Про неудавшегося пассажира
- 07.11.14, 20:35
Был одиннадцатый час вечера.
«Татра Т6В5», угрюмо дребезжа колёсными парами, неуклюже выпорхнула из-за шатра секонд-хенда и остановилась на конечной «Позняков», негостеприимно распахнув две трети своих проржавевших, но тщательно замазанных как минимум семью слоями жёлтой краски дверей. В отличие от задних, передние двери открываться явно не планировали, и, судя по апатии усатого водителя, в подобный отказ уходили уже далеко не первый круг. Средние же открылись лишь наполовину, но подвыпившие и заранее подготовившиеся к выходу пассажиры проявили активную гражданскую позицию, оказав дверным створкам чехословацкого трамваепрома посильную помощь.
Буквально за полминуты опустевший трамвай наполнили немногочисленные вялые вечерние пассажиры; усатый и явно спешащий домой водитель нетерпеливо харкнул в форточку, захлопнул двери за последним вошедшим, нажал на кнопку радиоинформатора, хмыкнул, ещё раз харкнул в форточку, нажал на педаль и трамвай тронулся. Спустя полминуты хода его ожидал красный свет на перекрёстке с улицей Драгоманова, где трамвай нехотя остановился. Через мгновенье снаружи, прямо у передних дверей вагона, вдруг мелькнула ослепительно-белая кепка «Адидас», а когда эффект куриной слепоты уступил, под кепкой проявилось обаятельное лицо местного гопничка, всем своим видом пытающегося изображать доброжелательность, кротость, всяческий позитив и тягу к созиданию.
– Шеф, позвольте войти, эта, пожалуйста?, - гопничек вкрадчиво но настойчиво постучал монеткой по стеклянной створке закрытой двери Татры.
Не нужно было обладать детективным талантом комиссара Мегре, чтобы понять, что потенциальному пассажиру не терпится доехать до Дарницкого вокзала и он, скорбя о собственной нерасторопности, пытается всячески убедить водителя (в том числе при помощи монетки, которая как бы символизирует платёжеспособность) пустить его внутрь салона – следующий водитель, возможно, уже калдырит «Пшеничную» в депо на ДВРЗ и очередного трамвая можно прождать полчаса и больше.
Водитель собрался было вновь харкнуть в форточку (она находится с другой стороны дверей, если кто давно в трамваях не ездил), но передумал и остался безучастен.
Гопничек слегка разозлился, но сдаваться не торопился, принявшись стучать по стеклу дверной створки трамвая несколько громче. При этом он нетерпеливо оглядывался через плечо, нервно всматриваясь в цифры на табло светофора, которые сулили скорый отход трамвая: 27... 26... 25...
Пассажиры приободрились и с лёгким азартом посетителей зоопарка, глазеющих на возбуждённого питона в серпентарии, следили через окно за поползновениями белой кепки и её обладателя.
– Водитель, впустите, там вас просят! – подал голос безусый юнец, сутулящийся на одном из передних сидений салона, откуда на питоньи упражнения открывался наиболее панорамный вид.
(Ну, как безусый. Это как раз тот, знаете, классический случай, когда голос молодого мужчины только-только перевалил за экватор пубертатного периода, в то время как туловище, лицо и пушок над верхней губой его находились ещё километрах в ста от тридцатой параллели южной широты.)
– Шо мне, всех может тут впускать? – парировал водитель, усы которого по нашей шкале были вполне на уровне Северного полярного круга.
15... 14... 13...
Юнец зарделся, обладатель белой кепки ударился в соло степного джейрана с элементами пошловатой пантомимы, качеству исполнения которых позавидовал бы даже краснодипломник Киевского академического муниципального театра оперы и балета для детей и юношества.
– Может мне ещё посреди перекрёстка стать, блядь? – решил уточнить водитель, – Тут вам не остановка, нахуй!
4... 3... 2...
Загорелся жёлтый, затем зелёный, трамвай яростно зазвенел и начал стремительно набирать скорость.
– Ну ты и лошара! – в сердцах проинформировал водителя гопничек, плюнул вслед удаляющемуся трамваю и под полу-соболезнующие, полу-злорадствующие взгляды пассажиров отправился восвояси.
«Татра Т6В5», угрюмо дребезжа колёсными парами, неуклюже выпорхнула из-за шатра секонд-хенда и остановилась на конечной «Позняков», негостеприимно распахнув две трети своих проржавевших, но тщательно замазанных как минимум семью слоями жёлтой краски дверей. В отличие от задних, передние двери открываться явно не планировали, и, судя по апатии усатого водителя, в подобный отказ уходили уже далеко не первый круг. Средние же открылись лишь наполовину, но подвыпившие и заранее подготовившиеся к выходу пассажиры проявили активную гражданскую позицию, оказав дверным створкам чехословацкого трамваепрома посильную помощь.
Буквально за полминуты опустевший трамвай наполнили немногочисленные вялые вечерние пассажиры; усатый и явно спешащий домой водитель нетерпеливо харкнул в форточку, захлопнул двери за последним вошедшим, нажал на кнопку радиоинформатора, хмыкнул, ещё раз харкнул в форточку, нажал на педаль и трамвай тронулся. Спустя полминуты хода его ожидал красный свет на перекрёстке с улицей Драгоманова, где трамвай нехотя остановился. Через мгновенье снаружи, прямо у передних дверей вагона, вдруг мелькнула ослепительно-белая кепка «Адидас», а когда эффект куриной слепоты уступил, под кепкой проявилось обаятельное лицо местного гопничка, всем своим видом пытающегося изображать доброжелательность, кротость, всяческий позитив и тягу к созиданию.
– Шеф, позвольте войти, эта, пожалуйста?, - гопничек вкрадчиво но настойчиво постучал монеткой по стеклянной створке закрытой двери Татры.
Не нужно было обладать детективным талантом комиссара Мегре, чтобы понять, что потенциальному пассажиру не терпится доехать до Дарницкого вокзала и он, скорбя о собственной нерасторопности, пытается всячески убедить водителя (в том числе при помощи монетки, которая как бы символизирует платёжеспособность) пустить его внутрь салона – следующий водитель, возможно, уже калдырит «Пшеничную» в депо на ДВРЗ и очередного трамвая можно прождать полчаса и больше.
Водитель собрался было вновь харкнуть в форточку (она находится с другой стороны дверей, если кто давно в трамваях не ездил), но передумал и остался безучастен.
Гопничек слегка разозлился, но сдаваться не торопился, принявшись стучать по стеклу дверной створки трамвая несколько громче. При этом он нетерпеливо оглядывался через плечо, нервно всматриваясь в цифры на табло светофора, которые сулили скорый отход трамвая: 27... 26... 25...
Пассажиры приободрились и с лёгким азартом посетителей зоопарка, глазеющих на возбуждённого питона в серпентарии, следили через окно за поползновениями белой кепки и её обладателя.
– Водитель, впустите, там вас просят! – подал голос безусый юнец, сутулящийся на одном из передних сидений салона, откуда на питоньи упражнения открывался наиболее панорамный вид.
(Ну, как безусый. Это как раз тот, знаете, классический случай, когда голос молодого мужчины только-только перевалил за экватор пубертатного периода, в то время как туловище, лицо и пушок над верхней губой его находились ещё километрах в ста от тридцатой параллели южной широты.)
– Шо мне, всех может тут впускать? – парировал водитель, усы которого по нашей шкале были вполне на уровне Северного полярного круга.
15... 14... 13...
Юнец зарделся, обладатель белой кепки ударился в соло степного джейрана с элементами пошловатой пантомимы, качеству исполнения которых позавидовал бы даже краснодипломник Киевского академического муниципального театра оперы и балета для детей и юношества.
– Может мне ещё посреди перекрёстка стать, блядь? – решил уточнить водитель, – Тут вам не остановка, нахуй!
4... 3... 2...
Загорелся жёлтый, затем зелёный, трамвай яростно зазвенел и начал стремительно набирать скорость.
– Ну ты и лошара! – в сердцах проинформировал водителя гопничек, плюнул вслед удаляющемуся трамваю и под полу-соболезнующие, полу-злорадствующие взгляды пассажиров отправился восвояси.
4
