Каждый год, накануне 9 мая Министерство обороны РФ сообщает "новые, уточненные данные" о потерях СССР во Второй Мировой войне.  Опять и снова "новые уточненные" с точностью до последней цифры соответствуют прошлогодним: 26,6 млн. погибших, в том числе 8,7 млн. - потери Вооруженных Сил. Снова и как всегда арифметическая разница между 26,6 и 8,7, т.е. 18 млн мирного населения не произносится вслух (и это чуть-чуть радует - значит, хотя бы международного скандала ОНИ боятся).  Снова, как черт из табакерки, появляется "дежурный историк" Соколов с сообщением про 44 млн. убитых...

С чувством унылой безнадежности в Н-ный раз придется повторить очевидные (для кого очевидные? для вменяемых? сколько их, вменяемых?) вещи:

1. Цифра 26,6 получена не суммированием, а вычитанием. Из данных переписи 1939 г., "пересчитанных на дату 22 июня 41 г." вычитаются данные переписи населения 1959 г., пересчитанные на 14 лет назад, к году 45-му. Таким способом можно было получить практически  ЛЮБЫЕ цифры. Пересчет переписи 59 года на 45 год - это бред сивой кобылы. Ни один демограф не может знать, как повлияли на динамику рождений и смертей такие уникальные, никогда ранее в истории демографической науки не наблюдавшиеся явления,  как массовая гибель мужчин брачного возраста (на селе дело доходило до отметки 22 мужчины на 100 женщин детородного возраста), массовое привлечение женщин детородного возраста к непосильному физическому труду, массовая беспризорность детей, необычайно большое число неполных семей, гигантская, невиданная со времен "великого переселения народов", миграция населения и связанное с этим обвальное ухудшение санитарно-бытовых условий…

2. Государство НЕ  МОГЛО  НЕ  ЗНАТЬ, сколько людей у него числится. В СССР действовала карточная система распределения продуктов питания, система обязательной регистрации ("прописка") населения, государственно-принудительного использования трудовых ресурсов. Без прописки нельзя было получить хлебную карточку, встать в очередь на жилье, отдать ребенка в детский сад и школу, похоронить умершего и.т.д.  Государство и в 44 (после освобождения всей территории СССР от оккупантов), и в 45. и в 46, и во все последующие годы знало - сколько у него людей.  Игры в "пересчет назад" данных переписи 59 года могут иметь лишь одно объяснение - так проще. Проще фальсифицировать.

3. Вооруженные силы не могли потерять больше солдат, чем получили (т.е., чем получается из арифметики баланса мобилизации и демобилизации). Совершенно не важно (для статистики, а не для совести, "неважно") - похоронен ли солдат с почестями или его кости гниют в безымянном болоте, учтена его гибель в сводках штабов или нет. Армия не могла потерять больше, чем в ней было. Дальше все просто:

- было (с учетом БУС) 5,7 млн.

- мобилизовано всего за всю войну 28,8 млн.

- демобилизовано по ранению (болезни) 3,8 млн

- передано для работы в промышленности и пр. 3,6 млн

- изъято из ВС органами НКВД   0,6 млн

- на конец войны (с учетом раненых в госпиталях) числилось 12,8 млн

ВЫВОД:  потери Вооруженных Сил не могут быть больше 13,7 млн

Меньше быть могут. Из плена вернулось 1,84 млн.  Сколько живых, не погибших, пленных и дезертиров НЕ вернулось в СССР и укрылось на Западе, не знает никто. Понятно лишь то, что не вернулись многие.  В любом случае, число погибших (убитых в бою, умерших от ран в госпиталях, умерших в плену) не может быть больше 11,9 млн = (13,7 - 1,84)

Больше быть не может. Меньше может быть только на величину бежавших на Запад пленных и укрывшихся, сменив документы и фамилию, внутри страны дезертиров.  Едва ли это число превышает (по самой грубой оценке) 1 млн. Так что меньше 10-11 млн. погибших (убитых) потери Вооруженных Сил СССР быть, увы, не могут

3. Единственным серьезным возражением против такой оценки может быть только утверждение о "неучтенном призыве". Неучтенный призыв имел место: в первые месяцы войны (т.н. "народное ополчение") и 43-44 годах, когда на освобожденной территории мужчин призывного возраста забирали в части, минуя военкомат. Такое имело место быть, однако надо понять масштаб явления. Большая часть т.н. "народного ополчения" была переформирована в "нормальные" стрелковые дивизии. поставлена на учет и все виды довольствия. Разговоры про "миллионы ополченцев, полегших в полях под Москвой", не более, чем недостойное кликушество.  Что же касается "неучтенного призыва" на освобожденных территориях, то это десятки, едва ли - сотни тысяч человек, но никак не миллионы.

4. Единственным источником сведений о потерях мирного населения оккупипрованных территорий были и остаются отчеты "Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских оккупантов" (ЧГК). ЧГК насчитала - с огромными пропагандистскими преувеличениями - 6,4 млн. убитых. НО в это число вошли и убитые (умершие) на оккупированной советской территории военнопленные.  Таким образом, из числа мирного населения было убито порядка 5 млн. человек (в том числе - 2,8 млн. евреев). Цифра ужасная, преступление - безмерное и не имеющее срока давности, но никаких "18 млн. мирных жителей, замученных фашистскими извергами", тут и близко не просматривается

5. Стабильность и повторяемость действия позволяют предположить его целенаправленность (наличие умысла). Систематическое, многолетнее завышение потерь Советского Союза в войне (в том числе - многократное завышения числа мирных жителей, убитых оккупантами), вероятно, не случайно. По моему мнению, Гитлер и война использовались и используются по сей день в качестве "пожара на складе".

В общем (и для этого - завышенном) массиве потерь войны власти СССР/РФ хотят "утопить" факты массовой гибели советских людей, вызванные действиями и(или) преступным бездействием т.н. "советской власти". Массовые беззаконные репрессии довоенных, военных и послевоенных лет, массовые депортации населения с "освобожденных" и "присоединенных" территорий, локальные голодоморы военного времени, чудовищные условия труда и жизни эвакуированного (правильнее сказать - бежавшего) с занятых противником территорий населения, массовая гибель "спецпоселенцев" и "трудармейцев", смертный голод 1946 года... Длинный список, и как "удачно" для сокрытия этих страниц истории пригодилась Великая Отечественная война....

Как советские партизаны в 1943 году сожгли белорусскую деревню Дражно, в которой убили 217 жителей.

http://replay.web.archive.org/20071017020704/http://kp.by/2007/09/28/doc199433/
http://kp.by/daily/23975/146246/

Белорусские
партизаны храбро сражались с гитлеровцами в годы Великой Отечественной
войны. Партизан был главным защитником мирных жителей, символом
освобождения от фашизма. Советская история идеализировала образ
«народного мстителя», и говорить о его проступках было немыслимо. Только
через шесть десятков лет уцелевшие жители белорусской деревни Дражно
Стародорожского района решились рассказать о страшных событиях,
пережитых ими в 1943 году. Их истории в своей книге «Кроў і попел
Дражна» собрал белорусский краевед Виктор ХУРСИК.

Автор
утверждает, что 14 апреля 1943 года партизаны напали на Дражно и без
разбору стреляли, резали и заживо сжигали мирных жителей. Показания
уцелевших дражненцев автор подтверждает документами из Национального
архива Республики Беларусь.

Один из выживших свидетелей сожжения
деревни Николай Иванович Петровский после войны переехал жить в Минск,
где до пенсии проработал электриком на госпредприятии. Сегодня ветерану
79 лет, он тяжело болен.

- Наверное, в последний раз навещаю
Дражно, - медленно, нахмурившись, говорил Николай Иванович, когда мы
въезжали в деревню. - Больше шестидесяти лет я каждый день вспоминаю тот
ужас, каждый день. И хочу, чтобы люди узнали правду. Ведь партизаны,
которые убили своих земляков, так и остались героями. Эта трагедия
страшнее Хатыни.

«Выстрелы разбудили нас около четырех утра»

-
Когда в 1941 году пришли фашисты, полицейский гарнизон, на нашу беду,
сформировали в Дражно. Полицаи, а их было 79 человек, обустроились в
школе, которую огородили дзотами. Место это было стратегическим. Деревня
стояла на пересечении дорог, на возвышенности. Полицаи могли идеально
простреливать местность, да и леса стояли далеко - в трех километрах от
Дражно.

Еще до прихода немцев мой отец, председатель сельпо, член
партии, успел уйти в лес вместе с председателем колхоза и майором
Красной армии. И вовремя. Полицаи начали зверствовать: арестовали
ветврача Шаплыко и расстреляли. Охотились и за моим отцом. Ему устроили
засаду возле дома.

Всю нашу семью - меня, маму, трех братьев и
сестру Катю почти голыми погнали в колхозное гумно. Отца пытали на наших
глазах, били, заставили копать могилу. Но почему-то не расстреляли и
через несколько дней отправили в концлагерь, - Николай Иванович
старается говорить сухо, без эмоций. Но кажется, старик вот-вот
сорвется.

- Так мы и жили: без отца, с ненавистью к оккупантам,
ждали освобождения, - продолжает Николай Иванович. - И вот в январе 1943
года партизаны провели операцию по захвату полицейского гарнизона.

Сегодня
ясно, что операция была спланирована бездарно, партизаны атаковали в
лоб, почти всех их положили из пулемета. Сельчан заставили хоронить
убитых. Помню, как мама переживала, плакала. Ведь партизан мы считали
нашей надеждой…

Но через несколько месяцев эти «защитники»
учинили невиданное зверство! - Старик на минуту остановился, окинул
взглядом деревню, долго смотрел в сторону леса. - Выстрелы разбудили нас около четырех утра 14 апреля 1943 года.

Мама кричала: «Дзеткі, гарым!» Голые выскочили на двор, смотрим: все хаты горят, стрельба, крики…

Мы
побежали спасаться на огород, а мама вернулась в дом, хотела что-то
вынести. Соломенная крыша хаты к тому времени уже пылала. Я лежал, не
двигался, долго не возвращалась мама. Повернулся, а ее человек десять,
даже женщины, колют штыками, кричат: «Получай, сволочь фашистская!»
Видел, как ей перерезали горло. - Старик снова сделал паузу, его глаза
были опустошены, казалось, Николай Иванович снова переживал те ужасные
минуты. - Катя, сестра моя, вскочила, просила: «Не стреляйте!», достала
комсомольский билет. До войны она была пионервожатой, убежденной
коммунисткой. Билет и партийное удостоверение отца во время оккупации
зашила в пальто и носила с собой. Но высокий партизан, в кожаных
сапогах, обмундировании начал целиться в Катю. Я закричал: «Дзядзечка,
не забівайце маю сястру!» Но раздался выстрел. Пальто сестры вмиг
набрякло кровью. Она умерла на моих руках. Я навсегда запомнил лицо
убийцы.

Помню, как я отползал. Смотрю, соседку Феклу Субцельную
вместе с малюткой-дочкой три партизана живьем бросили в огонь. Свою
кроху тетка Фекла держала на руках. Дальше, у дверей пылающей хаты,
лежала старушка Гриневичиха, обгоревшая, в крови…

- Как же вы уцелели? - спрашиваю у почти рыдающего старика.

- Огородами мы с братьями доползли до дядьки. Дом его сожгли, а он чудом выжил. Выкопали землянку, в ней и жили.

Позже
мы узнали, что ни одного полицая партизаны не застрелили. Дома, которые
находились за их укреплениями, тоже уцелели. В деревню приехали
гитлеровцы, оказали пострадавшим медицинскую помощь, кого-то отвезли в
госпиталь, в Старые Дороги.

В 1944 году уже полицаи начали
издеваться, отправили меня и еще нескольких подростков на работы в
концлагерь города Униген, под Штутгард. Нас освободили американские
военные.

После войны я узнал, что
непосредственно сжигали и убивали дражненцев партизаны из отряда имени
Кутузова, которым командовал Израиль Лапидус. Другие отряды из бригады
Иванова «кутузовцев» прикрывали. Я нашел Лапидуса, когда мне было 18
лет. Он жил в Минске, в районе Комаровки, работал в обкоме партии.
Лапидус спустил на меня собак… Знаю, что этот человек прожил неплохую
жизнь, так и умер героем.

На дражненском
кладбище похоронены убитые 14 апреля 1943 года жители. Некоторые семьи в
то роковое утро партизаны уничтожили полностью. Ставить памятники на их
могилах было некому. Многие захоронения почти сровнялись с землей и
скоро вовсе исчезнут.

Не жалели даже семьи фронтовиков

Сегодня Дражно - благополучная деревня, с хорошей дорогой, старенькими, но ухоженными домиками.

У
деревенского продовольственного магазина мы встретились с другими
живыми свидетелями партизанского преступления. До дома Евы Мефодьевны
Сироты (сегодня бабушке идет 86-й год) партизаны не добрались.

-
Деточки, не дай Бог кому-нибудь узнать ту войну, - хваталась за голову
Ева Мефодьевна. - Мы выжили, а мою подругу Катю застрелили, хоть
кричала: «Я своя!» Застрелили невестку и свекровь, их маленького
мальчика бросили умирать. А ведь отец их семейства воевал на фронте.

-
Люди хавались в ямах из-под картошки, так одну семью прямо там и
расстреляли, не пожалели, - с отчаянием говорил 80-летний Владимир
Апанасевич. Дедушка не выдержал и разрыдался. - Меня судьба спасла, а
ведь некоторых подростков партизаны специально отводили за полкилометра в
поле и расстреливали. Недавно к нам приезжали из райисполкома, человек
восемь. Спрашивали о сожжении Дражно партизанами, правда ли это. Больше
молчали, покачивали головами. Так молча и уехали.

Александр
Апанасевич, сын дедушки Владимира, показал паспорт убитой партизанами
Валентины Шамко. На фотографии - девочка, милая, с наивным взглядом,
беззащитная.

- Это моя тетя. Мама рассказывала, что ей стреляли
в голову, - с недоумением в голосе рассказывает дядька Александр. -
Мама хранила простреленную косынку Валентины, но сейчас найти ее я не
могу.

Комбриг Иванов:

«…бой прошел очень удачно»

А
комбриг Иванов в докладе начальству подвел итог боевой операции в
Дражно так (из дела №42 фонда 4057 Национального архива РБ, целиком
сохраняем авторский стиль):

«…бой прошел очень удачно. Свою
задачу выполнили, гарнизон разгромлен полностью, за исключением 5
дзотов, из которых войти не удалось, остальная полиция уничтожена,
убитыми и задохнувшимися от дыма насчитывается до 217 сволочей…»

За эту «операцию» многие партизаны были представлены к наградам.

Если
бы дражненцы не рассказали о трагедии далеких дней Виктору Хурсику, о
диком сожжении белорусской деревни партизанами никто никогда бы не
узнал.

Виктор Хурсик: «Партизаны хотели выдать мирных жителей за полицаев»

- Спадар Виктор, некоторые люди пытаются оспорить содержание вашей книги…

-
Видимо, это делать поздно. Мне известно, что, когда вышла книга,
Министерство информации отправило ее на закрытую рецензию авторитетным
специалистам. Ученые пришли к выводу, что факты, которые я привожу в
книге, соответствуют реальности. Я предвидел такую реакцию. Свою позицию
я считаю государственной, как и подход министерства. У меня была одна
цель - поиск истины. К политике книга «Кроў і попел Дражна» никакого
отношения не имеет.

- Как вы узнали о сожжении деревни?

-
Ко мне решились обратиться сами дражненцы. Сначала я не поверил, что
партизаны могли сжечь деревню с мирными жителями. Проверял и
перепроверял. Копался в архивах, не раз встречался с жителями Дражно.
Когда я осознал глубину трагедии, то понял, что необходимо говорить не
только о геройстве, но и о преступлениях партизан, а они были. Иначе
белорусская нация не состоится.

- В книге много документальных компроматов на партизан, откуда?

-
В каждом отряде был чекист. Он старательно фиксировал все случаи
нарушений дисциплины, доносил об этом вышестоящему начальству.

- Сжигали ли партизаны белорусские деревни повсеместно?

-
Конечно, нет. Большинство партизан храбро сражались за свободу Родины.
Но отдельные случаи преступлений против мирного населения были. И не
только в Дражно. Такая же трагедия произошла в деревне Староселье
Могилевской области, в других регионах. Сегодня необходимо ставить
вопрос о том, чтобы государство установило памятники на местах трагедий.

- А какова судьба командира 2-й минской партизанской бригады Иванова?

-
Он выходец из Ленинграда. Руководить бригадой 21-летнего Иванова
направили из штаба партизанского движения. Из документов понятно, что
из-за его неопытности погиб не один партизан. Тех, кто отказывался идти в
глупые атаки, он лично расстреливал. Иванов, пожалуй, один из немногих
партизанских комбригов, которому не присвоили звание Героя Советского
Союза. По сведениям, полученным от бывших ответственных работников
Пуховичского райкома КПБ, в 1975 году он покончил жизнь самоубийством.

- И все-таки в голове не укладывается, почему партизаны пошли на такое жуткое преступление?

-
До 1943 года они практически не воевали, отсиживались в лесах. Полицаи и
партизаны жили относительно мирно, только под давлением сверху
случались стычки. Но в 1943 году Сталин начал требовать конкретных
результатов. Взять полицейский гарнизон в Дражно Иванову не хватило
таланта. Тогда командование бригады пошло преступным путем. Решили сжечь
деревню, убить местных жителей и выдать их за полицаев.

«За отрядом Кутузова мародерских поступков очень много»

Виктор Хурсик включил в свою книгу свидетельства еще нескольких выживших жертв сожжения Дражно. Этих людей уже нет в живых.

Приводим отрывки из книги «Кроў і попел Дражна».

Докладная записка начальника особого отдела НКВД Безуглова «О политико-моральном состоянии 2-й минской партизанской бригады»:

«…Возвращаясь
обратно, заехали (партизаны. - Ред.) к Гуриновичу М., выдрали еще 7
семей пчел, сломали замок, влезли в хату, забрали все вещи, вплоть до
чугуна, забрали также 4 овечки, 2 свиней и прочее.

Данным мародерским поступком возмущено все население и требует от командования защиты.

За
отрядом Кутузова мародерских поступков очень много, поэтому требуется
по данному вопросу принять меры в самом жестком порядке…»

СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА

Рассказ свидетельницы сожжения Дражно Екатерины Гинтовт (жены Героя Советского Союза):

«В
шестидесятых назначили нам нового начальника. Был он спокойный такой.
Может, на второй или третий день его прихода между нами случился
разговор.

- Где были в войну? - спросила я.

- На фронте и в партизанах.

- А где в партизанах? У нас же во время войны они убили многих, сожгли полдеревни.

Были в Стародорожском районе, в Дражно…

Я рассказала, что в Дражно у меня застрелили подругу, сожгли и убили других жителей.

Как я ему это сказала, смотрю - человеку на глазах стало плохо.

- Пойду в больницу, - сказал.

Через несколько дней начальник умер».