Проза после 38-и...

Глаза пекут изнутри, и раскалывается голова. Не как с похмелья, там еще токсические эффекты есть. По другому, но все равно мерзко. На такое состояние неожиданно хорошо лег Джим Моррисон. Пришлось лазить в гугль, чтобы вспомнить фронтмена Дверей. Да, Джим, своим вокалом, как-то позволяет принять это состояние высокой температуры, и даже если не обратить его себе во благо но воспользоваться им. Как воспользоваться? Да хотя бы как я, записав поток сознания. Что из этого получится будет видно потом, когда температура упадет, я возможно, загляну в эти записи. Это такой литературный, творческий эксперимент под Джима Моррисона.

Хочется кефира, у меня есть кефир, но он холодный и пить его невозможно. Я наливаю его в стакан и даю нагреться, чтобы горло не драло. Надо наверное сделать гимнастику Стрельниковой, но сил у меня нет. Ну может позже попробую. Возникла проблема, мне нечего написать. Мне просто плохо и я уже задолбался болеть. Я почти не болею, вернее более очень редко и навыка боления не хватает. А может просто возраст такой, что каждый грипп будет валить с ног беспощадно и бессмысленно. Да-да, я его срифмовал с русским бунтом. В общем не важно. Может у меня недостаточно высокая температура, чтобы открылось новое восприятие мира? Я боюсь при более высокой меня будет трясти как трансформаторную будку и мне будет не до писанины. А ночью сегодня я буду просыпаться в луже пота, чтобы потом не меняя белья, так как сил на это не будет, заснуть в ней и высушить ее жаром своего тела. Вот эту бы энергию да на мирные цели.

Да на лицо кризис темы для письма. Нет ничего такого, чтобы трогало, когда ты болеешь. Разве, что само болезненное состояние. Но чет не стоит у меня описывать гриппозное состояние. Это попахивает какой-то инстаграммщиной с завтраками и селфи. 

Сморкаться болезненно, боль от усилия вдоха отдается в макушку головы какими-то не понятными ходами и связями. Я и не предполагал, что сопли могут иметь связь с глубокими слоями мозга. Но судя по распространению боли, имеют. Поддерживают, так сказать контакты и отношения. Очень раздражает наличие опечаток в тексте, опечатки появляются и в нормальном состоянии, а сейчас им сам бог велел: плодитесь и размножайтесь. Суки! 

Но писать все равно приятнее чем смотреть 17 мгновений весны. Я его видел, несколько раз, но этот сериал мне нравится. Сериал очень многогранный, нет, не то, многослойный. Атмосфера умирающего рейха, в котором еще сохраняется иллюзия порядка. Еще приветствуют друг друга официально, ходят в рестораны, а город уже бомбят. Еще нет колон беженцев и отрядов мародеров. И в общем понятно, что надо съебывать, но все боятся потерять иллюзию и по-настоящему признать катастрофу. Почти как в сказке про голого короля. В одной из первых сцен, на допрос в гестапо, к Холтофу, попал астроном, который не хочет поддерживать этот договор умолчания. И кричит о безумии поддержания существующего порядка вещей. Его ясен хер пытаются привести пиздюлями к правильному пониманию всеобщей реальности, а он сука не может. Абсурдность их реальности не позволяет ему вернуться к молчаливому договору. 

Еще интересная сюжетная линия, лично мне, интересная сюжетная линия, это отношения Штирлица и Габи Набель. Штирлиц, каждый раз когда, заходит в Элефант, находит ее глазами. Это показывает камера, чтобы дать появится этой линии. Считается, что Габи испытывает сантимент к Штирлицу. Но все гораздо глубже, и Штирлиц тоже испытывает к ней интерес. Честное слово, лично мне это было бы куда интереснее, всех переговоров, Алена Далеса, красивого Вольфа, очень обаятельного Шеленберга, добряка Мюллера. Что могло бы случится между этими людьми? То что между ними не случилось, это мы видим в фильме. Штирлиц профессионал и между человеческим и профессиональным он выбирает профессиональное. Никаких вопросов, Тихонов отлично все это сыграл. Его образ Штирлица стал классикой советского кинематографа и у меня нет никакого желания его переоценивать или переосмыслять. Мы уйдем от этого образа, дабы не быть связанными ни традициями ни этическими ограничениями. 

Мы сделаем смелое предположение. Предположим, что Штирлиц это я. Вам все равно, а мне будет проще переживать придуманную ситуацию в себе. И у Штирлица-меня есть интерес к Габи Набель. И меня как партнер по шахматам не интересует, но как партнер, человек и женщина очень интересует. И по этому поводу у нас влюбленность, причем влюбленность сумасшедшая. Не легкий романчик-флирт, нет, не то время. Легкий роман он на курортах бывает. А тут страсть, фатальная. Германия вот-вот будет разгромлена, и даже если сознание это отметает, то подсознательно это ощущается ясно. А там оккупация и горе побежденным. Соответственно влюбленность возникшая между Штирлицем и Габи пропитана этим ощущением. И к влюбленности, как средству уйти от боли реальности направляются все душевные силы личности. Я думаю, что это просто ураган чувств. Как у коней перед забоем. Мне один сельский житель рассказывал, что лошадки будучи в загоне на пункте забоя скота, трахаются как не в себя, ощущая скорый финал. Что-то подобное, только посложнее и здесь. Но это картина чувств со стороны Габи Набель. Что же до Штирлица? Штирлиц двадцать лет до этого жил двойной жизнью, жизнью агента. Более менее он мог быть откровенен со своими агентами и радистами. Но им то всего не расскажешь. Существует еще целый пласт человеческих переживаний, которые Штирлиц вынужден был в себе сдерживать, еще раз напомню, речь идет не о персонаже Тихонова, а обо мне. И у меня бы просто башню свернуло от отсутствия возможности поделится чем-то важным для меня, интимным.

Но допустим не свернуло у меня башню, я не спился и меня не рассекретили. Ну повезло, а хуле тут еще придумаешь? И вот Габи, которая почти сразу теряет голову и влюбляется как в последний раз, причем учитывая обстоятельства, это даже нефига не метафора. Что в таком случае я? Я, мы открываемся друг другу. Касаемся душами, пробуем вкус и запах друг друга, пробуем неистово, жадно. Мы истосковались по этому, более того, завтра, чтобы насладиться не спеша, у нас может не быть. И это окружающая реальность демонстрирует постоянно и беспощадно. 

Роман быстро набирает обороты, несколько дней и мы на пике переживаний. На этом пике вместе с нами страсть, голод души, одиночество, страх, надежда и безумие. Наверное из-за интенсивности чувств мы не можем говорить, слова просто не могут передать то, что мы чувствуем в данном моменте. Любая попытка выразить это словами смешна, слова лишь тени тех инсайтов, которые мы переживаем, и глупо было бы к ним обращаться, когда у нас одни на двоих переживания, когда они настолько сильны в каждом из нас, то что переживаются одновременно двумя людьми сразу. Мы просто лежим рядом, касаясь друг друга, а в наших душах и происходит основное действо. Это так захватывает, зачаровывает, пленяет, что нет никаких сил противиться этому водовороту. Ведь только в нем и есть то, что называют биением жизни, ее пульсом. Только так и стоит жить, и душа вкусившая это теперь знает, что все вне этого ритма, все, что не имеет такой интенсивности проживания лишь имитация, лишь попытка души занять себя, растратить свое время от рождения тела до его смерти, зная что не удастся применить себя по настоящему, так как здесь и сейчас.

А что дальше, что после пика? В первые 5 минут? 10? Час? Ну хорошо, покурили. Может даже коньяк помог на минуту отвлечься. Но жить дальше понимая, как эта настоящая жизнь имитативна по своей сути, и вдвойне имитативна в заваливающемся набок рейхе? Наверное я бы возненавидел, того, кто забрал у меня розовые очки, позволявшие мне жить. Не стану же я предавать себя, и пытаться втиснуть свою душу в каждодневное кривляние перед мнимым зеркалом? Зачем? Чтобы изображать разведчика на службе у тирана, который изображает другого разведчика на службе у другого тирана?