Я быстро шла по узкой асфальтированной дорожке огромных владений лечебного учреждения. Объем занимаемой площади внушал почтение и страх одновременно. Решив сократить дорогу к автобусу, выбрала кратчайший путь к остановке – через густо поросшую деревьями и кустарниками территорию.

Я старалась не смотреть в сторону десятков одноэтажных и многоэтажных корпусов, где каждый день страдали и умирали люди, называемые сухим и обезличенным словом – пациенты. 

В воздухе стоял удивительный запах, который я любила с детства. Аромат влажной земли. Он бывает только после дождя. Многие не любят этот запах, он кажется им могильным. Мне же всегда чудилась в нем особая чистота. Как будто земля и травы, растущие на ней, умылись живительной влагой и избавились от накопившейся усталости. Похожий запах имеют многие осенние цветы. В них, несмотря на их внешнюю роскошь, слышится едва уловимый признак тлена.

Я пыталась вспомнить – как же называется этот аромат. Это слово было придумано неким исследователем не так давно. Камень и жидкость, текущая из сосудов древних греческих богов – вот, что оно означает.  Мелкие капельки крови какого-то чужого и равнодушного бога в виде невидимого аэрозоля мириадами поднимаются из земли ввысь, к небу.
 
Красивая легенда, правда? Но все-таки, как называется этот запах?

Я подняла глаза и вдруг встретилась с внимательным и измученным взглядом. В нем была бездна страдания, боли и обреченности. Большие черные глаза в упор смотрели на меня.

- Пошевеливайся, придурок! – грубо закричала тетка в халате.  – Чего пялишься на нормальных людей, иди вперед.

Обладатель черных глаз поправил мешок, сползающий со спины, согнулся и послушно пошел по дорожке. От замызганного мешка шел этот самый чарующий запах крови древних богов, которым пропитались прелые листья. Другие пациенты сгребали их с дорожек.

И вдруг я вспомнила. Аромат влажной после дождя земли – это петрикор. Петра – камень. Икор – жидкость.

«Бог, греческий или нет, свой или чужой, древний или теперешний. Как тебя там зовут, не знаю. Пожалуйста, пусть уйдет из души этого человека та огромная боль, из-за которой его называют мёрзлым словом – пациент». – Повторяла я про себя.

Я не знала ни одной молитвы и не была уверена – услышит ли Он то, о чем я его прошу. Оглянувшись, увидела, что человек с мешком смотрит мне вслед. Удивительно, но строгая тетка в халате почему-то молчала. Видимо, у нее уже был исчерпан лимит на сегодня.

«Волшебный запах, которым заполнено все пространство, вселяет надежду». – Убеждала себя я. – «Ведь боги не могут вкушать не то, что больничную пищу, а даже самые изысканные блюда из земного ресторана. Они питаются амброзией и нектаром, которые дарят молодость и бессмертие»…

https://www.youtube.com/watch?v=8Eq5JRrM_mc

Сьюзен Эрц, американская писательница

Я наблюдал, как Иней рисует на моих костях кельтские узоры бессмертия, и вспоминал пылающий жаром закат, оттенявший огонь наших поцелуев и прожигающие насквозь слова признаний. Мне становилось тепло и кельтские узоры наполнялись светом и смыслом. Я наблюдал, как Тьма душит меня ритуальным шёлковым платком бессмертия, и вспоминал солнечные зайчики восхода на наших обнажённых бёдрах, реку Нежности, заполняющую лёгкие до отказа, и крик Счастья, вибрирующий,  как Царь-Колокол на праздник. Мне становилось легче дышать и ритуальные знаки на платке наполнялись мерцающей Тьмой понимания. Я смотрел, как Бессмертие учится ходить. Спотыкаясь, пошатываясь и падая раз за разом. Я подошёл ближе и предложил ему попробовать парные танцы. - Как может научиться такому сложно-координированному движению тот, кто только  учится ходить? - В его голосе была горечь полыни и дыма осенних листьев. - Тебе не нужно учиться ничему новому, - успокоил я его, положив ладонь на напряжённое плечо.  Лишь вспомни изящество, зеркальность и лёгкость узоров Инея и проницательность и уверенность Тьмы. А теперь доверься музыке и танцуй! Это же так просто как и любить. .....