Виктор Гресь
- 20.07.14, 13:26
- Радость жизни
Думаю, не ошибусь, если скажу, что фильм «Черная курица» – одно из самых ярких воспоминаний детства целого поколения.
Классик украинского кино, которому в этом году исполнилось 70, уже 20 лет (!) пытается «протолкнуть» в производство «Тараса Бульбу» – собственноручно написанный сценарий, в котором причудливо переплетаются со школы известная печальная история любви Андрия и Панночки, рефлексии на тему истории Украины и Польши, реальные и выдуманные эпизоды из разных эпох. За 20 лет много чего случилось. На роль его Тараса пробовался Алексей Петренко. Потом «сверху» предложили европейскую звезду – Жерара Депардье. Звезда приехала, познакомилась с режиссером, замечательно пришлась к роли и… уехала. Сценарий Греся был переведен и издан во Франции (причем переводчик – Любомир Госейко – даже не указал на обложке имя автора). Сегодня денег на картину нет.. Да и зачем снимать, видимо, думают чиновники, ведь в России Бортко уже снял свой вариант «Бульбы»…
Виктор Степанович – человек энергичный. Уж если начинает говорить, то выплескивает все, без разбору. И радости, и горечь. А хаотичная обстановка, в которой живет Гресь – лучшее обрамление этому неуемному человеку. Тут и старинное оружие, и рыцарские доспехи, и множество картин, и книги – повсюду, на полках, столах, креслах, даже на полу…
Наш разговор накануне Дня украинского кино о самом большом деле Греся – гоголевском «Тарасе Бульбе» и о том, что ему обещали чиновники, но так и не выполнили.
Виктор Степанович, как вообще вы осмелились подступиться к Гоголю? Этот мистический массив… Не страшно?
Вообще я комедийный режиссер. Во ВГИКе снимал только комедии. Среди так называемых «малороссов» это распространено: они обладают глубоким чувством юмора. Поэтому, если с юмором плохо, к Гоголю прикасаться нельзя! У нас, южан, мистика особенная. Гоголь любил Гофмана, но он пропускал Гофмана через себя; да и тот же Погорельский-Перовский написал «Черную курицу» под влиянием Гофмана – но это никоим образом не немецкая мистика, не немецкое ощущение! Наша мистика ближе к Востоку, она очень мягкая...
Знаете же, Гоголь написал два варианта «Бульбы». Изучая автора, собирая по крупицам детали, я примерно воссоздал тот вариант, что Николай Васильевич унес с собою в могилу. Мой сценарий писался по мотивам личной жизни, путешествий, переписки Гоголя. Однако важнее всего – совпадение внутренних миров – моего и гоголевского. Также и в «Черной курице»: я перевернул все вверх дном, но все равно говорят, что это – сказка Погорельского-Перовского.
Для меня Гоголь – как часть души. У нас с ним много общего: у меня предки – поляки и украинцы, у Гоголя – тоже. Фамилия моя начинается на «г» и заканчивается на «ь» - у Гоголя тоже. И родился я в юбилей Гоголя! Я ведь вообще не видел Украины – в Дагестане жил! Война забросила туда семью в эвакуацию, и я сначала в Дагестане учился, потом в Ленинграде на режиссуре. Потом армия. И ВГИК. В Украину я приехал поздно, уже зная, что все мои предки – отсюда. Фамилия Гресь происходит от польского Гжесь. Когда я впервые приехал в Украину, понял, что мне все это уже снилось. Я счастлив, что судьба забросила меня именно сюда…
А какие у вас с нашей властью отношения? Не обидно было, что вот в России «Бульбу» сняли – при серьезной государственной поддержке, а в Украине документальным кино ограничились?
Власть мне много чего обещала и ничего не сделала. А когда запустились в России, когда на главную роль пригласили Ступку... Продолжать не буду. Лично я конкуренции не вижу. С уважением отношусь к Бортко. Мы с ним разные. Конечно, Бортко видел мой сценарий, ведь он долгое время лежал у Арсеньева – продюсера, который собирался делать мою картину.
Идею снять своего «Тараса Бульбу» не оставляете?
Однажды я понял, что хочу снять одну-единственную картину – «Тараса Бульбу» – и больше никогда ничего о казачестве не снимать! С самого начала хотелось сделать кино- и телевариант. Причем в телевизионном варианте история должна была быть показана с разных точек зрения: Тараса, Остапа, Андрея. А киноверсия – это исход, Тарас – словно Моисей. И если этой картины не будет, Украина потеряет больше, чем я. Жаль…
Известно, что вы видели в роли Бульбы только актера Алексея Петренко. И он пробовался на эту роль. Однако Вам навязали Жерара Депардье. Как Вам западная звезда?
Мне не навязали. Это я сам через Любомира Госейко передал ему предложение сняться в моем фильме. Познакомил с замыслом. И даже картину Юрия Никитина переслал, где Депардье в образе Бульбы. Мэтру понравилось. А тут – Оранжевая революция, и Депардье лично едет в Киев. Посмотреть на этих «отважных людей» – украинцев… Я почувствовал, что смогу с ним (Депардье. – Авт.) работать, несмотря на язык. Когда он уезжал с киностудии Довженко, я вспомнил, что забыл передать ему кассеты. Когда же подошел, он уже сидел в машине; заднее стекло было опущено. Я сказал: «В память о нашей встрече хочу подарить Вам свои фильмы». Депардье вышел из машины, обошел ее и взял кассеты. Мне это по-человечески очень понравилось.
Это именно Депардье – а не наоборот! – сказал Президенту о том, что хотел бы сняться в роли Бульбы. Но тут же обо мне забыли! Тогда я начал писать. После этого мне позвонил сам Президент. Словно крылья выросли! Но ненадолго… Когда Депардье приезжал во второй раз, то его больше крымские виноградники интересовали, чем кино.
Что ж до Алексея Петренко, то я считаю, что он был рожден, чтобы сыграть Бульбу. Мы работаем с ним двадцать лет. Кучма народного артиста давал одновременно ему и мне.
И все же – в чем разница между вашим видением истории Бульбы и тем, что сделал Бортко?
Вот чего Бортко совершенно не понимает – так это разницу между запорожским и реестровым казачеством. Иногда реестровцы присоединялись к запорожцам, иногда воевали против них. Были они на службе короля и служили ему довольно верно. Иногда реестровцы раскалывались – часть присоединялась к запорожцам, часть сражалась на польской стороне. Так вот, переход Андрея на польскую сторону – это было не предательство! В Дубно стоял реестровский полк. Полковник был другом Бульбы, они вместе сражались под Хотином, но он остался верен королю, будучи православным. И он дал своим казакам возможность выбрать – часть полка вышла из города, часть осталась. А потом, когда подошел Потоцкий, реестровцы, которые вышли из Дубно, тоже разделились – часть пошла с Потоцким, часть осталась с запорожцами. И так – вся наша история… Андрей остался с реестровцами, чтобы спасти панночку. Поэтому всех этих слов «Я Родину отдам…» я в своем сценарии не оставлял. Да, он остался, предал. Лучший исход для него был – смерть. Как в «Живом трупе». И идя в атаку, он хочет погибнуть первым. А Бульба дал задание – заманить! Они дразнят Андрея, а убивать – не убивают. Ближайшим к Андрею человеком был Товкач – вырастивший его казак. Именно он заманивает его в ловушку, и Андрей убивает его, катится голова, и в этот момент слышит: «Ну что, помогли тебе твои ляхи?»
Правильно я понимаю, вы не любите прямые экранизации?
Совершенно верно. В «Черной курице», например, я цитирую Пушкина, Диккенса. Еще Эйзенштейн говорил: «все мое беру везде». Все повторяемо. Вот сюжет: царь едет по полю боя, видит – лежит славный рыцарь. Царь отстегивает меч и дарит рыцарю. Да это еще со времен Древней Греции известно! А у меня король Польши Владислав едет по полю вместе с Конашевичем и видит – лежит здоровенный казак. Он умирает, но в кулаке сжимает клок польского знамени, которое так и не смогли забрать у него враги. Король останавливается и говорит: вот, настоящий рыцарь. Когда казак застонал, Владислав отстегивает свою саблю, дает молодому Потоцкому, который тут же, рядом, и приказывает подать казаку. А когда Потоцкий опускается на колени, то видит, что казак еще жив. У Гоголя есть упоминание о подаренной сабле.
Такое впечатление, что все это было…
Было! И пировали поляки и украинцы под одним огромным дубом, и верили, что Украина будет великой! А потом, на протяжении всего фильма, они методично уничтожают друг друга… Этакая вариация на тему Монтекки и Капулетти. Андрей – Ромео, Панночка – Джульетта. Половина польской элиты – украинского происхождения. Но они не упрекают, кто «больше поляк». А наши выясняют…
В конце фильма мы видим уже полусгнивший дуб, под которым они пировали, те самые места, где все так верили в Украину… И именно в этом месте Тараса настигает Потоцкий. Так замыкается рондо. Конечно, когда Тарас горел, он не мог кричать про какого-то русского царя – в такие моменты не до разговоров! Конечно, вообще кричать он мог – но потом его шарахнули по голове, и он потерял сознание. А когда очнулся, то увидел, что казаки спаслись, уже плывут – и тогда он обернулся и закричал: «Ну что, взяли?» Захохотал и скрутил фигу. И завершается фильм пламенем, в котором исчезает фига. Душа Тараса отрывается и летит – и только оттуда, сверху видит, что обе стороны – слепцы. Ведь они не видят, что собственными руками уничтожают Речь Посполитую. И душа летит в тоннеле из дыма, и мы видим в конце тоннеля свет, и замечаем, что это не свет вовсе, а отражение в тазе с водой. Из воды руки Панночки берут ребенка. Панночка целует его и передает Андрею, Андрей – брату Панночки, брат – Остапу, Остап – своей матери, мать – Тарасу. И Тарас смотрит на это беззубое лицо, на пуповину… Такое могло бы случиться, но так и не случилось…
Но такого у Гоголя не было… Как же историческая истина?
Гоголь не писал исторических полотен. Он брал героев из разных эпох. А те, кто пытался делать что-то «по Гоголю», искали какие-то прямые исторические аспекты. Он же, как Шекспир, брал лучшее из происходящего. Так и я, когда писал сценарий, не думал: было это или не было. У меня должно было быть великое сражение – как, например, Бородинское у Толстого – и это была Хотинская битва. Мне нужно было столкнуть единокровцев. Ведь под флагом Турции воевало много славян! И шли они на бой в национальных одеждах! Турция – это мощнейшая цивилизация была, Запад ничего не мог поделать…
Мне нужен был Рубикон, чтоб он (султан. – Авт.) зачерпнул воду из реки шлемом. И вот вся эта огромная армия – с гаремами, слонами, обозом – остановилась возле реки. А с той стороны – голый берег и какие-то чахлые кустики. И в небе возник знак – пронеслась комета. Формой она напоминала саблю острием в сторону востока. Султан сказал: это знак Аллаха! Армия начала переправляться. Разразилась буря. Многие утонули. И вдруг – перелесок, кустики сдвинулись с места! Это были казаки.
Как много у вас идей! Не боитесь в них утонуть?
Я человек импровизации: никогда не знаю, с какого слова начну и каким закончу. Ситуация рождает мысль. По знаку – Рак. Раньше я этого не понимал, только теперь осознал: во всех моих картинах ключевую роль играет вода. Даже в «Янки при дворе короля Артура» я должен был снимать на Камчатке, где гейзеры. Вести, вести по пустыне, когда уже такая жажда, что человек изнемогает – и вдруг открывается пространство с фьордами, гейзерами... Ракам свойственна цикличность. Все мои картины – это круги. С чего начинаются, тем и кончаются.
В финале «Черной курицы» есть такой кадр. Алеша – главный герой – соединяет руки родителей своей ручонкой. Так замыкается цепь, круг гармонии. Мне хотелось, чтобы это движение навстречу друг другу, это стремление к счастью, добру соединило людей, сидящих в зале. Хотя бы на мгновение.
4
