* * *

Лес

Ты бы прилёг и вспомнил лес,
ведь он исчезает...
нет, он правда уходит,
но кое-что возвращённое тобой,
возможно, как-то оживёт.

Уповая на жизнь больше, чем  на кого-то,
— ты бы прилёг и вспомнил лес, —
тем не менее, ты можешь звать её "в лесу";
нет, она есть, но теперь ушла,
и начинается где-то с начала, а здесь конец.

Или ляг не сюда, а на вспомненное тобой место
(надеясь на жизнь больше, чем на кого-то),
словно оно твёрь под ногами, это — море,
тем не менее, ты можешь звать его "в лесу",
которым нам никогда не плыть, будь мы там,

где вместо поверхности решето. И пустота в жизни,
или вместо первого слоя вспомненное тобой место,
словно слои смыкаются во времени; здесь чёрный гумус,
словно он был твёрд под ногами, это — море,
как касание левой руки всё тех же клавиш.

Запятнанные птицы леса поют по обе стороны 
не поверхности, а решета. И пустота в жизни
поёт без музыки там, где не бывать порядку;
когда слои слежатся, останется чёрный гумус там,
где широкие свотчи* скользят между серых пней,

где воздух сыпок как сохнущий мох:
пятнистые птицы леса поют по обе стороны;
мускус грибов и кусков каменеющей плесени.
Они поют без музыки там, где хаос всегда,
хотя в сухую листву вершин что-то падает.

Ничего не падает нам сюда. 
Где воздух сыпок как сохнущий мох
(где я поднималась), лес был спутан;
мускус грибов и сгустков отвердевшей плесени
спутан со спеющей, гибкой ежевикой, с папоротью

и парными побегами ложной земляники, с сумахом**
ничего не падает нам сюда,
ржавым. Ветка колышется низко над ручьём
там, где я поднималась в путаницу леса,
рубя плечом просеку, подобную пещере.

Ты понимаешь, что я делаю, думая о входе...
и парными побегами ложной земляники, и сумаха**...
... как о пределе. Иногда я представляю себе нас гуляющих здесь
(... ягодки, ржавые; ветка колышется низко над ручём),
в чём-то подобном лесу.

Но это может быть иначе, где земля скрыта
(ты понимаешь, что я делаю, думая о входе...)
гибкими хвоинками, под сосновыми ветками
какой-то предел. Иногда я представляю себе нас гуляющих здесь.
И спешащими под бурыми падучими лезвиями,

и уродующую черноту, затем — лампочное свечение корней.
Но это может быть иначе там, где земля скрыта
так странно одинаково, притом уникально,
гибкими хвоинками и сосновыми ветками.
Однажды мы потерялись в таком странно одинаковом, притом уникальном лесу,
но правда то, что он потерян для нас теперь.

Сьюзен Стюарт
перевод с английского Терджимана Кырымлы
* swatch — марка швейцарских часов, зд. солнечные блики;
** дубильное дерево, тж. шмак


The Forest

You should lie down now and remember the forest,
for it is disappearing —
no, the truth is it is gone now
and so what details you can bring back
might have a kind of life.

Not the one you had hoped for, but a life
— you should lie down now and remember the forest—
nonetheless, you might call it "in the forest,"
no the truth is, it is gone now,
starting somewhere near the beginning, that edge,

Or instead the first layer, the place you remember
(not the one you had hoped for, but a life)
as if it were firm, underfoot, for that place is a sea,
nonetheless, you might call it "in the forest,"
which we can never drift above, we were there or we were not,

No surface, skimming. And blank in life, too,
or instead the first layer, the place you remember,
as layers fold in time, black humus there,
as if it were firm, underfoot, for that place is a sea,
like a light left hand descending, always on the same keys.

The flecked birds of the forest sing behind and before
no surface, skimming. And blank in life, too,
sing without a music where there cannot be an order,
as layers fold in time, black humus there,
where wide swatches of light slice between gray trunks,

Where the air has a texture of drying moss,
the flecked birds of the forest sing behind and before:
a musk from the mushrooms and scalloped molds.
They sing without a music where there cannot be an order,
though high in the dry leaves something does fall,

Nothing comes down to us here.
Where the air has a texture of drying moss,
(in that place where I was raised) the forest was tangled,
a musk from the mushrooms and scalloped molds,
tangled with brambles, soft-starred and moving, ferns

And the marred twines of cinquefoil, false strawberry, sumac —
nothing comes down to us here,
stained. A low branch swinging above a brook
in that place where I was raised, the forest was tangled,
and a cave just the width of shoulder blades.

You can understand what I am doing when I think of the entry —
and the marred twines of cinquefoil, false strawberry, sumac —
as a kind of limit. Sometimes I imagine us walking there
(. . .pokeberry, stained. A low branch swinging above a brook)
in a place that is something like a forest.

But perhaps the other kind, where the ground is covered
(you can understand what I am doing when I think of the entry)
by pliant green needles, there below the piney fronds,
a kind of limit. Sometimes I imagine us walking there.
And quickening below lie the sharp brown blades,

The disfiguring blackness, then the bulbed phosphorescence of the roots.
But perhaps the other kind, where the ground is covered,
so strangely alike and yet singular, too, below
the pliant green needles, the piney fronds.
Once we were lost in the forest, so strangely alike and yet singular, too,
but the truth is, it is, lost to us now.

Susan Stewart