Попутчики.

Я металась по квартире, потрясая мобильником. Глиняные кокотницы с жульеном распространяли по комнате умопомрачительный аромат. Наш кот-флегматик Брысь с упорством бумеранга в который раз штурмовал стол. Если Али сейчас не явится, я с ним разведусь! Не получит ни капли шампанского, которое я приобрела в честь его возвращения! Да! Так и будет!!! Я приватно вылакаю всю бутылку, мне будет плохо, и он ещё пожалеет, что... Истошно заголосил дверной звонок. Я ринулась в прихожую. На пороге приплясывал мой свирепый гунн. Дикой барой я взвилась и повисла у него на шее. Проклятые командировки! - Надо было выходить замуж за надомника, - проскулила я. От Али пахло ветром и полынью.

Алибек смял меня в медвежьих лапах, ткнулся лбом в волосы и засопел. С разводом подождём. Лет сто. С минуту мы обменивались только молчаливым пофыркиванием, тёрлись друг о друга носами и щеками. Месяц - это очень много для пары, в которой один произносит начало фразы, а другой её заканчивает

.- Успеем? - сформулировал, наконец, свои чаяния Алибек.

- До поезда двадцать минут. А я тебе жульен... - Чёртов самолёт! Ничего, завтра придёт мама, заберёт наш праздничный ужин и Брыся. - Боюсь, ужин она заберёт прямо в Брысе. Нам было всё равно, о чём говорить. В купе мы ворвались за минуту до отправления состава. Супружеская чета, вольготно расположившаяся в тесной клетушке, глянула на нас, как на жвачку, прилипшую к подошве. - Здрасти, - буркнула полная женщина лет пятидесяти и демонстративно отвернулась к окну. - Добрый вечер! - отвесил общий поклон Алибек. Он был взбудоражен долгими дорогами, дефицитом времени и духом кокотниц, которые успел запихнуть в нашу сумку. Лысоватый дядечка, сидящий на нижней полке, мазнул по нам бесцветным взглядом. Весь его вид декларировал: «Жизнь, товарищи, это такая тоска!». Мы бы с ним поспорили. У нас, например, планов громадьё. Сейчас до Москвы, там резвым прыжком в Шереметьево, марш-бросок в Ташкент, а оттуда до вечной и певучей Бухары. Там смешные ослики, красивые люди с глазами, как у птиц, расшитые шёлком тюбетейки и ещё много чего интересного. - Я Алибек. Это моя жена Лариса. Друзья называют нас «Алиса», потому что мы всегда вместе. - Али сиял. Его простодушная болтовня меня смутила. Я незаметно щипнула его за лопатку и улыбнулась насупленным соседям. - Наталья Егоровна, - проворчала женщина и мрачно воззрилась на Алибека. Казалось, она ждёт от него подвоха. - Пётр Николаевич, - представился мужчина, поспешно освобождая нам место. Мы расположились напротив. Повисло неловкое молчание. Неожиданно Али звонко хлопнул себя по коленям и предложил:

- Может, за знакомство?

Я удивлённо уставилась на своего трезвенника. Что это с ним? Пётр блеснул прозрачными очами и умильно покосился на благоверную. Наталья презрительно поджала губы. Муж и жена - одна сатана, решила я и принялась метать на подрагивающий столик съестные припасы. Жульен, хлеб, зелень, помидоры... Алибек любил покушать. Соседка вздохнула, присовокупляя к пиршеству четыре яйца и варёную колбасу. Пётр оживился и потёр пухленькие ручки. Мужчины вышли покурить, а мы остались с Натальей в купе. - Не страшно с таким-то жить? - интимно спросила меня потеплевшая от коньяка соседка. - Каким ТАКИМ? - не поняла я. - Да... чёрным таким. Он, поди, дикий совсем. - У него высшее образование и... - я даже задохнулась от ярости. - Он самый лучший! - Ну-ну... - Наталья обиделась. Несколько секунд мы дулись, как мыши на крупу. Потом коньячный бог вновь вдохнул в наши уста доверительные речи. - Сволочи они все, - загрустила Наталья. – Мой - видела, какой хрыч, а всё туда же! Вчера, слышь-ка, пылюку тру, а за книжками, глядь, журнальчики, - моя собеседница сморщилась, как от зубной боли. - Бабы там вот с такими титьками! - Она развела руки, как делают охотники, описывающие свою добычу. - Силикон! - поставила я диагноз. - Кобель! - негодующе уточнила Наталья. - Внуков уж двое, а этот... Я примирительно повздыхала в унисон с расстроенной бабушкой. У меня вертелся в голове вопрос - что за алкогольные трюки выделывает Али? Колёса поезда отсчитывали секунды. Та-там-та-там, та-там-та-там. Недалеко от моего уха позвякивала ложка, которую кто-то забыл вынуть из стакана. В метре надо мной ворочался Алибек. Полка жалобно стонала в такт его глубоким вздохам. Он не спал. Месяц врозь. Крошечное купе было туго набито нашим с Алибеком электричеством и смачным храпом соседей. Понесло же эту парочку куда-то. Именно в эту ночь! Именно в этом купе! Когда мы ещё доберёмся до места, где, наконец, останемся одни... Я кувыркнулась с боку на бок, и моя полка хныкнула дуэтом с алибековой лежанкой.

Сверху свесилась голова с экзотическим лицом. Судя по выражению этого лица, супруг жестоко страдал. - Спишь? - Нет. А ты? - Нелепость вопроса доказывала, что мой интеллект уступает место чему-то другому. Большим чёрным зверем Алибек стёк на мой узкий лежак. Стало тесно и тепло. Сладкой судорогой свело солнечное сплетение. - Очумел?! - охнула я, когда негодный искуситель кончиками пальцев скользнул по моему колену. - То есть, абсолютно, - подтвердил подозрения Али. Дышал он тяжело. - Люди же! - пискнула я, пытаясь удержать остатки разума. Хотя бы одного на двоих. Разум безмолвствовал. Моё лицо нырнуло в шелковистый сумрак пахнущих сигаретным дымом и полынью волос. Али мыл голову полынным шампунем. Стоит мне попасть в заросли этих горьких трав, сердце начинает стучать шаманским бубном. Голова закружилась. Тук-тук - билось в горле сердце. Та-там-та-там - отзывались колёса. Перед моими глазами высокий смуглый лоб. К нему прилипла влажная смоляная прядь. Кожа на моей шее живёт какой-то своей, отдельной от меня жизнью. Она вздрагивает от его дыхания. Брызги расплавленного олова - касание губ. Всплески света сквозь окно. Они мечутся по стенам, выхватывая из темноты то вздымающиеся плечи Али, то, как в замедленной съёмке, падающее на пол одеяло, то вспыхивающую лунным блеском скобу. Искры ускользающих фонарей отражаются в капельках на его лбу. Весь мир, несущийся мимо, я вижу сейчас отражённым в этих капельках. Не хочу видеть этот мир иначе.

Под его пальцами оживает кожа на бедре. Сжимается от нежности. На животе. Расплавленное олово стекает на грудь. Кончик языка гонит лаву по моей выгнутой шее, по отзывчивым, точно лишившимся кожи, соскам, по покрывающемуся мурашками животу. Тело больше не подчиняется мне. Оно принадлежит его большим, таким уютным ладоням. Тук-тук. Та-там-та-там.

Женщина в любви похожа на открывающего глаза котёнка. Мир раздвигается. Он наполняется не только цветом, но и обретает новое звучание. Теперь это не те грубые звуки, именуемые человеческой речью. Они тоже срываются с губ, но не словами, а дыханием, стоном, древним, как небесная сфера, шёпотом. Шёпот этот не остановят языковые преграды. Он понятен любому живому существу на этой маленькой планете. На таком языке говорит ребёнок со своим плюшевым мишкой; мать с долгожданным первенцем; мужчина и женщина, нашедшие друг друга среди миллиардов чужих лиц. Мышцы Али стали твёрдыми, шея напряглась. Прижимаюсь к этому монолиту. Чувствую, что защищена горячей и такой надёжной стеной от всех бед, разлук и боли. Я обхватываю свою «стену», врастаю в неё всем телом, становлюсь барельефом на ней, вдыхаю её полынно-дымный аромат. Тук-тук-тук, та-там-та-там, туктуктук-татамтатам... БАХ! ДЗЫ-Ы-Ы-ЫНЬ!!! Что-то звенит, падает... - Блин!!! - Алибек растерянно уставился на меня. Глаза, как у изумлённого пекинеса. Потёр затылок. - Надо было столик поднять! С пола злорадно сверкнул упавший стакан. Ложки, вилки и нож раскинулись вокруг веером. Али притиснулся ртом к моему уху. - А храпа-то я давно не слышу... - Тикем? - поинтересовалась я, чувствуя, что холодею. Наивно надеясь на спасительный полумрак, мы сползли с полки и, поправляя на ходу растерзанную одёжку, просочились в тамбур. Там на нас напала истерика. Давясь хохотом, мы метнулись подальше от мирно спящих дверей. Вагон-ресторан в этот час был почти пуст, поэтому нас выдворять не стали. А стоило бы. Я восседала на барном стуле, расправив «павлиний хвост» лёгкого пеньюара. Алибек чаровал немногочисленную публику растянутой «спальной» футболкой и спортивными штанами с неизбывными пузырями на коленях. Их он величал дорожно-пижамными. Невдалеке за столиком бармен считал выручку и косился на двух сумасшедших, которым вздумалось распивать чай в полтретьего ночи, да ещё в таком непотребном виде. Мы рыдали от смеха, роняя то и дело головы на плечи друг друга.

- Точно слышал, что они не спят? - Потом уже дошло. Как столик забодал, так и прояснилось. - Кошмар! Мы взвыли. Бармен многозначительно кашлянул. - Зря поил соседей, не подействовало! - Али вытер выступившие слёзы. Когда мы подходили к купе, до нас донеслось сопение, кряхтение, приглушённый шёпот. Ошибки быть не могло. - Кхм! - подал сигнал Алибек и навострил уши. За дверями что-то грохнуло, зашикало, запаниковало. БЗДЫНЬ! БУМ! - 1:1, - расплылась я в улыбке. Мы с чистой совестью влезли в купе. Я успела заметить во мраке массивную тень Петра Николаевича, карабкающуюся на верхнюю полку. Все распределились по своим спальным местам. Колёса затянули колыбельную - та-там-та-там. Ранним утром мы прощались с попутчиками. Наталья напевала: «Оди-и-ин раз в год сады цвету-у-ут...». Пётр деловито суетился вокруг чемоданов. - Хозяин! - Наталья пригладила лихо вздыбленные остатки шевелюры мужа. - На-ка, возьми. Будете нас вспоминать, - она пихнула Алибеку в руки пол-литровую банку варенья. - Сама варила! Внукам гостинцы везём. - Спасибо, - Али погладил банку, точно это был птенец. - А у нас нет ничего... Хотя, постойте! - Он расстегнул дорожную сумку и выудил оттуда пару кокотниц. - В них получается самый вкусный жульен. Это вам от нас. Мы помогли нашим соседям вытащить чемоданы на перрон. Чемоданы были неподъёмные. Видимо, доверху набиты гостинцами. К супругам подскочил носильщик и погрузил багаж на тележку. Пётр Николаевич обхватил жену за необъятную талию, и они дружно засеменили за шустрым носильщиком.

От-Эне 11.07.08