Стоят два мента посреди Крещатика. Подходит к ним прохожий:

-- Подскажите, пожалуйста, как мне пройти на бульвар Шевченко?

В ответ тишина. Только плечами пожимают.

Он их по-английски спрашивает. Результат тот же. Он по-французки, по-итальянски, по-немецки, на идиш... Тишина, только переглядываются.

Побрёл прохожий дальше.Менты друг другу:

-- Ти подивись, Микола, яка розумна людина, скiльки мов вивчила.

-- I що це йому, допомогло?

Они хоронили Истину.

С одной стороны, душу раздирала подленькая радость, что в этот раз там под цветами и слезами не ты, а с другой – давящая своей наготой и откровенностью мысль о неизбежности собственного конца. Подумалось, что если бы не нацистский запах крематориев, то урна больше соответствовала бы ситуации: отходам жизни соответствующую упаковку. От процессий же с ящиками пахнет лицемерием сказок для взрослых. Лишь в детских книгах смерть нестрашная вроде компьютерного квеста, в котором всякую спящую красавицу всегда может разбудить миссия, в смысле принц, и только вырастая, понимаешь, как бы попсово это ни прозвучало, что «принцев мало и на всех их не хватает», но разве это истина?! Истины же уже нет…

Похороны похожи на ритуальное жертвоприношение, только жертва уже мертва, из-за чего ее приукрашают венками как засохший бутерброд веточкой зелени и прячут собственную свежесть и привлекательность под черным камуфляжем, впрочем, неважно…

Затянувшаяся церемония вязала мысли в узлы и дарила отупением, когда уже все равно, впрочем, может именно такова реальная цель похорон. Шарканье и метрономное качание очереди провожающих вытравляли подкормленную обстановкой жалость к умершей Истине и расцвечивали яркую жалость к себе, покинутому Истиной, которая к тому же обрекла на утомительное прощание.

Хотя вся обстановка была пропитана запахом конца, а может и благодаря этому, ища утешения, все мысли были о будущем. Что дальше?

Род у Истины был древний с могучим генеалогическим древом, но как часто бывает с большими семьями, дорастя до определенного уровня, она вдруг начала усыхать и вот умер последний представитель. Оставалась надежда найти, пусть и разбавленную, кровь истины в многочисленных ответвлениях. Будущее рисовало поиски Истины, с победителями и проигравшими, гонку за Истиной, но голос разума увещевал, что результаты будут весьма сомнительными, разве ж может Истина быть не стопроцентной? И правда, что лучше Истина из Этих, или Истина от Тех? Услужливое отчаяние зловеще шептало, что Истины нет, больше нет и не будет, а красивая, но ненадежная надежда подсказывала, что Истине принадлежит все смешенье крови. Но уже сейчас за поминальным столом отростки Истины разделились на два лагеря: те, кто вошел в Истину и те, кто из нее вышел, не говоря уже о глубокой феодальной раздробленности внутри каждого крыла, подпитываемой вассалами, мечтающими сыграть ва-банк  и выиграть в славной борьбе за Истину.

З.Ы. Уходя, Вера, ни к кому конкретно не обращаясь, словно сама себе, сказала: Истина умерла, вместе мы снова обретаем ее, а разбегаясь, теряем. Вера строила храмы и звала к себе, пытаясь воскресить Истину, но Знание, с его доводами и расчетами  степени истинности вновь и вновь разжигало борьбу между кровными (физическими) родственниками истины. Кто знает, может в этом споре, как предсказывалось древними греками, когда-то родится Истина.