ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ

В поцелуе рук ли, губ ли, в дрожи тела близких мне красный цвет моих республик тоже должен пламенеть. Я не люблю парижскую любовь: любую самочку шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю, сказав - тубо - собакам озверевшей страсти. Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом с бровью брови, дай про этот важный вечер рассказать по-человечьи. Пять часов, и с этих пор стих людей дремучий бор, вымер город заселенный, слышу лишь свисточный спор поездов до Барселоны. В черном небе молний поступь, гром ругней в небесной драме,- не гроза, а это просто ревность двигает горами. Глупых слов не верь сырью, не пугайся этой тряски,- я взнуздаю, я смирю чувства отпрысков дворянских. Страсти корь сойдет коростой, но радость неиссыхаемая, буду долго, буду просто разговаривать стихами я. Ревность, жены, слезы... ну их!- вспухнут вехи, впору Вию. Я не сам, а я ревную за Советскую Россию. Видел на плечах заплаты, их чахотка лижет вздохом. Что же, мы не виноваты - ста мильонам было плохо. Мы теперь к таким нежны - спортом выпрямишь не многих,- вы и нам в Москве нужны, не хватает длинноногих. Не тебе, в снега и в тиф шедшей этими ногами, здесь на ласки выдать их в ужины с нефтяниками. Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг. Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук. Не хочешь? Оставайся и зимуй, и это оскорбление на общий счет нанижем. Я все разно тебя когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем.

ВАМ! 

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как,-
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!

Пой же , пой . На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои вполукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Пой , мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая, красивая дрянь.

Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.

Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углу прижимал.

Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.

Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь - простыня да кровать.
Наша жизнь - поцелуй да в омут.

Пой же , пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер...
Не умру я, мой друг, никогда.

Вдохновленная великолепными обоями K-ATRIN http://oboi.i.ua/user/2585461/2/332014/
Я хочу напомнить чудные стихи Р. Рождественского

                                            ТАЕЖНЫЕ ЦВЕТЫ

                                   [ Читать дальше ]

Тридцать лет - это время свершений,
Тридцать лет - это возраст вершины,
Тридцать лет - это время свержений
Тех, что раньше умами вершили.
А потом начинаешь спускаться,
Каждый шаг осторожненько взвеся:
Пятьдесят - это так же, как двадцать,
Ну а семьдесят - так же, как десять.

Тридцать лет - это время улыбок,
А не плач и не смех со слезами,
Тридцать лет - это время ошибок,
За которые нет наказаний.
Тридцать лет - это синие горы,
Вкус находки и ужас потери.
Тридцать лет - это радость и горе,
Тридцать лет - это жизнь на пределе.

Тридцать лет - это песни и мысли,
Тридцать лет - это море и скалы.
Тридцать лет - это поиски смысла...
Тридцать лет - это всё-таки мало...

Она никогда его не любила,
А он её втайне любил;
Но он о любви не выронил слова:
В себе её свято хранил.

И в церкви с другим она обвенчалась;
По-прежнему вхож он был в дом,
И молча в лицо глядел ей украдкой,
И долго томился потом.

Она умерла. И днём он и ночью
Всё к ней на могилу ходил;
Она никогда его не любила,
А он о ней память любил.

Открываю томик одинокий -
томик в переплёте полинялом.
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.

Пусть он думал и любил иначе
и в столетьях мы не повстречались...
Если я от этих строчек плачу,
значит, мне они предназначались.(с)

Она идет во всей красе -

Светла, как ночь ее страны.

Вся глубь небес и звезды все

В ее очах заключены,

 

Как солнце в утренней росе,

Но только мраком смягчены.

Прибавить луч иль тень отнять -

И будет уж совсем не та

 

Волос агатовая прядь,

Не те глаза, не те уста

И лоб, где помыслов печать

Так безупречна, так чиста.

 

А этот взгляд, и цвет ланит,

И легкий смех, как всплеск морской,

Все в ней о мире говорит.

Она в душе хранит покой

 

И если счастье подарит,

То самой щедрою рукой!

 

1814г. Лорд Джордж Ноэл Гордон Байрон

Перевод С. Маршака

Пролитую слезу Из будущего привезу, Вставлю ее в колечко. Будешь гулять одна, Надевай его на Безымянный, конечно. Ах, у других мужья, Перстеньки из рыжья, Серьги из перламутра. А у меня слеза - Жидкая бирюза, Просыхает под утро. Носи перстенек пока Виден издалека, Потом другой подберется. А надоест носить, - Будет что уронить Ночью на дно колодца.

не могу скачать http://www.youtube.com/watch?v=ikmmlrG3NBo

Thou shalt have an everlasting
Monday and stand in the moon.

The moon's man stands in his shell,
Bent under a bundle
Of sticks. The light falls chalk and cold
Upon our bedspread.
His teeth are chattering among the leprous
Peaks and craters of those extinct volcanoes.

He also against black frost
Would pick sticks, would not rest
Until his own lit room outshone
Sunday's ghost of sun;
Now works his hell of Mondays in the moon's ball,
Fireless, seven chill seas chained to his ankle.