Ещё летает стриж лихой и торит путь себе свистя, но тополя, чей  ладен строй, уж почки жёлтые растят. Ещё мелькает мотылёк над зелен лугом там и сям. Былинки, где ваш паучок?-- над голым пастбищем висят. Ещё доверье есть к словам и радость часом, не беда. Грядёт ли что, колышет там? Ладья Харона? В путь когда? перевод с немецкого Терджимана Кырымлы An der Grenze Noch fliegt die Schwalbe ein und aus Und flitzt im Wege auf und ab. Doch aus des Pappelbaumes Flaus Sprang schon ein gelbes Knoepchen ab. Noch treibt der bunte Schmetterling Auf gruenen Wiesen hin und her. Ein Faedchen, das am Hute hing, Kams schon von kahlen Koppeln her? Vereinzelt noch ein treues Wort Und eine Freude dann und wann. Was naehert sich, was schaukelt dort? Die Hadesfaehre? Ankunft: wann Detlev von Liliencron

Я заблудился в городе огромном-- и вышел в даль на маленький вокзал. Отсель, пожалуй, в городишки ездит народ, что по утрам встаёт к бюро, прилавкам, столикам, раскладкам, а вечерами во кругу семьи изволит отрясать с себя "гешефтность". Горящий, жаркий летний день кончался. Был час, когда вполсилы сумрак-- луна младая запятой казалась меж двух вагонов груженных, как раз. На западе простёрлось небо, немо в молочно-жёлтых, блёклых колера`х. Под ним торчали, вытесанны точно, громады труб, предбанник ада впрямь. Изо` всех дул валил густейший дым,-- вначале ввысь, затем, маршрут ломая, почти направо, с ветром-- в горизонт. В чадильне дико странной той просматривались основанья труб, вполне спокойные, без проблесков огня-- и ночи тёмно-синий плащ пылал. А с города большого грохотало: котёл кипящий, я такой слыхал уже, когда Париж мы, немцы осаждали, а коммунары в нём, в аду, под гул кровь с лиц своих разбитых утирали. Вот что припомнил я в тот миг. И позабытое явилось живо,-- а над "забором" вы`соко блестел латунной бляхой драенной Юпитер. Теперь, тогда-- Юпитер в небеси, из звёзд один хорош и видён, взирал на вечную земную рать, что мне в тот час пустынной показалась. Я вымученно, про себя шепнул, не шевеля губами :"Век двадцатый". И пустота в груди. Состав стоял, трудяг последних тихо ожидая. Вокзальный в ярко-красной шапке, меня минуя, мчался с формуляром. И всё. Лишь в вышине стоял Юпитер, огни душевно в окнах зажигались, и какофония из города неслась. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы