Умеренная здравая самокритика, в отличие от самоедства без соли и лука и самокопания с рвением диггера-мазохиста, не вредила ещё никому. Другое дело, что она не столь часто встречается даже у здоровых людей, а уж у наших пациентов, да ещё и пребывающих в обострении, её днём с огнём не сыщешь. Ну как, скажите, быть, если по логике вещей в этом шкафу не может сидеть существо с хвостом, крыльями, бюстом пятого размера, смазливой мордашкой и бутылкой коньяка — а оно там есть? И зовёт пить и всё такое? Как спокойно смотреть на творимые в стране безобразия, если на самом деле президент — это ты, а не какой-то там хрен с бугра? Тут никакая конспирация не спасёт — ну, разве что на время, до первого прокола.

Тут на днях пришёл к Оксане Владимировне её давнишний пациент, Николай Павлович (назовём его так). Стаж болезни с четверть века, инвалидность — всё как у многих людей, болеющих давно и всерьёз. Если раньше Николай Павлович ложился на лечение в стационар чуть ли не ежегодно, причём зачастую с боем и катанием на барбухайке под мигалки, то последнее время он в отделении редкий гость — по крайней мере, года четыре уже не был. Зато в поликлинику психдиспансера он ходит как по расписанию — чётко раз в месяц. В этот раз график был нарушен: визит состоялся аж на полторы недели раньше.

• Николай Павлович, что-то случилось? - поинтересовалась доктор.

• Да что-то, чувствую, обострение у меня, Оксана Владимировна.

• А что с вами не так?

• У меня снова появилась уверенность, будто я — агент ФСБ.

• Она чем-то обоснована, эта уверенность?

• В том-то и дело, что ничем, Оксана Владимировна! Просто в один прекрасный день просыпаешься (а сон, кстати, последнюю неделю паршивый, как на грех) — и вот оно, знание. Не подозрение, не сомнения — их просто нет. Знание. Агент — и хоть ты тресни!

• Николай Павлович, сами-то как полагаете — что будете теперь делать с этим знанием?

• Я, доктор, воробей стреляный. Я знаю, что это такое. Поэтому в ФСБ меня пусть не ждут — фигушки, не дождутся! Причём я даже знаю, откуда эти мысли: я ведь, ещё когда служил в Советской Армии, подавал заявление, хотел поступить к ним на службу. Они тогда меня не взяли, и правильно сделали — накой им сумасшедший агент? А мне с тех пор эти воспоминания аукаются. Ну, посудите сами — какой из меня агент ФСБ? А я вам скажу сам — ни-ка-кой! Кто мне тайну доверит? Да, в конце-то концов, если хотят, пусть доверяют — только при первой же госпитализации я её разболтаю всему дурдому!

• Почему?

• А потому, что от доктора симптоматику скрывать — себе дороже, а от других больных — западло! Так что выписывайте мне лекарство от государственной службы.

• Трифтазин?

• Да, как обычно. И для сна что-нибудь, а то я уже устал родину сторожить. Я бы и в прошлый раз мог приглушить обострение и не обивать пороги ФСБ и прокуратуры — но не рассчитал, надо было запас лекарств делать, а тут сначала поездка к родственникам, потом новогодние праздники, когда вы не работали — и всё, и я пропал, завербовали. Нет уж, в этот раз я буду умнее.

• Готово, Николай Павлович, держите рецепты, идите получать лекарства.

• Спасибо, Оксана Владимировна! На этот раз Родина может спать спокойно — мне её тайны нафиг не нужны! (Максим Иванович Малявин. Россия)