Глупость моя, Украины не ма.
Скиф остаётся вне граней империй;
эллину в Риме всё больше не верят;
наши кочевья лелеет зима,

снег экономя. Кредит-- в закрома
тих и настырен что злыдень; поверь мне,
воли и крови достойны лишь звери,
слёзам и стонам не внемлет Москва,

паче-- хореям: те сводят с ума.
Пачка махорки-- скопытился мерин,
я же ,не лошадь, печатаюсь в меру,
мною тепла сетевая тюрьма.

Мир-- это мы, нас лишь нужды иначат.
Глупость-пророчица, шли передачу. 

Змея? себя язвит;
мудра? глупца отыщет;
жена? венерней тыщи,
чьи луны чванство не чуми`т,
не выстланы обидами и ложью,
бесславными нарывами души.
Она пока бессмысленно грешит,
меняет понарошку "кожи",
по ветру треплет чьи-то вожжи,
с утра лепечет "берешит".
Её стрела, а может-- яд,
упала рядом чтоб пролиться
не тронув зелени зеницы:
глаза не в гадину глядят.
Она за годом в никуда,
толкаясь скользкими боками--
без кварца жадная вода
напрасно лижет римский камень. 

В комнате с белыми стенами
света нет, окон, дверей--
кажутся узники неграми
хуже поганых зверей.

Мы же с усмешкою слушаем
их отвратительный рёв;
вот оттого-то не скучно нам:
гибнет в темнице зверьё.

Стены там верно кровавые,
трупы лежат на полу,
рты от бессилия рваные
просят. Понятно ослу.

Стены в светлице побелены,
двери открыты пока.
Живы мы долго апрелями.
Свет не гаси нам, тоска. 

Гаси глаза мне-- я увижу тебя, закрой мне уши-- я тебя услышу, и без ног тебя достигну, безо рта я присягну тебе, сломай мне руки, я смогу обнять тебя одним лишь сердцем, сердце коль станет, мозг мой не замрёт, а факел в мозг метнёшь,-- я кровью снесу тебя. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  см. также переводы по ссылкам : http://www.stihi.ru/2010/12/22/869 http://www.stihi.ru/2010/12/22/3315 Loesch mir die Augen aus... Loesch mir die Augen aus:ich kann dich sehn, wirf mir die Ohren zu: ich kann dich hoeren, und ohne Fuesse kann ich zu dir gehen, und ohne Mund noch kann ich dich beschwoeren. Brich mir die Arme ab, ich fasse dich mit meinem Herzen wie mit einer Hand, hat mir das Herz zu, und mein Hirn wird schlagen, und wirfst du in mein Hirn den Brand, so werd ich dich auf meinem Blute tragen. R.M. Rilke

Да тополя верхушками в асфальт.
Вороны горемычные, машины.
Их ветром повалило. Это гвалт,
ранимость, отрешимость-- а решимость?
Был ураган, короткий, после-- град.
А эти двое сгнили, но торчали
без листьев пару лет, как на парад
бессмысленный, незваный, безначальный.
Суставы веток слепо разбросав
в декабрь, в непросыхаемые лужи,
они мертвы, (Вжимайте тормоза)
над ними небо ветренное кружит.
Две пробки на дороге, пара пней:
народ сберётся-- трупы растолкает?
Поэт, он лис (оцепеневший змей),
притворно грезит баснословным маем.

Ропщи вития, чёрный кочет,
торчи у компа жив пока,
ещё жирны твои бока,
но рот обмотан рабским скотчем;
живут же серые мозги,
и ты смоги
продуться в карты на балу,
три раза соблазнить лулу,
затем зимою на дуэли
убить емелю,
уехать с девкою в Париж
затем, чтоб чёртиком уткнувшись
в мечтаний чьих-то пелену
словесным пеплом пасть на уши
чужие.
-- Барин подан кушать.
А на печи
одна вода.
На стенах выцвела беда.
Стучит в висках хозяйский счётчик.
Кипит котёл. Зарублен кочет.

Заката кровь уже впитало море,
остались блески, розы на седом.
Сухая ночь с луною вот поспорит
о вечном, главном, в общем, ни о ком.

Рукой подать, рокочет дискотека:
руладу множит записной пошляк--
в нём что-то есть от эпигона-грека,
что он сшибает в бедных ковылях?

Песок сырой, он уступает пяткам,
похож на глину-- вязок, хоть и бел,
на "молоко", что шире, чем "десятка":
о ней пиндос по-русски перепел.

Густые волны позвоночник холят.
Простые губы слизывают соль.
Пустая лодка манит на приколе.
Сверкает неба многозначный ноль.

Ты грёзил, юных лет залог
спуская веку по монете,
ища своих на белом свете,
у доли вырывая клок

надежд, их прятал в уголок
своей не ставшей съёмной клети,
где подрастали чьи-то дети.
Из нервов вышитый полог

покрыт заметным всеми прахом.
Ты, горечь сладкая, неряхам
доступнейшая из наград.

В шатре для памяти раздолье;
здесь акварельны даже моли,
здесь известь гости льют в обрат.

Ревнители "державной мовы",
спустите яд из дутых щёк.
Чего вам надобно ещё,
коли владеете вы словом?

Поддержки ищет инвалид,
старик подачки ждёт от мiра--
вам привилегий надо? Лира
одна вас сможет исцелить:

напойте, что на ум придёт.
Не выйдет песни-- значит, сплюньте.
Пусть ругань, мат, проклятья, слюни--
но чтоб от сердца. Идиот--

творец средь вас, он простодушен.
Но паразит на "мове"-- хуже.

Освобождение алис
от власти зеркала и смерти:
одно возьми и расколись,
другую стих гляди завертит.
Одну осколки погребут,
другая в ямбах растворится:
помянут божию рабу,
восславят гения сторицей.
Но фрики, звери, короли
на волю выйдут, чтоб чудачить:
безумный чай баблом солить,
сластить словами сели плача.
За опрощение пандор
назначена большая плата:
сердечно-розовый позор,
шестая нациопалата.