Художник Сергей Калмыков

Это был всего лишь один человек из уличной толпы, но он выделялся в ней. «Художник спешил. На нем был огненный берет, синие штаны с лампасами и зеленная мантилья с бантами. На боку висел бубен, расшитый дымом и пламенем. Так он одевался не для себя и не для людей, а для космоса, Марса и Меркурия». Таким запомнился художник Сергей Калмыков своим современникам и именно таким описал его Юрий Домбровский в книге «Факультет ненужных вещей».

Старшее поколение алмаатинцев помнит необычную внешность Сергея Ивановича: вырезанные из старых декораций разноцветные костюмы, красный бархатный берет и холщовую сумку через плечо, в которой он носил свои дневники и большие треугольные альбомы для рисунков и гравюр. Встретив его на улицах города, буквально бросалось в глаза, что своим видом этот человек отличается от обычных прохожих. Сам художник объяснял это так: «Вот представьте-ка себе: из глубины вселенной смотрят миллионы глаз – и что они видят? Ползет и ползет по Земле какая-то одноцветная серая скучная масса – и вдруг, как выстрел, яркое красочное пятно – это я вышел на улицу».

Да, Калмыков был человеком необычным и даже странным. Но что же повлияло на него, и почему он стал таким? Возможно, ответ на вопрос скрыт в его биографии. Ведь обычно бывает так – чем лучше узнаешь жизнь художника, тем глубже и точнее понимаешь его творчество. Это главная причина, которая в течение последних нескольких лет побуждает искусствоведов изучать биографию Мастера.

Калмыков родился в Самарканде 6 октября 1891 года. Вскоре его семья переехала в Оренбург, где он учился в гимназии. Затем в 1909-1910 годах жил в Москве, посещал художественную школу, после чего переехал в Петербург и занимался там в школе искусств. Его учителями были М. Добужинский и К.С. Петров-Водкин. Это время Калмыков описал в дневниках, где он поделился размышлениями об искусстве, назвав свой труд «Необычайные абзацы».

Именно тогда двадцатилетний юноша создал удивительную картину «Купание красных коней». Петров-Водкин высоко оценил работу ученика, сказав о нем: «он точно молодой японец, только что научившийся рисовать».

А год спустя Кузьма Петров-Водкин сам написал своего знаменитого «Красного коня», ставшего символом русского авангарда. По этому поводу Калмыков вспоминал: «Похожий на японца желтый мальчик, что сидит на красном коне – это я. Только ноги у меня не такие короткие. Это Петров-Водкин писал с нижнего ракурса. У меня ноги подлиннее будут».

После революции 1917 года Калмыков вернулся в Оренбург, участвовал в оформлении праздников, общественных зданий, читал лекции по истории искусства, принимал участие в выставках, выставляя на них скульптурные и графические работы. Он также создал эскизы для Оренбургского театра и цирка. В 1920-е годы художник неоднократно ездил в Москву, где участвовал в групповых выставках.

В 1935 году его пригласили в Казахстан для работы в открывшийся музыкальный театр, ныне Академический театр оперы и балета имени Абая города Алматы. Сергей Иванович проработал здесь много лет. Говорят, что он был «тих и безвреден», ходил по улицам в пестрой рванине и слыл городским сумасшедшим.

Как-то соседи пожаловались на него в милицию, и Калмыков должен был объясняться с властями. И, как полагается, в «письменной форме». Он написал объяснительную и подписался под ней: «Гений Первого ранга Земли и Вселенной, декоратор и исполнитель театра оперы и балета имени Абая – Сергей Иванович Калмыков».

В шутку или всерьез это было заявлено им тогда, сложно сказать, но сохранилась одна любопытная запись художника: «Не надо пугаться гениев. Это милые люди. Я знаю это по себе. Я сам гений. У меня вовсе нет мании величия. Я очень скромен и беден. Обыватели представляют себе гения, наверное, так. Это величайшие оклады. Популярность. Растущая слава. Каждый имеет рукописи, деньги. Каждый холит состояние. Мы же, скромные профессиональные гении, знаем: гений – это изорванные брюки. Это худые носки. Это изношенное пальто…».

Действительно, Калмыков жил очень скромно, точнее сказать – он нищенствовал. Его дневным рационом были бутылка кефира и батон хлеба, мебелью служили связки газет.

«День и ночь он писал, – продолжает в своей книге Домбровский, – и все не для современников, а для будущих поколений, двадцать первый век ему уже был ни к чему, он работал для двадцать второго. Для этих отдаленных потомков и были написаны его грандиозные циклы, сотни листов и холстов каждый… Он ничего никому не показывал, может, просто не успел…».

За свою жизнь Калмыков написал около полутора тысяч работ. Последние из них он рисовал в психиатрической больнице. Сотрудники этого заведения вспоминали потом, как «Гений Первого ранга» искренне радовался горячим котлеткам и с превеликим удовольствием пил чай с сахаром…