
***
На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Если верить преданию,
все, что попадает в воды этой реки — листья, насекомые, птичьи
перья, — со временем превращается в камни, устилающие ее русло. Ах,
если бы я могла вырвать сердце у себя из груди, вырвать и бросить его на
стремнину, чтобы не было больше ни муки, ни тоски, ни воспоминаний.
***
Но я помню тот чудесный миг, когда простое «да» или «нет» могло
изменить все наше бытие. Кажется, что это было так давно, а между
тем всего неделю назад я снова встретила его — и снова потеряла.
***
Все истории о любви похожи одна на другую.
***
— Все три великие религии, в основе которых лежит единобожие, —
иудаизм, христианство, ислам — это мужские религии. Священнослужители —
мужчины. Мужчины устанавливают законы, мужчины исполняют обряды.
***
А когда тебе глядят в глаза, нельзя солгать, нельзя ничего утаить.
И любая женщина, если чувства в ней не вконец омертвели, по глазам
мужчины поймет, что он охвачен страстью, — поймет, какой бы нелепостью
ни казалось это, каким бы несвоевременным и неуместным ни было
проявление ее.
***
Есть много способов совершить
самоубийство. Те, кто пытаются убить плоть, нарушают закон, Дарованный
Богом. Но и те, которые покушаются на убийство души, также преступают
Его закон — хотя глазам человеческим их преступление не столь заметно.
***
Может быть, он и вправду любит меня. Однако мы должны превратить эту любовь во что-то иное, более глубокое.
***
— Есть люди, которые постоянно воюют с кем-то — с окружающими,
с самими собой, с жизнью. И постепенно у них в голове начинает
складываться некое театральное действо, и либретто его они записывают
под диктовку своих неудач и разочарований.
***
«Я ведь знала заранее, — думаю я. — Знала, что он нарушит равновесие
моего мира. Разум предупредил меня — но сердце не захотело внять
его совету».
***
Как дорого обошлось мне обретение
той малости, которую я получила. Мне пришлось отказаться от стольких
желанных мне вещей, отвернуться от стольких дорог, открывавшихся передо
мной. Я пожертвовала многими своими мечтами во имя главной —
спокойствия духа. И лишиться его сейчас я не желаю.
***
— Я часто пытаюсь осознать свою судьбу. И не могу. Я избрал себе
удел воина Божьей рати, а все, что я сделал в жизни, сводится к попытке
объяснить людям, почему существуют на свете нищета, страдание,
несправедливость. Я прошу их быть добрыми христианами, а они меня
спрашивают: «Как могу я веровать в Бога, если в мире столько горя
и муки?«
И я тогда принимаюсь объяснять то, чего объяснить
нельзя. Произношу какие-то слова о Божьем замысле, о войнах, которые
ведут ангелы, и о том, что все мы вовлечены в эту борьбу. Пытаюсь
сказать, что, когда в мире у определенного числа людей появится
достаточно веры для того, чтобы изменить этот сценарий, все прочие люди,
где бы, в каком бы уголке нашей планеты ни жили они, будут этой
переменой облагодетельствованы. Но мне не верят. И ничего не делают.
***
Я долго глядела на реку. Плакала до тех пор, пока не почувствовала — слезы иссякли.