Артур Шницлер "Мёртвые молчат", новелла (отрывок 3)

(абзац склеить- прим.перев.) Но когда перестук и гудки стихли вдали, ощутила она необузданную радость и ,как спасённая, поспешила вперёд. Прохожие шли ей навстречу, она вовсе не боялась их, ведь самое трудное уже разрешилось.  Городской гомон стал отчётливее, больше свету впереди, уже ощущалась околица Пратерштрассе, и казалось Эмме, что ждёт её там людской поток, в котором нужно бесследно затеряться. И когда она поравнялась с первым уличным фонарём, то ощутила покой, достаточный чтоб взглянуть на часы. Без десяти девять. Она поднесла часики к уху- они шли. И она подумала: я жива-здорова... даже мои часы не остановились... а он... он... мёртв... Судьба... Ей как будто всё простилось... словно никакая вина не довлела над ней. Прощено всё, да ,всё прощено. Она услышала как прошептала эту фразу. А если бы судьба распорядилась иначе? А если бы она, Эмма, лежала теперь в кювете, а он, Франц, остался б в живых? Не было б ему прощения... нет, не ему. Ну да, он же мужчина. Она- баба, у неё ребёнок и супруг. У неё заведомо было право, это её долг, да, её обязанность. Она знает достоверно, что сотворила это против долга... Но затем поступила по праву. Непроизвольно... как... как все добрые люди, всегда. А если б её разоблачили? Врачи набросились бы с расспросами. А ваш муж, достойная фрау? О, Боже!... А утренние газеты- а семья- их бы растоптали навеки и ничто б её, Эмму, не вернуло к жизни. Да, это главное: ни за что она не желала б откровенного суда. ...Она под железнодорожным мостом. Дальше... дальше... Вот сквае Тегеттхофф, куда сбегаются многие улицы. Тут, как всегда осенними ветренными вечерами, мало народу, но ветер городской уж облёк Эмму, а в том месте, откуда она явилась, царила гробовая тишина. У неё, Эммы, есть время. Она знает, что муж около десяти явится домой, она даже успеет переодеться. Ей вдруг захотелось осмотреть своё платье. С ужасом увидела она, что платье повсюду в грязи. Что она скажет горничной? Бурей пронеслась мысль, что во всех утренних газетах опубликуют историю несчастного случая. И ,обязательно- о некоей фрау, что каталась с ним в экипаже, и затем исчезла с места аварии ,и ,подумав это, Эмма задрожала пуще прежнего: неосторожность и глупость  н е  в ы ч е р к н е ш ь  п е р о м. Но у неё есть ключ, она сама отопрёт и горничная не услышит ничего. Она быстро остановила фиакр. Ей надо было назвать свой адрес. Эмма во время спохватилась и назвала ближнюю улицу. Когда она проезжала площадью Пратер, то могла б оглянуться по сторонам, но ей, Эмме, было недосуг. Главное желание одолевало её: как можно быстрее оказаться дома, в безопасности. Всё остальное её не трогало. В тот миг, когда она оставила метвеца одного в кювете, только забота о себе владела ею. Она хоть и не бессердечна, но... она знала совершенно определённо, что настанет время укоров совести, может быть, её, Эмму, она сведёт в могилу, но ничего в это время не осталось на душе кроме желания поскорей с незаплаканными глазами в собственной квартире усесться за стол с собственным супругом и сыном. Она поглядывала в окошко. Фиакр пересекал центральные улицы: они были освещены и довольно мало пешеходов попадалось на пути.  Эмме показалось, что всё пережитое этим вечером- неправда. Страшный сон приснился ей...  плотный как явь, сумбурный. Не доезжая к дому, Эмма остановила извозчика, вышла, опрометью бросилась за угол- и остановила другого извозчика, которому назвала свой точный адрес. Ей показалось, что она уж не в силах совладать с бегом мыслей. Где он теперь?- ныла совесть. Она зажмрилась и предствила себе как его кладут на носилки, несут в карету скорой- и показалось, что сидит она рядом и едет с ним. А карету начало бросать, и Эмма испугалась, что вылетит прочь как тогда- и она вскрикнула. Экипах остановился. Да вот же они, ворота. ... Быстро покинула она коляску, поспешила в парадный, да так, чтобы портье в окошко не заметил, ступенями вверх, легонько отворила дверь, чтоб никто не услышал... через прихожую- в свою комнату--- удалось! Она включила свет, прочь сбросила платье да надёжно спрятала его в шкаф. За ночь оно просохнет, а утром Эмма почистит его и простирнёт. Затем умылась она- лицо и руки, да запахнулась в шлафрок.
Раздался звонок. Эмма услышала, как горничная подошла к двери и отворила. Эмма услышала голос мужа, стук отставленной трости. Эмма ощутила необходимость стать сильнее, иначе всё непоправимо испортится. Она поспешила в столовую и в тот же миг встретилась с супругом.
- Ах, ты уже дома,- молвил тот.
- Разумеется,- ответила она,- уже давно.
- Не видели, как ты пришла.
Она улыбнулась. Ей очень трудно далась эта улыбка. Она поцеловала его в лоб.
Малыш ,уже заждавшийся, сидел за столом. На подставке лежала мольчишеская книжка, в ней покоился взгляд мальчика. Эмма села рядом с сыном, супруг- напротив. Он развернул газету и бросил мимолётный взгляд на полосу. Затем муж отложил чтиво и молвил :"Другие сидят рядком и говорят ладком".
- О чём?- спросила она.
И он завёл рассказ о нынешних делах, очень долгий, очень насыщенный.
Но она не слышала ничего: пережитая опасность и чудесно-мудрые рассуждения не слагались... она никак не могла ошутить это: я спасена, я дома.  И. пока муж говорил своё, она придвинула кресло к маленькому, прижала его головку к своей груди. Невыразимая усталость подавила Эмму: она ничего не могла поделать с собой, дрёма овладевала ею. Эмма закрыла глаза.
Внезапно её сознание пронзила, впервые с того момента, как Эмма выбралась из кювета, странная мысль. А что если он не умер?!  Если он... Ах, нет не может быть малейшего сомнения... Эти глаза... Этот рот..., и, к тому же- ни легчайшего дыхания с его губ. Но случается мнимая смерть. Бывают случаи, когда и намётанный глаз ошибается. А её глаз, конечно, ненамётан. Если он жив, если он вот и приходит в сознание, сейчас, увидит себя ночью на загородном шоссе... если он зовёт её... по имени... если он в агонии проговорится, она пропала... если он скажет врачам, мол ,тут была одна дама, ей, Эмме, придётся бежать дальше, скрываться. И... и... да, что тогда? Кучер явится из Франц-Йозефлянда с народом... он нарасскажет... дама осталась тут, когда я пошёл было за подмогой- и Франц подтвердит. Франц узнает... он ведь её хорошо знает... он узнает, что она бежала, и тогда ужасный гнев овладеет им, и Франц назовёт её имя ради мести. Ведь его оставили... и это его настолько поразит, что его оставили в смертный час, что он опрометчиво вымолвит, мол , тут была фрау Эмма, моя возлюбленная... сколь трусиливая, столь же и глупая. ведь не правда ли, господа врачи, вы ради приличия не стали б допытываться её имени. Вы бы её с миром отпустили, и я б тоже, о да,- дождись она вашего прихода. Но она поступила столь дурно, скажу вам, кто она... это... Ах!
- Что с тобой?- привстав, спросил очень настороженно профессор.
- Что?... как?... Что же?
- Да что с тобой?
- Ничего, -она сильнее прижала к себе младшего.
Профессор пристально посмотрел ей в глаза: "Знаешь, ты начала быстро проговаривать, засыпая..."
- Что?
- Внезапно закричала.
-... Да-а?
- Так кричат, когда во сне являются кошмары. Что тебе приснилось?
- Не знаю. Ничего не знаю.
В настенном зеркале напротив она рассмотела свою покоробленную, натянутую улыбку. Она испугалась собственного, такого незнакомого, лица... И она помыслила, что уста её застынут и что этой улыбке суждено играть сколько она, Эмма , ещё проживёт. И тогда она попробовала закричать. И ощутила ладони на своих плечех, и муж вклинился меж её живым лицом и отражением его в зеркале. Глаза его, вопрошающие и грозящие, утонули в её, жены, взгляде. Она знала: не выдержит это, последнее, испытание- тогда пропала. И она снова ощутила твёрдость, её тело и лицо изготовились к схватке. В этот миг Эмма готова была овладеть положением. Ей следовало покончить с кошмаром, -и Эмма , взяв ладони мужа, потянула их к себе, всё более нежно и волнительно.
 И, ощутив мужнин поцелуй в лоб, подумала она: пожалуй... дурной сон. Он никому не расскажет, не прогневится, нет... он мёртв... он, решено, мёртв... а мёртвые молчат.
- Почему ты сказала это?- внезапно донёсся к ней голос мужа. Она глубоко перепугалась: "Да что такого сказала я?" И показалось ей, что всё она уже начистоту вслух ему было выложила... словно всю историю сегодняшнего вечера поведала она тут, за столом... и переспросила она, содрогнувшись от его карающего взгляда: Так что же сказала я?"
- Мёртвые молчат, - врастяжку повторил её муж.
- Да.- всхлипнула она,- да.
В её глазах прочёл он, что она та не способна дольше от него скрываться. Они засмотрелись друг дружке в глаза. "Уложи мальчика в кровать",- затем попросил он её,- "думаю, у тебя есть что мне рассказать..."
- Да,- ответила она.
И она знала, что этому мужчине, которого столько лет предавала, в следующий миг поведает всю правду.
И, провожая мальчика в спальню, Эмма чуяла пристальный взгляд супруга,- великий покой снизошёл на неё: ей показалось, что скоро многое наладится...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы