Артур Шницлер "Успех", рассказ (отрывок 1)

Энгельберт Фридмайер, страж безопасности номер семнадцать тысяч девятьсот двенадцать, пребывал на посту меж Кайзер-Йозеф- и Таборштрассе и размышлял о своём неудавшемся житье. Три года истекло с того дня, когда он в качестве отставного ефрейтора покинув военную службу, влился в ряды Корпуса стражей порядка, питая благороднейшие чувтва к новому своему ремеслу, будучи преисполнен горячим рвением к устройству порядка и безопасности в городе. Энгельбертова возлюбленная, дочь оставника Антона Весли,едва не была вскоре в качестве супруги введена в дом мужа ,но виды на продвижение по службе того были туманны, даже сомнительны. Ибо три года как три весны пролетели не оставив и цветка успеха. Ни одного подходящего происшествия не приключилось на венском посту стража. Энгельбертово вышестоящее начальство сомневалось в усердии постового, товарищи разуважали его, а Кати, бевшая прежде отрадой его в трудные времена, стала, что горше всего, посмеиваться над женихом, который при всём при том не чувствовал собственной вины. Он был несчастен. В радиусе тысячи шагов от поста злодейское отребье вывелось. На самых оживлённых перекрёстках, где кучера за быструю езду и прочие нарушения правил ловились было дюжинами, выстаивал наш герой. Он же в праздничные ночи вершил службу у самых отпетых злачных мест, где , бывало, то и дето вываливались из дверей посетители с криками "я заколот!"... Да, его даже однажды определили на улицу, где была запрещена езда на велосипедах и где его предшественнику удалось в один славный день препроводить в комиссариат шестьдесят семь "циклистов". Но как только Энгельберт Фридмайер ("бородатый ангел- мирный коршун", только что "коршун"- "Гайер",а "мауэр"- "стена", -прим. перев.) занял отвественный пост, всё переменилось. Отъявленные лихачи кротко трусили, скандалисты уступали дорогу и места стоянок, а необузданнейшие велосипедисты, повинуясь биению сердца энгельбертова, катили пешком до конца улицы. Энгельберт вынужден был молча наблюдать за отсутствием каких бы то нибыло непорядков и постоянством безопасности. И в других мелких удовольствиях, изредка выпадавших на долю сослуживцев, судьба ему, без пояснений, отказывала. Не высмотрел он ни единой молодой дамы в слишком утреннем туалете у окна; не попалась ему некая гуляющая, с умыслом себя неподобающим образам прохожим предлагающая; не прокатил мимо фиакр с подозрительно опущенными жалюзи; не пришлось ему, патрулируя публичный сад, застать врасплох слишком влюблённую пару. А также в случаями посерьёзнее, на которых столько сотоварищей насрывали себе непреходящих лавров, доля его, без комментариев, обделила. Энгельберт как-то оказался в числе избранных стражей парламента когда социалистические орды, вопя, текли мимо. Наш герой напряжённо всматривался, не осмелится ли кто хоть раз антидержавным выкриком или насмешкой оскорбить всякоивсемиуважаемого бургомистра... Поравнявшись с Фридмайером, все немели как бы оглушённые присутствием доброго ли, злого духа. В другой раз оказался он среди тех стражей, что строили ряды в ожидании проезда коронованной особы. Он наблюдал как в десяти шагах поодаль младший его коллега задержал бесстыдного пешехода, глухого или не имевшего ни малейшего понятия о том, что от него требуется, к тому же- сопротивлявшегося. А за спиной Энгельберта стоял народ часами, стеной, не напирая и не ломая ряд.
Но худшее стряслось, когда постовой, казалось ему, был близок к цели, а предвкушение успеха обернулось горчайшим разочарованием. Это произошло милым, вроде нынешнего, вечерним днём. Энгельберт дежурил на Ротентурмштрассе когда заметил приближающегося элегантного господина за руку с маленькой девочкой. Малышка казалась уставшей- элегантный герр волок её за собой. Та приседала- элегантный герр рывком подымал её. Малышка плакала, кричала -элегантный герр стыдил её столь громко, что Энгельберт разбирал слова весьма предосудительного и легкомысленного свойства. Девочка причитала: "Мой любимый, хороший папа, я устала!", и опускалась на колени. Элегантный герр клал её замертво на тротуар избивая тростью по головке. Народ сновал мимо- Энгельберт же устремил горящий взор прямо в цель. Случай выпал особенно счастливый: как раз возбудился публичный интерес к третированию детей. Одним ударом можно было стать человеком дня. Что там толчки, щипки, уколы! Тут ,возможно, происходит убийство беззащитного ребёнка, а Фридмайер, что называется, попал в струю. Злоумышленное существо торило дорогу сквозь поток толпы,- ловец пошёл на зверя. Но что увидел страж? Люди ,которые, казалось ему, обязаны были возмутиться, смеялись. Элегантный господин приговаривал: "Позволю себе, милостивые дамы и господа, пригласить вас. Сегодня вечером в Цветочном сквере состоится мой дебют", и клал на тротуар деревянную куклу. Энгельберт надеялся, что не всё ещё потеряно: возможно, происходит весьма рафинированное преступление,- убийца выдаёт себя за чревовещателя, а труп ребёнка- за марионетку. И, когда Энгельберт, присев, уставился в стеклянные глаза деревянной куклы, напряжение достигло предела. Ещё блеснула возможность свести чревовещателя по причине явного возмущения оным общественного спокойствия, но в этот миг подошли двое офицеров кавалерии да и завели с артистом разговор по душам. Энгельберт с ужасом узнал в одном из офицеров эрцгерцога, прочувствовал неуместность собственного присутствия- и ретировался прочь.
С того дня уж не сомневался Энгельберт Фридмайер в том, что злой рок сопутствует ему. Не без зависти поглядывал наш герой на некотороых своих товарищей, кому закон судьбы не писан,- и пробуждалось в Энгельберте потаённая страсть превзойти этих строгих службистов. Все душевнее принимал он беспримерную тишь да гладь вокруг себя как персональную насмешку, а всё своё окружение- за банду отъявленных, что своим неучастием желает свести его в могилу, не иначе.
И так стоял он на своём посту с тягостным чувством собственной ненужности и комичности. Вечер близился. Запоздалые прохожие устремляли стопы к Пратеру, что влёк их в свой воскресный кавардак.  Энгельберт вышагивал взад-кру-гом-впе-рёд. Иногда останавливался он, глядел вдоль улицы, бросал взгяды в направлении Северо-Западного вокзала, мимилётом- к звезде Пратера- и снова шагал взад-кру-гом-впе-рёд. С первого взгляда заметил он знакомый силуэт, что от Таборштрассе приближался к посту. Это была Катарина в голубом, в белый горошек, фуляровом платье и белой соломенной шляпке с красным "солнечным" зонтиком, - она всё приближалась, и Энгельберт уже различал её улыбку.  Кати знала, что муж на посту... пожелала проведать мужа? Тот не мог и надеяться на подобное, ибо в последние дни невеста не слишком с ним любезничала, даже пуще прежнего сердилась. Она шла к постовому. Тот ещё заметил, что в десяти шагах за ней, что ещё более подозрительно, следовал, жонглируя тросточкой, некий молодой человек в светло-сером костюме с сигаретой во рту.
Энгельберт, который обычно занимал середину улицы, направился к тротуару. Катарина остановилась и обратилась, неизменно улыбаясь, к жениху: "Герр зихерхайтвахманн, прошу любезно, где тут Пратер?"

продолжение следует

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы