Проснулась. И за дело.

Доброе утро, блоггеры, чай, пиво, потанцуем

Ой божечки, опаздываем в садик, а у меня , сцуко, блоги не писаны. Таксиииии

Вискарев тебе нравится мой блог?

Гева, Виск,  сдавайте фото локтевых суставов для стенгазеты

Гееевааааа, не трогай VаSю

ЗаЗочка Иванна, я вам туд заметочку накатал. Бомба!

- А теперь понюхай эту с притертой крышечкой и смешным бантом. Да да, чувствуешь запах зеленки? Именно, аромат свежесбитых коленок, молока, грязного щенка и бабушкиных оладушек. забыла... Все его забывают, оттого и седеют быстро. Ок, тогда я пакую, но конечно с нагрузкой. Как какой? С синей пузырчатой флакошкой. Ну там фьючерсный винтаж - запах карболки, нафталина, гранитной крошки и церковных свечей. Редкая вещь, и да, в нем совершенно роскошный альдегид инсульта. Чувствуешь? Мягкие капли слез и бархатная убойная нота Шопена... Нет, в нагрузку обязательно.

- Не будешь брать? хммм.. что-то повеселее? Ну ок. Тогда вот - всем дамам нравится: очень комплиментарный удово-розовый, серая амбра,  немного кожаного салона, много цветочных красок и  подложкой мускус-мускус, прямо животное притяжение. Конечно с нагрузкой, вот желтый с острой крышкой. Внимание, открываю. Оп! Аааа..чувствуешь? повеяло рокфором. Нет, не носками, рокфором, а я говорю не носками. Ну цветов да здесь маловато, гвоздички два раза в год, зато много специй, коньячные нотки усилились. Нет, это не глажка и раскаленный утюг, так пахнет сандал. Что? Вонь чужой помады?Тебе показалось, милочка, разве что немного на краешке рубашки.

-Опять не то.  даже не знаю, шли бы вы, милая Шанелью по елисейским полям. Когда поймете, вернетесь . ага, чмоки, чмоки. 

Девушка небрежно закинула чулочные ноги на прилавок и продолжила изучать расписание трансатлантических перелетов, мурлыкая себе под нос:"Поздравляю себяааа
С этой ранней находкой, с тобою,
Поздравляю себя
С удивительно горькой судьбою,
С этой вечной рекоооооой,
С этим небом в прекрасных осиииииинах,
С описаньем утрат за безмолвной толпой магазинаааав....мммм""

Бесчеловечные блогеры посвятили Ромке пафмлеты

Посягнули на идеалы

И теперь ждут его картинной реакции...

НО! Ромка взял и не пришел.

И вообще, из самых мышнеловких моментов всегда есть неожиданный  выход

- Хабанитааааа, рому мне, ромууу....

Капитан смотрел в отражение серебряного кубка. В нем давно уже жил второй капитан, почти что его брат-двойник, только похмельнее, с вытянутым лицом, жесткой щетиной и горячим правым глазом. Сейчас за спиной брата-из-кубка возникла Хабанита и запахло миндалем. Капитан оглянулся, чтобы в сотый раз увидеть ее глаза. Они были доверху полны ромом - янтарным, обжигающим пойлом. Казалось, если ее ударить, то глаза расплескают свой желтый яд по высоким скулам, пунцовым сжатым губам, шее и разбегутся двумя ручьями по телу, задержавшись на смуглых каплях грудей, раскрашенных  золотой краской по спирали. Хабанита двигалась бесшумно. В своей  тонкой паутине цепочек с звенящими дукатами вокруг бедер она казалась диковинной рыбой, пойманой в драгоценный рыбачий невод.

Трюмы судна были до отказа забиты лохматым золотом: огненные  шотландки, эбеновые  круглозадые марокканки, славянки с зефирной кожей: груды розового сочного мяса, пахнущего сладким потом и кокосовым маслом. Невольничий рынок истечет завтра похотью, которая превратится в гордые дублоны и осядет в кожаные, плотно набитые тестикулы мешков . У Капитана был отличный улов, у Капитана был чертовски отличный улов и Хабанита. У Капитана была Хабанита Молинарди, которая давным давно оставила себе только имя, как положено рабыне. И какую бы красотку не вылавливал Капитан себе из трюма все они в темноте превращались в Хабаниту, и ночь взрывалась ромовой луной, и звонко стонали  дукаты,  и  нестерпимый запах горького миндаля раздирал ему ноздри и душу.

...о чем еще может мечтать честный корсар....

Разве что о новом корабле. И скоро он у Капитана будет - безумный капер Жан Флери дает за Хабаниту новенькую чернокрылую монеру, она еще пахнет  лаком и блестит, как слезы двадцати девственниц. Капитан грезил о ней даже в объятиях Хабаниты. Ее кожа казалась ему полированной обшивкой: бархатно-литые взведенные пушки с золотой каймой, спина, прямая и чуткая, как мачта, разметавшийся по бортам плечей черный шторм волос, а в недрах упругих чресел раскаляется драгоценное топливо розового масла....У него будет новенькая монера с выбитыми по борту буквами "Хабанита", а взамен пальцы безумца Жана станут золотыми, как сейчас у Капитана, и краска это въестся посильней вишневого табака и пороха. Карамба!

- Налей мне рому, бесовка. Как адски жжет в горлянке....

Раздвоенный язык Хабаниты (забавная прихоть прошлого хозяина) скользнул змеёй по краю кубка. Хабанита никогда о нем не вспоминала, господин так неожиданно умер, что она не успела запомнить его лицо, только жадные  вывернутые губы в кромке снежной пены. Зато  лицо Капитана она запомнила сразу. Его образ вжегся ей в память крепче и слаще именного тавра Капитана на бронзовых коленях рабыни, при лунном свете они казались хрупкими запечатанными амфорами в древних вензелях  флибустьеров. Присев к нему на колени, Хабанита медленно сжала запрокинутое горло, влила в него из кубка ром и прижалась губами к небритой щеке...

Капитан глотнул и сердце его утонуло, а в каюте кто-то медленно выключил свет. Последними гасли золотые несчастные глаза ...Boa noite, o meu amor...

пересохшие губы замерли в полуулыбке. Наконец-то он вернулся домой, в свой  лимб - молочный  океан тумана, где небо сливается с морем, где чайками кричат души утонувших моряков, где акулы хрипят  голосами сдохнувших пиратов, и новенькая монера плывет к  горизонту, над которым  висят две луны, желтые и нежные, как глаза его Хабаниты...

Декабрист Лукамор Змеищев прорывался сквозь снежную поземку. Черный плащ грохотал по спине, в забрало каски бился декабрьский ветер. Змеищев шел на дело, на правое дело. Народоволец, кадет и левый эсер одновременно, сейчас Змеищев был именно декабристом, ибо стоял декабрь. Щегольская карета с золотыми рессорами, медвежьим облучком обогнула Змеищева и припарковалась у фонаря.

Вот оно...Змеищев дрожащей рукой вытащил бонбу и дернул дверцу кареты. Румяный усатый сатрап ничего не понимая уставился на Луку, как рак из француского супа креманьи-де-бурсо.

- Народ и воля, - звонко крикнул народоволец.

-Что? - переспросил румяный.

- Народ, говорю и воля : уже тише повторил Лукамор.

- А может воля и разум?

- Причем тут разум?

- Это-то и обидно, что не при чем, молодой человек. Да-с.. самодур нервно кутался в соболя 

- Щаз бонбу кину.

- ну и кидай. дурак.

- Почему это дурак?

- Потому что в такую холодину шлем Дарта Вейдера натянул, к башке примерзнет.

- Это чтоб от взрыва спастись, я же бонбу буду кидать.

- А вдруг ногу оторвет или руку? Или вообще причинное место? Ни одними ромашками не прикроешь.

- Хмммм..действительно . Ну я тогда, таво, в другой раз наверное...

- Иди уже, разумоволец хренов.

- Неее, я - народоволец.

- Так я и говорю, хрена ли разума ... Деспот осклабился и помахал перчаткой с замшевым раструбом

Дверца захлопнулась, карета с тираном  плавно двинулась в снежную дорогу, далекую и белую, как млечный путь.

Лукамор снял каску и таинственно заморгал ей вслед....

Гарем -- это лучшее изобретение человечества.

(Лена Миро, мать йо)

Шейх Ирана приглашает Марину в гарем.

У тебя будет чуткая наставница Сирано де Бабагануш

Иностранный аниматор с большим кальяном

Танцевальный ансамбль "Бэлый птыц"

иранская команда КВН "Девчонки из Задэ"

молдавские жены-стажерки по обмену опытом семейными трусами

Одесская рекрутерша мадам Полосухер

и веселые усатые подружки Нэринэ, Айнанэ и дочь йо Степанида

Мы ждем тебя, Маринаааааа......

Подруга, прихади

Черного цвета нет. Нет, не было и не будет. Черный – это полное отсутствие цвета, это начало и конец одновременно, это пелевинская змея-уроброс, ухватившая себя за хвост. Поэтому черные глаза всегда предвещают восхитительный пиздец, особенно если это глаза женщины. Алла, жена Димки и у нее именно такие невероятно черные умные змеиные глаза. Гремучая смесь кровей еврейской и южно-корейской наделили ее страстной практичностью и стальным характером. Высокая, тонкая с копной вьющихся пепельных волос и двумя узкими дулами зрачков, она всегда обнимает меня при встрече и я слышу запах горькой полыни. Они с Димкой во Вьетнаме уже восьмой год. Алла бывшая москвичка и потомственная диссидентка, с жаром рассказывает эпос своей многострадальной семьи, похожей на многие советские семьи, эпос привычный и страшный, как еврейский погром. Она убежденная антипутинистка и при первой встрече, подавая мне руку, выстреливает в лицо «привет, крым – ваш». У нее цепкий ум прекрасного финансиста, но здесь она берется за все: организовывает туры, договаривается о переправке кофе в Сайгон, строит нерадивых вьетнамских соседей и даже печет пироги с папайей на вьетнамские свадьбы, пышные дрожжевые, на который у вьетнамцев бешеный спрос.

Я улыбаюсь, мне не хочется говорить о политике, но Алла определенно мне нравится, правда не факт, что взаимно. Я читаю в изломе ее нервных губ и яростных глазах слово «ревность». Что ж, вероятно она права, ее муж Димка двухметровый, сероглазый, крепко сбитый на две головы выше всех островитян парень, не может не нравиться. Он обязан нравиться, это его работа, водить туристов по местным красотам и рассказывать забавные истории из быта фукуокцев.Работа с людьми всегда обязывает к полигамности, пусть даже моральной, пусть чуть-чуть, на краешке флирта, ведь клиент должен быть доволен, да и ты вполне оправданно можешь себе позволить улыбку влево. «Ничего личного, просто работа». Димка возит нас в национальные парки, сафари, острова и магазины, тащит меня за руку на высоченный водопад. Мы полчаса, цепляясь пальцами ног за кочки лезем в какую-то гору, я чувствую себя бойцом Димкиного отряда, с сакральным девизом «слабоумие и отвага». На самой вершине обнаруживается тонкая струйка грязноватой водички, она стекает по скалам медленно и печально, как пот с моего лба. «Вот черт, в это время водопад пересыхает. Я же забыл». Димка морщит лоб, мы садимся на камни и оргазмируем не касаясь друг друга, такой расслабленный долгожданный отдых. Кажется, что устала даже татуированная змея на Димкином плече, она не мигая смотрит на меня, едва касаясь языком загорелой шеи.

У Димки, как у любого вьетнамца, есть маленький дырчик, мы катаемся с ним по Дуонг-Донгу, но конечно же не просто так, а купить сумку или за змеиной мазью в аптеку или в музей вьетнамской культуры или за превосходным кофе чон или за жемчужными серьгами, черными, как глаза его жены. Можно взять такси, но Димка с меня денег не берет, а теплая большая спина служит приятным бонусом к поездкам. Димка застегивает на мне шлем минут десять неловкими пальцами, вижу, как пульсирует тонкая венка у виска, на поворотах прибавляет скорость, и я инстинктивно влипаю в него всем телом, но сразу же отстраняюсь, иначе разобьемся вдрызг... и так едем по краю....

Вечером мы уже сложившейся компанией идем ужинать в очередной вьетнамский ресторан, я беру с собой дежурную киевскую горилку и бисерное украинское колье для Аллы с красными губастыми кораллами. Хочу, чтобы она знала - я никогда ее не обижу. Колье Алле нравится, она смотрит в меня своей черной бездной и улыбается, я чувствую, как мои черные жемчужины в ушах отражают улыбку бездны, бездны черного цвета женской души, такой загадочной и неотразимой.

Если вы когда-нибудь держали на ладони настоящую живорожденную жемчужину, вы уже никогда не спутаете ее с тем, что выглядит, как жемчуг, но может быть чем угодно от крашеного пластика до скатанного перламутра. И все эти фокусы с рисованием на зеркале, поджиганием и прочим все равно не сработают так, как ваше ощущение тяжести и красоты настоящего жемчуга – шершаво-гладкого, масляного блеска, весомого, как ртуть и новорожденный младенец….

Об этом я думала, сидя в компании таких же путешественников в лучшем ресторане Дуонг-Донга. Ресторан был прекрасен - не говорящие по-английски официанты, грубые деревянные столы, вентилятор, бамбуковый шалаш нашего ВИП-столика, который открывал вид на детскую площадку рядом, скамейки в парке  и илистые аквариумы с жирными жабами, черепахами, ежами и прочими  морскими жопами -  домашнее хозяйство ресторана. Было легкое ощущение дежавю: то ли мы бухаем  в заброшенном детском садике, то ли в террариуме Киевского зоопарка.

Впрочем, компания у нас была не менее живописная, особенно женская ее часть. Напротив меня виртуозно вензелировала палочками петербурженка Элина. Бывают женщины, которых можно рассматривать, словно картины в Эрмитаже – бесценные, написанные старыми мастерами, оправленые в роскошные багеты . Вот Элина, как раз была из той редкой породы звездных единорогов. Она напоминала Мону - Вертинскую из фильма «Безымянная звезда» чуть постаревшую, но искусно тюнингованную. Длинная шея, крылатые тонкие руки, миндалевидные молодые глаза, тонкое белоснежное платье ханойского шелка и три жемчужины, величиной почти с вишню изумительного карамельного цвета. Цвета женской зависти и обожженного янтаря. Две стекали шоколадными каплями по золотым нитям с ушек, а одна легла ровно в ложбинку на шее и когда Элина выверенным движением поправляла волосы, жемчужинка перекатывалась по своей прочной цепочной дороге прямо к балетной ключице и глаза всех присутствующих, казалось следили за ее движениями так, же пристально, как за рассказами хозяйки.

Ей было что рассказать: шестьдесят три страны, четыре мужа, своя  геронтологическая клиника в Женеве. «Ах, мы недавно с Кусиком» (кивок влево) «были в Бирме. Изумительная страна, просто изумительная – пагода Шведагон, древние раскопки, изумруды!! Кусика пригласил Такин Ну, ну вы же слышали про него. Кусик читал у них свои лекции. Было так смешно, Кусика опять приняли за своего. Вы знаете, Кусика везде принимают за местного, такая у него универсальная внешность. Во Вьетнаме – за вьетнамца, в Бельгии – за бельгийца, в Израиле – за еврея.»…. «Детка, я и есть еврей», - ленивый голос слева. Кусик, который, как на мой взгляд, больше похож на обитателей нашего террариума наконец-то включается в разговор: идеально лысый, с умными черепашьими глазами и жабьими складками тонкого рта. Кусик почти не говорит, не ест и с удовольствием пьет принесенный нами коньяк. По мере пустения бутылки глаза его радостно зеленеют и он охотней говорит о себе. Оказывается Кусик какое-то светило в области воды и водных ресурсов, написал с американцем книгу, читает лекции по миру и умудряется во всей этой чисто-мутной воде ловить неплохой гефешт.

Я спрашиваю у нашего гида Димки, моего соседа по правому колену, почему ресторан считается лучшим? Димка шепчет мне в ухо громадным шепотом «Потому что его хозяин племянник местного министра-не-знаю-чего, здесь лучший на Фукуоке ред снайпер, угорь и есть непластиковые  стулья». «Аааааа…» шепчу я в ответ Димке и ловлю на себе немигающий взгляд двух черных жемчужин – глаз димкиной жены.

Но это уже другая история. Другого цвета жемчуга, о которой напишу позже.

Никогда...слышите меня? Никогда не пейте на ночь вьетнамский кофе Чон. Дешевое далатское вино, имбирный острый чай, фукуокский ром - сколько угодно, но только не кофе. хотя признаюсь - это самый вкусный кофе из всех, что я пробовала - тягучий густой, с шоколадным эхом на нёбе. Вьетнамцы не его не заваривают, не выпаривают, а прокапывают через маленькое сито с крышкой "фин", пьют и не спят всю ночь, как я. Всю, сцуко длинную южную ночь за которую ты услышишь шорох шифера на соседней стройке, шелест пальм, истошный вой цикад, американский десант в джунглях и конечно пьяную вьетнамскую компашку.

Есть красивая легенда о том, что вьетнамский род произошёл от морской феи и дракона. Брехня! Вьетнамский народ произошёл от птички и застенчивого гопника. Я в этом уверена. Только здесь люди сбиваются в маленькие стайки и сидя на корточках могут часами чирикать о своём вьетнамском, стайка ментов под Хошиминским РОВД, сидя на корточках хлебает лапшу. Рабочие в касках, продавщицы, водители, студенты, просто группы товарищей - все дружно водружаются на заборы, стульчики, табуретки, жердочки, корточки, на байки и звонко чирикают или несутся куда-нибудь по дорогам. Прямо стоящий вьетнамец это - часовой...без вариантов. Ночами Вьетнам похож на каменные джунгли с тысячами огненных мопедных светляков.

Вьетнамские голоса - отдельная песня, диспетчер такси выдаёт заказы на чистом ультразвуке , караоке-бары - абсолютное психическое оружие, продавщицы окружают тебя кольцом колибри и затреливают вусмерть. Только массажистки , чтобы не вспугнуть клиента тихо перешёптываются на мелодичном эльфийском, закогтившись где-то на твоём загривке удивительно сильными лапками. Клиенты , особенно мужчины, выползают из массажных кабинок счастливо одуревшими - эльфийки свое дело знают.

Все это вспоминалось мне бесконечной ночью, последним звуком которой стал вьетнамский боевой петух. Он истошно орал свою дурную песнь, как лаосский кум на камбоджийской свадьбе . Но когда я спрыгнула с балкона,чтобы убить упрямую тварь, то увидела чудо...
Над зелёным Сиамским заливом разлилась радуга. Нет, не радуга - много радуг, много огромных , необъятных радуг через все небо - величественная многоцветная пагода, словно небесная анфилада по пути к Нему.. конечно я забыла обо всем, переоделась в купальник и прыгнула в море навстречу радуге. А когда плыла обратно увидела как солнце выкарабкивается из джунглей: еле-еле, кряхтя, пыхает клубами кальянных облаков и взбирается по верхушкам пальм.

Мой первый вьетнамский рассвет... так красиво , что хочется плакать, верить в бога и спать. Спокойной ночи, Вьетнам, самое время поспать.
ПиС дейт: Это был единственный красивый мой рассвет во Вьетнаме, остальные бессовестно проспала . Отдельно напишу нефейсбучное про удивительных персонажей острова и культурные пьянки с местной интеллигенцией...