще в начале пути, который им предстояло пройти.

Через полчаса мать с хныкающим и горячим от температуры младенцем были в больничной палате.

- — -

В храме батюшку встречала иллюминация. Гости, найдя в лавке ящик со свечами, расставили их в каждое гнездо всех шести подсвечников, зажгли и хором распевали:

Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. Застеляйте столи, та все килимами, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

Батюшка тут же присоединился:

Бо прийдуть до тебе три празники в гості, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. А перший же празник: Рождество Христове, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

А затем, тихонько, чтобы гостям не мешать, подошел теперь уже к своему абсолютно каноническому святителю Николаю и поцеловал его благословляющую руку…

ПРАВОСЛАВИЕ И МИР

Всех форумчан поздравляю с  Рождеством Христовым!

В Евангелии от Матфея (23:29-32) есть очень странное обличение:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших».

Что же плохого в том, чтобы строить гробницы почитаемым пророкам? И каким именно образом эти люди могут нести ответственность за поступки их предков, с которыми они к тому же не согласны? И не выходит ли, что это обличение звучит актуально и сегодня для нас, если мы почитаем, например, новомучеников?

Эти слова приводятся также в Евангелии от Луки (11:47-48), но в более кратком виде, так что и параллельное место особенно не проясняет такого неожиданного обличения.

Но зато нам поможет, как и во многих других случаях, контекст. В связи с чем говорит эти слова Иисус? И у Матфея, и у Луки они идут среди прочих обличений книжников и фарисеев. Но в чем именно Христос так сурово упрекает их?

У Матфея сначала речь идет о том, как тщательно эти люди заботятся о соблюдении внешних правил: дают десятину с тмина и аниса (попробуйте отделить ровно десятую часть от всех приправ, которые стоят у вас на кухне, и пожертвовать ее в храм – наверное, полдня уйдет на такое занятие!) Они заботятся почти исключительно о внешнем виде, тратят на него практически все свои силы, всё свое время – им уже не до подлинной праведности. Им важно выглядеть, а не быть.

А далее Матфей приводит эти слова о гробницах для пророков и делает вывод: эти люди понесут ответственность за всех убитых праведников, начиная с Авеля, которого на самой заре человечества убил его брат Каин. «Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» – горестно восклицает Иисус (23:37).

У Луки контекст на первый взгляд несколько иной, в его тексте обличения выглядят мягче, чем у Матфея. Но общий смысл их примерно тот же: фарисеи заботятся о внешнем, при этом налагают на других людей тяжелое бремя, которое сами нести не хотят. Это тоже звучит немного странно: уж кто-кто, а фарисеи особенно строго соблюдали все эти введенные ими правила. Лука повторяет предупреждение об ответственности за убийства праведников, добавив к ним: «премудрость Божия сказала: пошлю к ним пророков и Апостолов, и из них одних убьют, а других изгонят» (11:49).

Из года в год, из века в век повторяется одна и та же история. Люди живут, как они хотят, и не замечают, что их жизнь неугодна Богу. Напротив, они исполняют всякие обряды и соблюдают правила – вспомним, что тот же Каин убил своего брата сразу после того, как совершил жертвоприношение. Оно, правда, оказалось неугодным Богу. Что делать в таких случаях? Человек всегда найдет выход: например, отдаст десятину еще и с ароматических трав. Устрожит правила поведения, увеличит жертвы. И так почему-то получается, что такой ревнитель утруждает своей ревностью скорее других, чем самого себя.

Бог посылает к людям пророков, чтобы напомнить: Он ждет от них совсем другого. Ему важны не десятины и не жертвоприношения сами по себе, а деятельная любовь к Богу и к ближнему, которая в этих десятинах и жертвах выражается, но выражается она далеко не только в них и совсем не автоматически.

Пророки напоминают: надо изменить свою жизнь! Их не слушают, они напоминают еще и еще раз, всё настойчивее. Чтобы не мешали, их убивают. В конце концов, и Каин убил Авеля, потому что тот оказался угоднее Богу, чем сам Каин. Когда устранен источник раздражения, жить вроде как легче стало. А совесть? Ну, принесем еще одну жертву, дадим еще одну десятину, глядишь, как-то и успокоится.

А потом выясняется, что прав был все-таки убитый пророк, что праведником был именно он, а не те, кого он обличал. Новое поколение признает этот факт, но… продолжает жить по-прежнему. А пророку строит пышную гробницу. Как некогда отцы или деды убили этого пророка, чтобы окончить его проповедь, чтобы поставить точку в этом деле – так и строители гробницы этим актом внешнего почтения хотят отделаться от сказанного пророком. Дескать, жить по-новому мы не начнем, но вот золотом и мрамором гробницу украсим, это пожалуйста, совершим все положенные обряды.

Все те же жертвы и десятины, и по сути такие почитатели мало чем отличаются от былых гонителей. Они высказывают почтение к мертвому телу, но пренебрегают словом пророка – вот и выходит, что для них, как и для гонителей, куда лучше, чтобы пророк оставался мертвым. Тяжелый мрамор гробницы как будто для того и нужен, чтобы он случайно не восстал, не продолжил свою проповедь.

Православные почитают мощи святых и другие реликвии, украшают их драгоценностями, лобызают их и держат в храмах на самом почетном месте. Это может быть зримым выражением тех почестей, которые верующие воздают тем, кто служит для них образцом веры, надежды и любви, а через них – и Самому Богу. Это может быть свидетельством молитвенного общения между земной и небесной частями Церкви, их единства в слове и в деле.

Но может такое поведение выражать и языческое стремление обезопасить свою жизнь с помощью священных предметов, устроить ее поуютнее, добиться через них процветания и успеха. Дескать, вот тебе мои усталые ноги и мои потрепанные рубли – а ты дай мне того, сего, пятого-десятого. И не дай Бог, кто-то влезет тут со своими советами, кто-то окажется большим праведником, чем я сам! убью! Наверное, так рассуждал и Каин.

Словом, имеют ли эти евангельские слова отношение к нам самим, каждый может решить для себя.

13 декабря, 2011

Андрей Десницкий

ПРАВОСЛАВИЕ И МИР

• Об авторе
  • Андрей Десницкий
    
    Биография: Доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, консультант Института перевода Библии, выпускник МГУ.

На том этаже телецентра, где мы ожидали записи передачи, прогуливаясь по коридору, было очень людно. Видимо, Украина продолжала искать таланты, и почти голые девицы, совсем еще юные, в ожидании вызова на сцену хлопали накрашенными ресницами, шумели в гримерках, выбегали на перекур, тараторили с друзьями и родителями, прижав мобильники к уху.

Нас было двое, и мы коротали время в занимательном разговоре. Моим собеседником был знаток Ветхого Завета, и мы, мысленно открывая сундук библейских сокровищ, перебирали отдельные его драгоценности, наслаждаясь их красотой. Надпись «Идет запись» еще была темна над нашей студией.

О чем мы только не говорили тогда: о благословениях, данных умирающим Иаковом сыновьям; о красной телице; о пропавших без вести десяти коленах; о первом Храме. Каким-то боком разговор наш зацепил и тему Содома. Содом – это дело ясное, казалось мне. Неестественный блуд, грубое насилие, мужеложство 

– вот его яркие признаки. Оказалось, что не только в этом дело. В который раз оказалось, что мы можем привычно думать о чем-то и считать дело ясным и до конца решенным, тогда как дело и неясно, и не решено, и нами до конца не выяснено. 

– Содом – это не просто половая содомия, то есть извращение половой жизни, – говорил мой знакомый. – Половая содомия есть лишь часть общей содомии, причем побочная часть. – А что значит «общая содомия»? – спросил я, по правде сказать, недоумевая. – Это извращение всех вообще сторон жизни и потеря человеческого облика. Сильнее всего это извращение проявляется в утрате способности отличать добро от зла и, как следствие, в извращении правосудия. Несправедливость в судах, тотальная, вопиющая и невыносимая несправедливость – это такой же фактор Содома, как половая страсть мужчины к мужчине.

Мы разговаривали на ходу, медленно прохаживаясь между кандидатками в «звезды», огибая их и иногда невольно слегка с ними сталкиваясь.

– Вот эти девочки, к примеру, – продолжал мой собеседник. – Они ходят голые среди мужчин, которые им не отцы и не мужья. И при этом думают, что так и надо. Это – Содом. Они потеряли чувство меры, чувство стыда, чувство справедливости. С этим согласны их родители. И все это – Содом. Попробуйте сказать им, что они ведут себя нечестиво, что они развратницы и позор своих семейств. Они набросятся на вас, как стая птиц на падаль, они съедят вас, и вы ничего не сможете им ни доказать, ни объяснить. Это и есть Содом. Их родители, кстати, поступят с вами так же.

Тут я начал вспоминать все, что читал в Писании о вещахподобного рода.

«У тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд» (Иер. 3: 3).

«Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают: горе душе их! Ибо сами на себя навлекают зло» (Ис. 3: 9).

Грешить и не краснеть, хвалиться грехом, зарабатывать на беззакониях – вот Содом. И это еще далеко не все.

Многие вещи сокрыты ночным мраком. Для того они и творятся ночью. Но люди теряют стыд и свет слова вносят туда, где должно быть темно. Они смеются и говорят открыто о грехах своих. Они гордятся грехами, словно это – победы на поле боя. И это – содомское сознание. Я всегда скрыто чувствовал это, а теперь стал не просто чувствовать, но понимать.

Мы продолжили разговор.

Древнее предание говорит, что четверо судей было в Содоме: Шакрой, Шакрурай, Зайфой и Мацли-дин. Первые двое получили имя от слова «шекер», то есть «ложь». Третий – от слова «зайфон», то есть «подделыватель», а имя четвертого означает «извращающий правосудие».

Извращенное правосудие – вот Содом. Тебя ограбили, но ты же еще и должен. Это – Содом. Ты обратился в суд и обнищал от судебных издержек, но правды так и не добился. Это – Содом. У тебя отобрали имущество, лишили наследства или сбили на дорогой машине, но ты же и оказался виноват – вот тебе настоящий Содом, без всякого отношения к половым пакостям. Это потом неправедные судьи, обмывая очередную «победу», будут смеяться над жертвой, упиваться и в пьяном виде творить пакости. Эти-то пакости мы и называем «содомом», но сам «содом» – это то, что творится раньше, то есть беззаконие.

Жестокость, бесчеловечие – признаки извращенного бытия. «Вы, – говорил Исаия, – присоединяете дом к дому и выгоняете бедняка. Как будто вы одни живете на земле».

И он же говорил, что если бы Господь не сохранил Израилю остатка, то израильтяне были бы как Содом, уподобились бы Гоморре.

Бесчеловечие, обман, тотальная жестокость – вот родовые признаки Содома, и мы в нем живем. Да, к счастью, однополые забавы и половая гнусь культурно все еще далеки от нас. Но не только в этом дело. В роскоши и грабеже – Содом; в злой неправде – Содом. А уж там, за высоким забором Содомского дворца, выстроенного на слезах безответных жителей земли, никто не помешает поселиться и всякому половому извращению. Так оно и бывает. Так оно и есть.

Воплощенный, актуализированный Содом – это «Колымские рассказы» В. Шаламова, где урка играет в карты на свитер, только что присланный с воли соседу по нарам. Урка проигрывает чужой свитер, а человек согласен снять его только вместе с кожей. Человека молча и спокойно режут насмерть, и снимают с него свитер, и продолжают дальше играть. И эта будничная картина есть картина Содома, даже несмотря на отсутствие в кадре всякого намека на педерастию.

И когда интеллигент «тискает роман» блатному авторитету, то есть, стоя «на цырлах», «по понятиям» излагает блатному авторитету смысл классического произведения, будь то «Ромео и Джульетта» или «Фауст», то это тоже Содом. Этот несчастный интеллигент может еще, рассказывая, и пятки чесать этому самому авторитету, зарабатывая часть блатной пайки, и это уже совсем сравнить не с чем. Педерастии может не быть, а Содом есть, и он очевиден.

Это не апология половых извращений. Да не будет!

Это попытка расширить понимание проблемы до ее истинных размеров, а не до локальных границ, установленных произвольно. Содом не просто извращенный блуд, но целиком извращенная жизнь и лишь тогда, как неизбежный плод ее, извращенная половая жизнь. Ибо как и остаться неизвращенной половой сфере жизни, если вся жизнь вообще извращена?

Вот доктор Беттельгейм в книге «Просвещенное сердце» описывает случай в концлагере. Эсесовец замечает двух работяг, работающих в полсилы. Он закипает гневом и приказывает этим двум копать могилу и лечь в нее. Те исполняют. Потом эсесовец ищет исполнителя казни и находит взглядом некоего польского князя из «бывших». (Люди с отметиной благородства в Содоме выживают хуже всех. Их быстро замечают и быстро уничтожают. Содому нужны только представители усредненного человечества.)

– Закапывай их, – говорит офицер бывшему князю.

– Не буду, – отвечает узник.

Следует удар прикладом в лицо.

– Закапывай!

– Не буду.

Еще удар. Поляк непреклонен. – Хорошо, – говорит офицер. – Вы двое – марш наверх.

Те вылезают.

– Ложись! – звучит команда. И поляк ложится на место тех двух.

– Закапывайте его! Приказ обращен к тем двум, которые только что лежали в вырытой ими могиле. Они бодро забрасывают землей поляка. Когда тот уже совсем покрыт комьями грунта, звучит команда: «Хальт!» – Ты, – обращаясь к поляку, говорит немец, – вылезай! Вы двое – обратно в могилу!

– Закапывай их, – опять говорит поляку немец. И на сей раз только что вылезший из земли поляк закапывает этих двух до конца, до смерти, под завязку. Цель достигнута. Цель – не просто убить одного человека, а сломать другого человека и заставить людей убивать друг друга. Это – Содом. Это умное и холодное торжество зла.

Когда человечество доходит до подобных стадий развращения, то оно, человечество, уже, как правило, не лечится. Или лечится, но только обильным кровопусканием. Только большая кровь лечит великое развращение, и здесь объяснение и всемирного потопа, и огня, пролитого на Содом и Гоморру. Здесь указание на то, почему кровавые конфликты по временам трясут Вселенную.

Бытовой Содом тому причиной, и кто не хочет большого кровопускания, тот должен стремиться к нравственному очищению. Иначе всякая человеческая неправда неумолимо приводит к катастрофе, так же, как все сточные воды, несущие кал и грязь, стекают в канализацию.

Мы в лице педерастии ненавидим лишь одну маску Содома, но вполне уживаемся с другими его образами и лицами. Мы презираем тех мужчин, которые… Не будем описывать то, что делают эти якобы мужчины.

Но это не единственная форма воплощения содомского сознания. Неправда в суде, злая радость о чужом горе и унижении, обогащение на слезах простого человека – все это Содом и только Содом. И наказание этим извращениям соответствующее.

Голых девчонок продолжали вызывать на сцену, и они, окрыленные позорной и несбыточной надеждой, на сцене продолжали плясать. А мы ходили среди живого Содома и рассуждали о нем же, то ужасаясь действительности, то удивляясь глубине Божественного слова.

Ведь действительно с трудом в голову входит та мысль, что содомитов плодят не только ночные клубы и бары по интересам, но также юридические вузы и прочие подобные инстанции.

Вскоре администратор позвал в студию и нас. Наступило время записи передачи, на которую мы пришли. Над входной дверью зажглась надпись «Тихо! Идет съемка».

Кинокамера уже не стрекочет. Бесшумно работает цифра, и перед лицом Господа Саваофа пишется памятная книга обо всем, что творится на лице Земли.

А мы живем внутри Содома и настолько свыклись с этим, что уже не замечаем большей части извращений и несправедливостей. И если можно хоть что-то изменить, то нужно менять ветхое на новое как можно быстрее. А если нельзя ничего изменить, тот нужно хотя бы хранить веру и не отчаиваться, потому что «праведный верою жив будет, а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя» (Евр. 10: 38).

15 октября Вячеславу Бутусову, создателю групп «Nautilus Pompilius» и «Ю-Питер», исполняется 50 лет.

Накануне юбилея музыкант дал «Фоме» интервью.

Об эмоциональной скупости Бутусова в журналистских кругах ходят
легенды. Когда я собирался в Санкт-Петербург на интервью, один знакомый даже сказал мне: «Бутусов на все вопросы отвечает односложно…» Но это оказалось неправдой. Просто когда говоришь о глубоком — о доверии к незнакомому человеку, об искушениях среды рок-музыкантов, о смысле смерти, — едва ли станешь размахивать руками. А именно на такие серьезные разговоры Бутусов, как мне показалось, настроен.







Общение и разобщение



— Сейчас принято считать, что желания «поговорить за жизнь» становится в людях все меньше и меньше…

— Да, и это происходит не просто так. Потребность общаться исчезает.



— Неужели Вам не хочется общаться с окружающими?

— Лично я испытываю огромную потребность в общении. И думаю, ее испытывают многие — на индивидуальном уровне. Но она не формирует более крупные общности людей. Я понимаю, что если просто так — ни с того, ни с сего — приду к лучшему другу поговорить — общения не случится. Хуже того, может получиться разобщение. Мы же окружены знаками, которые нужно видеть и считывать. Я через какие-то символы должен почувствовать, что человек нуждается во мне именно сейчас — тогда произойдет душевная взаимосвязь. Мы же все связаны между собой где-то на высшем уровне. И когда эта связь воплощается и в  земной ипостаси, тогда возникает наполненное, зрелое чувство удовлетворения от общения. Говоришь с человеком, вроде ничего особенного не делаете, всё как всегда — но чувствуешь, что вместе с этим происходит что-то необходимое. То, чем мы по сути живем. Но этого сегодня все меньше…



— А почему?

— В мире, где мы живем, вообще многое выхолащивается. Как сказал мне один священник, мы становимся все более и более сенсорными. А от многих других священников я слышал такую формулировку, что человек сегодня истощается — то есть начинает чувствовать одними основами. Вот есть, допустим, здание. Его можно воспринимать как таковое, во всей полноте, а можно посмотреть на него с архитектурной точки зрения: убрать весь заполнитель — окна, витражи — и останется просто арматурная сетка. И здание можно видеть насквозь. Так и от человека сегодня остается только конструкция… Я об этом много думал. Знаете, каждый совершает сам для себя маленькие открытия, а когда они вдруг подтверждаются с внешней стороны, да еще на очень основательном уровне, — это воспринимаешь как маленькое чудо. Так вот, какое-то время назад был в Перми, там в это время шла конференция, и в ее рамках проходил мастер-класс профессора Сергея Капицы. В конце своей лекции он написал довольно короткую для современной математики формулу, в которой обозначил, с какой степенью прогрессивности наш мир… мельчает. Это сухая математика. В эту же прогрессию вписывается и расщепление потребности общаться.

[ Читать дальше ]


— А Вы не чувствуете диссонанса между атмосферой рок-котла и христианским смыслом, который отыскивают в песнях?

— Нет. Я вынужден был проанализировать, как это происходит. И пришел к выводу, что это опять-таки нормально. Ведь многие песни лично я писал по наитию, подбирая слова интуитивно. То есть у меня была задача использовать некий язык, вуалировать символы. Например, если я находился под влиянием группы «Аквариум», то я сочинял песню «Праздник общей воды», которая потом стала «Праздником общей беды». По моим нынешним ощущениям, в этой песне читаются какие-то христианские аллюзии. Но я не думал об этом, когда песня сочинялась. И откровенно говоря, смысла символов особенно не искал. Просто, как художник, комбинировал краски, подбирал слова, которые считал нужными в тот конкретный момент. Если бы я подбирал другие слова и расшифровывал, что имею в виду, у меня получилась бы длиннющая поэма. Поэтому текст песни — это кристаллизация смысла. И я не смог бы Вам сказать, что вот в этой строчке заложен вот такой смысл и никакой другой. И поэтому сейчас в песнях могут возникать какие-то новые смыслы — опять же помимо автора и той ситуации, в которой песня сочинялась.



— А лично Вам эти смыслы близки?

— Я и сам в какой-то момент начал некоторые песни воспринимать как проекцию отношения человека и Бога. Ту же «Я хочу быть с тобой». Другое дело, что это произошло спустя двадцать лет после того, как песня была написана. Я и считаю такую «выдержку» существенной. Мне — человеку, который эту песню сочинял и испытывал тот самый восторг в момент сочинения — потребовалось двадцать лет, чтобы до этого дорасти. На волне восторга я, конечно, на каком-то интуитивном уровне ощущал, что песня — о чем-то высшем. Видимо, давали о себе знать те самые безусловные основы, заложенные в человека. Но было бы немыслимым в тот момент осознать это головой и «присвоить» себе роль мыслителя. К тому же смутные ощущения возникали только наедине с самим собой. Стоило выйти в социум — в нашу свердловскую реальность — и все исчезало. И уж конечно, на уровне разума я вообще о таких вещах, как отношения человека и Бога, не задумывался. И потом было несколько этапов, через которые песня «Я хочу быть с тобой» в моем восприятии прошла. Был период, когда я ее ненавидел. Мне казалось, что это тривиальная история — и поэтому ее тут же подхватили все свердловские рестораны. А это мне казалось унизительным. Потом я этой ситуацией переболел и стал воспринимать песню как дань уважения к человеку, к которому испытываю любовь, — единственному, самому близкому человеку. И только после этого я понял, что эта песня вполне может звучать как обращение к Богу. Но ведь до этого, повторюсь, надо было дорасти… Сознание должно окрепнуть, чтобы делать такие заявления. Потому что страшно. Это же колоссальная ответственность. Это нужно подлинно прочувствовать, иначе у окружающих будет такое же ощущение, как было у меня, когда песню пели под гитару во всех дворах — ощущение человеческой фальши. Хорошо, что двадцать лет прошло: такое заявление, как обращение к Богу, нужно выстрадать. 


14.10.2011

Фото Владимира ЕШТОКИН

Автор: МАЦАН Константин

ФОМА №10/102октябрь 2011

15 сентября 2011  -  http://polemika.com.ua/news-72824.html#title

В своей проповеди, с которой святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил перед луганчанами, он рассказал, как отличать истинную веру и истинные знания от лжеучений, передает корреспондент Полемики.

"Есть действия, которые нельзя оправдать ни обстоятельствами, ни неведением, ни даже глупостью человеческой. Эти действия можно отнести к особой темной силе. В Евангелии от Марка рассказано, как Господь исцелил от действия этой силы бесноватого и разрешил изгнанным бесам вселиться в стадо свиней, которые бросились с крутизны в море и погибли. Так Господь показал, что может произойти с человечеством, с природой, с миром, если дьявол начнет господствовать", - сказал Патриарх Кирилл в проповеди во время Божественной Литургии, которую он отслужил в центре Луганска на Театральной площади. На богослужении присутствовало около 15000 человек. Он отметил, что сейчас "беснование может быть совсем не страшным, а даже образованным, воспитанным, и весьма привлекательным внешне".

"Если чей-то ум захватывают силы бесовские, то что бы этот человек ни делал и ни говорил, как бы это ни было привлекательно, в итоге всегда приводит к погибели. Миллионы, десятки миллионов людей на протяжении мировой истории оказывались в плену бесовского. И гибли целые народы, перемалывались человеческие судьбы. И никому тогда в голову не приходило спросить: "Не бесноватые ли мы? Не превращаемся ли в свиное стадо, которое бросается с крутизны в море?". Так было не раз. В том числе и в нашем общем отечестве, и в иных европейских странах. И в будущем никто не застрахован от того, что кто-то снова попытается превратить людей в свиное стадо", - сказал Патриарх Кирилл.

Единственное средство, которое, по его словам, является противодействием, защитой от лжеучений, это поверка выверенной веками истины. Патриарх Кирилл призвал собравшихся "придерживаться истинной православной веры, ибо там, где бес, там смерть, там стадо, бросающееся с крутизны в море".

Polemika

Когда речь заходит об антицерковных настроениях в обществе, – а в последнее время эта тема поднимается очень часто, – мне всегда недостает ясного различения причин и мотивов возрастающего или, во всяком случае, все более ярко проявляющегося негативного отношения к Русской Православной Церкви

Я со своей стороны различаю причины «внешние» по отношению к русскому Православию и «внутренние» причины, обусловленные современными особенностями церковной жизни. Думаю, такое различение важно и полезно для начавшейся дискуссии.

О «внешних» причинах

Первая и главная причина общественного неприятия православного христианства в том, что все люди в той или иной мере имеют тягу ко злу. Заповеди Христа и Имя Его для многих неприемлемы в принципе. Для христиан – это азбучная истина, определяющая снисходительное и терпеливое отношение к критике, но со стороны общества было бы полезно помнить, что многие люди готовы беспричинно ругать, хулить и даже гнать христиан, только за имя Христа.

Во-вторых, необходимо упомянуть и доставшуюся нам в наследство от советского прошлого секулярную, производственно-ориентированную, безбожную, достаточно неглубокую в гуманитарном плане массовую культуру, которая не дает возможности понять христианство в его глубине и осмыслить церковную жизнь по сути. Царствует прагматический подход, при котором Православие воспринимается враждебно, как «черный ящик», а иногда и как угроза «личной жизни» и свободе.

Наиболее ярко постсоветская культура проявила себя в телевидении и других СМИ, которые куда сильнее, чем «семья и школа», формируют мировоззрение народа. Осмелюсь сказать, что сегодня информационный поток во многом антихристианский. Это даже доказывать не нужно, ибо основные приоритеты – власть, деньги, насилие, секс.

Мне понятно, что за телевидением и другими СМИ, давно ставшими частным бизнесом, стоят баснословные деньги, задача которых очевидна – дать власть и принести еще больше денег. Тут и говорить нечего о воспитательных функциях, о нравственности. За все 20 лет постсоветской жизни даже Русская Церковь не смогла всерьез или вернее никак не смогла повлиять на нравственность телеэфира. Мне не известен ни один случай снятия программы с эфира по инициативе Церкви, хотя неоднократно и на официальном уровне упоминались наиболее развратные и разлагающие наше общество телепрограммы. Что уж говорить про общественный совет по нравственности, идея создания которого обсуждалась многократно, а до дела так и не дошло (об этом я тоже как-то писал). Если опустить «мелочи» типа лжи, бесчестия, властолюбия, бескультурья и все размывающей попсы, даже откровенная порнография и оккультизм как процветали, так и процветают на телевидении, воспитывая, вернее разлагая россиян. Православные же телеканалы не могут нисколько компенсировать это разложение, ибо являют собой нечто мало профессиональное и занудное и, по мнению многих, скорее отталкивают людей от православного христианства, чем приводят в него.

Влияние телевидения столь мощно, что даже в церковных кругах мне приходилось слышать выражение: «чего нет в телевизоре, того нет в жизни». Нравственное, эстетическое мировосприятие россиян сегодня так слабо и так зависит от телевидения, что порой мне становится страшно – стоит провести по «зомбоящику» «разоблачительную компанию» против православных в стиле «антилужковского сериала», и народ пойдет громить храмы.

В-третьих, недовольству Церковью способствуют и ложные ожидания со стороны общества. С одной стороны, ожидания псевдорелигиозные. Среди россиян сложилось и даже укоренилось во многом языческое, обрядовое, формальное и даже коммерческое представление о православном христианстве, логика которого выражается просто: «я тебе, ты мне». Первая часть «договора» – средства на храм, покупка свечей и т.д., как правило, исполняется, а вот вторая – здоровье, деньги, успех и земное благополучие – нет, ничего этого у россиян не прибавляется. Церковная жизнь как воплощение личной веры во Христа народу не нужна.

С другой стороны, и это более важно, есть ложные ожидания социальных благ и даже хоть какой-то помощи от Русской Церкви, порожденные фантазиями народа. Недовольство властями, социально-экономические трудности, даже отчаяние сублимируются, выливаются в надежды, что РПЦ – реальный защитник и помощник. Но время идет, а ожидаемая помощь не приходит, и в людях накапливается недовольство, выливаемое и на Церковь в том числе.

К сожалению, мало кто понимает, что Русская Церковь не может стать неким «министерством» по материальной, социальной, психологической и другой помощи, ибо Она – это, прежде всего, единство христиан, объединенных верой и желанием жить со Христом Богом и исполнять Его заповеди. Безусловно, Церковь может и даже должна заниматься и миротворчеством, и социальным служением, и культурным просвещением, но надо понимать, что для нее – это разные виды служения христиан, которые не могут быть регламентированы заранее и жестко. Никакие христианские служения в принципе не смогут стать системным откликом на разваливающуюся социально-экономическую жизнь страны.

Задача и призвание Церкви не в решении проблем. Невозможно в принципе выжать из христиан «систему служения» или «КПД», невозможно служение встроить в «вертикаль управления». Именно эта идея служения, как добровольного исполнения заповедей ради ближних и ради Христа, не ясна «внешним» по отношению к Церкви людям, что и порождает ложные ожидания.

В-четвертых, скажу о чудовищной безграмотности светских журналистов и разного рода «говорящих голов», мало сведущих в церковных делах и вопросах веры. Часто точно описывая свои ощущения, опыт или настроения людей, журналисты не могут адекватно понять смысл и причины происходящего, не могут даже адекватно воспринять церковную терминологию и структуру церковного управления. Описываемая ими церковная жизнь не имеет отношение к реальности, но ярко отпечатывается в сознании смотрящих, слушающих и читающих.

Я не понимаю, почему, но отсутствует распространенная систематическая практика консультаций, работы с экспертами, пусть и по аналогии с темами экономики или даже погоды. Вместо того чтобы разобраться в чем-то и перевести событие на понятный светской аудиторией язык, события важные для Церкви и даже Страны просто игнорируются. Светские журналисты слишком часто обращаются к наиболее им понятным «приземленным» церковным темам, к скандалам и «разоблачениям», чем формируют у людей неадекватный образ РПЦ, как одной из сфер жизни россиян, наподобие шоубизнеса.

Подробнее

Протоиерей Андрей Верещагин, священник Григорий Михневич и Александр Писный были приглашены вместе с другими участниками трагических событий ночи на 23 июня в Москву  на съемку специального выпуска передачи об авиакатастрофе в Петрозаводске. Но приглашенным не сказали, что снимать будут ток-шоу.

Спасавших и родственников погибших и пострадавших поместили в разные гримерки, но им удалось встретиться еще до эфира. Отец Андрей, отец Григорий и ряд других участников, возмущенные тем, что их заманили на съемку обманом, отказались сниматься в ток-шоу.

Мы стали свидетелями фрагмента разговора священников и одного из продюсеров канала.

- Чем вам не нравится эта программа? Есть хорошие, совсем не скандальные выпуски!

- Предположим, Вы берете в банке три кредита и два из них не отдаете, – объясняет отец Григорий. – Разве Вам кто-нибудь даст четвертый? Или Вы тоже будете объяснять: «Ну, один-то кредит я отдал!?

- Мы не хотели никакого скандала! – спорит продюсер. – У нас аудитория 30 миллионов. Всем нравится эта передача – это о чем-то говорит.

На что отец Григорий ответил:

- И у порнографических фильмов и журналов огромные бюджеты, но это не значит, что их надо покупать, смотреть и читать.

Мы догнали отцов и Александра на выходе их Останкино.

- Почему вы не стали участвовать? – спросили мы отца Андрея и отца Григория.

- Нас всех обманом заманили на эту передачу. Там были ребята, родственники одной выжившей девушки, которую сегодня должны оперировать. Они должны были находиться с ней, но им представили информацию в совершенно искаженном виде: будто бы их ожидают в Москве те, кто спасал их родственницу, и другой возможности встретиться с ними не будет.

Тем же, кто спасал, объяснили обратное – что их ждут родственники для того, чтобы поблагодарить. Естественно, когда они узнали, что их позвали на развлекательное ток-шоу, они были возмущены. Очень многие участники ушли с нами.

Причем, я специально спрашивал, когда с нами договаривались о приезде, на какую программу нас зовут. Если бы мы знали, какая передача, мы бы не поехали.

Мы встречались сейчас с главным редактором и ведущим — они прекрасно поняли нашу точку зрению, выслушали нас и принесли извинения. Речь идет не о нашем каком-то презрении к людям, речь идет о формате именно этой программы.

Воистину говорят: если ты один раз обжегся на молоке, будешь на воду дуть. Это моя гражданская позиция, а вовсе не позиция Церкви. Там, на пожаре, я действовал как гражданин России, а не как священник.

В итоге этот диалог закончился тем, что господин продюсер оскорбил и священников, и правящего архиерея, заявив, что у нас нет ни чести, ни достоинства и что наши слова расходятся с делами…

Больше священники не хотели касаться этой темы.

Человеку не дают медаль за то, что он дышит

Прошло несколько дней с момента катастрофы, эмоции немного улеглись, стало возможно в спокойном состоянии окинуть взглядом происшедшее. Отец Андрей согласился восстановить события ночи на 23 июня.

- Отец Андрей, расскажите, пожалуйста, как все происходило? Кто участвовал в спасении людей?

- Кто обычно в таких ситуациях на помощь бежит — те, кто рядом живут. Валера Минин с сыном. Саша, наш спутник — он после инсульта не говорит и не пишет, он все запомнил лучше всех, но рассказать не может.

Мы приехали на место происшествия, еще пяти минут не прошло, и видим — Саня с Валерой уже кого-то тащат. И тут люди помогают, и тут… Женщина кричит: «Люди! Давайте ко мне в машину! Я повезу в Петрозаводск!» Первого пострадавшего в город доставили уже через пять минут.

Конечно, были люди, которые просто физически и психологически не смогли помочь. У всех по-разному устроена психика, не все могут выдержать: например, вот лежит человек, разорванный на две части. Были кое-кто, кому плохо становилось, разворачивались и убегали. Их нельзя винить в том, что они не оказывали помощь.

- А как быстро приехала первая помощь?

- Не могу сказать. В такой момент не думаешь о времени…

- Не возникало мысли, что это какая-то чудовищная несправедливость, непонятно зачем попущенная Богом?

- Нас сейчас часто спрашивают, почему Бог такое допустил. А мы не думали об этом, мы просто помогали. В такой ситуации задумываться о смысле — это искушение.

В Евангелии от Луки точно такой же вопрос задают Христу: Пилат смешал кровь иудеев в Галилее вместе с жертвоприношениями, как Ты на это смотришь? А Он не стал об этом говорить. Давайте переведем Его ответ на современный язык. «Произошла техногенная катастрофа: Силоамская башня упала и придавила восемнадцать человек. Они были не более грешные, чем вы. Но если и вы, увидев такое предупреждение, не покаетесь, то и с вами будет то же самое». К евангельским словам добавить нечего.

- Всех, кто помогал на месте происшествия, официально наградили – 11 самоотверженных людей…

- Наградили, и слава Богу, не стоит заострять на этом внимание. Все мы поступили совершенно естественно. Все мы живем, дышим, не станут же давать человеку медаль за то, что он хорошо дышит, верно? И шоу из этого делать не надо.

Если мы живем по Евангелию, а не по понятиям мира сего, у нас левая рука не должна знать, что делает правая, не труби перед собой о своих делах.

Немногословно, да и что еще сказать? Еще труднее оказалось уговорить отцов рассказать о себе.

Отец Андрей – профессиональный спортсмен, был тренером по ушу и закончил Музыкальный колледж им. Скрябина. Теперь все правила здорового спортивного образа жизни передает местным мальчишкам. Отец Андрей согласился немного рассказать о приходе.

Хотите духовный совет – приходите в храм!

- Вашего приход помогает многим, ведется большая социальная работа?

- Да, уже пять лет по благословению архиепископа Мануила.  Окормляем детей-отказничков, престарелых людей, бездомных, заключенных. Чем можем, помогаем. К сожалению, людей не хватает, священников тоже мало. Наши прихожане, молодые люди, добровольцы, сами ходят и в больницы и в дом престарелых, других людей привлекают на помощь.

Отец Григорий в доме престарелых занимается со стариками. С ним есть небольшая команда добровольцев —  девочки. Они старичкам и в быту помогут, и приготовят к какому-то Таинству, и с Днем рождения поздравят, и просто с бабушкой посидят, поговорят…

Другие отцы в детскую больницу ходят, в роддом, в СИЗО.

Два наших священника занимаются заключенными: отец Николай посещает тюрьму, отец Андрей – колонию строгого режима. Он там окормляет людей и служит в храме. Тюрьма — очень сложное служение, несвобода, там свои, очень жесткие правила.

Слава Богу, те направления, за которые взялись, удается поддерживать.

- У Вас, наверное, при такой активной работе и сайт активный?

- Еще год назад я активно поддерживал сайт по социальной работе. Приходилось отслеживать всю информацию, много ковыряться на других сайтах, естественно, мониторинг проводить. Потом, к сожалению, его взломали.

А год назад я уехал жить в деревню, выкинул телевизор и теперь наслаждаюсь наконец-то тем, чем я должен заниматься – службой Богу.

У каждого должно быть свое дело. Батюшка должен быть батюшкой, администратор сайта — администратором сайта. Я думаю, это будет правильно. В противном случае, ты и не батюшка, хотя носишь рясу, но и в то же время не администратор, потому что  ты разрываешься между разными видами своей деятельности.

- Но ведь в интернете можно очень успешно вести просветительскую деятельность…

- Занимался. Долго, в течение лет, наверно, пяти. Понял всю бесполезность этого занятия.

Если я буду посвящать просветительской деятельностью в интернете много времени, из этого выйдет больше вреда людям, которым действительно нужен совет. На вопросы онлайн часто отвечаю, но кратенько, быстренько, понимая, что интернет-пространство – это не исповедь, не разговор. Я не вижу человека, я не знаю всех обстоятельств его жизни, я не знаю вопросов, которые его беспокоят — у меня нет полноты картины. Разговор в интернете получается в стиле: «Когда марсиане прилетят? – После дождичка в четверг». Это бесполезно и это не поможет, а может только навредить.

Поэтому я перестал тратить время на бесполезные вещи. Хотите серьезного духовного совета — приходите в храм.

- Вы сказали, что живете в деревне. У вас и приход деревенский?

- Нет, мы служим в храме в Петрозаводске. Я просто перебрался в деревенский дом, потому что в квартире тесно. У меня семья из двенадцати человек.

- Десять детей?!

- Нет, с внуками. Уже внуки есть. Живем все вместе.

- Большая семья…

- Нормальная. Это не много, на самом деле. То есть детей уже хватит, а внуков пусть еще больше будет.

Так мы дошли до метро ВДНХ. Отцы отправились на вокзал, а мы решили сами ехать в Карелию. А священники пообещали, что обязательно нас приютят.

Просто нормальные настоящие люди

А на следующий день про отца Григория и отца Андрея нам рассказал публицист и общественный деятель Александр Гезалов. Александр много лет прожил в Петрозаводске и хорошо знаком с участниками событий. Сам он приехал в Петрозаводск на похороны — в катастрофе у его друга погибла жена с двумя детьми.

- Отец Андрей и отец Григорий не только помогали вытаскивать выживших, но и оказывали психологическую помощь родственникам. В их храме было заказано несколько отпеваний, и естественно, они со всеми разговаривали. Очень помогли тестю моего друга, отцу погибшей мамы с двумя детьми. Отец Андрей нашел какие-то слова, и, как поговорил с ним, тестю стало гораздо легче, он почувствовал поддержку. И для моего друга их помощь тоже была большим подспорьем.

- А Вы знаете кого-нибудь еще из спасавших?

- Валера Минин — мой сосед по даче. Настоящий мужик — крепкий, пошел на помощь сразу. Я его потом видел, он был в шоке очень длительное время.

Священник Григорий Михневич и Александр Гезалов Отец Григорий — сирота. Воспитывался в детском доме. Сейчас сам окормляет детский дом и дом престарелых.

Вообще их приход занимается огромной социальной работой. И то, что эти священники обращены к людям, значит, что они и в огонь могут пойти. Они это и сделали.

Я читал, что отец Андрей не смог ответить, когда ему позвонили и попросили дать комментарий. Я знаю его давно. Я бы удивился, если бы он смог давать комментарии. Он очень сердечный, сочувствующий, много для других делающий человек.

У него был такой случай. Пришла мать, чей ребенок лежал в реанимации при смерти, уже весь черный. Родители уже приобрели участок на кладбище. Врачи говорили, что осталось день, может, два. Отец Андрей предложил его крестить. А через какое-то время женщина с этим ребенком к нему приходит в храм и спрашивает, можно ли причастить. И рассказывает: «Как только Вы его покрестили, он стал возвращаться». И их лечащий врач — реаниматолог с 30-летним стажем — (я тоже хорошо его знаю) сказал: «Я впервые такое вижу, чтобы ребенок, у которого ноль шансов, вернулся — фактически с того света».

Кстати, отец Андрей отказался от награды, просто не пришел на вручение.

И это уже не первый случай. Он вообще не любит выделяться. Ему несколько раз вручали награды, и он отказывался ото всех, одну ему прямо насильно отдали. Он все время говорит, что служит людям и Богу, а не ради наград.

Отец Андрей и отец Григорий идут и доказывают делом.

Просто они нормальные настоящие люди.

28 июня, 2011

Мария Сеньчукова

Об авторе

Православие и мир 

Просто они нормальные настоящие люди.             

Алексей Белов — о том, как его духовный наставник вымолил его отца из ада и почему он не хочет повторения успеха в Америке. http://www.segodnya.ua/interview/14257904.html Gorky Park Two Candles