Иногда мне кажется, что я тебя люблю. Иногда я даже готова сказать это вслух. Но…я знаю, что ты мне ответишь: «А ты уверенна, что это любовь, а не влюбленность?». Нет, я не уверенна. Я ни в чем не уверенна. Я просто разрываюсь между двух миров. Мой пульс бьется в ритме телефонных звонков. Я до крови закусываю губы. На ладонях остаются полумесяцы от впившихся ногтей. И только твой голос заставляет меня дышать.

Иногда мне кажется, что я тебя не люблю. Я просто тобой болею. Ты вирус в моей крови. И в бреду и горячке я теряю себя. Ты все глубже проникаешь в мое тело, вытесняя собой мысли и чувства. И только стон срывается с губ. Стон боли, переходящей в наслаждение.

Он умеет быть разным

Неприступно-порочным

Развращенно-невинным

Как с архангелом ночи

Провожу я в угаре

И любовной истоме

Он умеет быть разным

Я люблю его сонным

На рассвете колючим

От вчерашней щетины

Я люблю его разным

Просто он мой мужчина

У него светло-серые глаза. Такие светлые, что я иногда удивляюсь, как ими вообще можно видеть. Только зимнее небо бывает такого оттенка – всего на тон темнее белого. На фоне его смуглой кожи глаза кажутся совсем прозрачными. Несмотря на мой загар, рядом с ним я выгляжу белокожей.

В его магнитоле всегда диски самых модных ди-джеев. В моих наушниках Шуберт и Вивальди. Мы посмеиваемся над пристрастиями друг друга, но никогда не спорим о вкусах.

Он любит быструю езду. Я предпочитаю пешие прогулки. Его в любое время года тянет в горы. Для меня нет большего наслаждения, чем лежать на теплом песке и слушать море.

Мы две противоположности, две крайности, два полюса. Два желания, которые никогда не сольются в одно.

Между нами даже не флирт. Только взгляды, полушутки, полунамеки. Мы оба давно выбрали каждый свою дорогу и попутчиков. Мы слишком дорожим нашими любимыми, чтобы позволить себе даже маленькую слабость, случайную ошибку. Мы никогда не прикасаемся друг к другу, подсознательно опасаясь не сдержать эмоций. Мы никогда не узнаем, чем это могло бы стать – мимолетным увлечением, длительной связью, или любовью…

Мы предпочли стать друг для друга сожалением о несбывшемся. И остановились на границе соблазна, навсегда оставаясь в шаге от страсти.

16 часов в дороге.

Большая часть пути Одесса-Санкт-Петербург уже позади.

10 км до Витебска.

1 час до границы Белоруссии с Россией.

4.30 утра.

Как говориться «ничто не предвещало».

Особенно ничто не предвещало встречи с аборигеном.

Быстрая тень, мелькнувшая в свете фар.

Удар.

Лобовое стекло в доли секунды становиться работой паука-наркомана.

Мысли, толкая друг друга, проносятся в голове. Последняя спасительная «Живы!».

Водитель распахивает дверь и с яростным криком «Лось!!!» выбегает на шоссе.

Длинноногое тело жалобно скребет копытами по асфальту, с третьей попытки встает, и, прихрамывая, бежит в сторону ночного леса.

Хочется верить, что он выживет.

Осматриваем убытки от знакомства с местной фауной: левого крыла нет, капот смят, удивительно, что фара цела.

Машина до крыши усеяна длинной шерстью, на краске следы крови.

Подруга подкуривает сигарету. Вижу, как дрожат ее руки.

Минут через 15 подъезжают белорусские ДПСники.  Надо отдать им должное – за 45 минут они составляют протокол, опрашивают случайных свидетелей, категорически отказываются от денег, но принимают литровку «Немирова», желают нам «счастливого пути».

К границе  мы подъезжаем на рассвете.

Впереди еще 12 часов дороги.

Красавица Лето оказалась изрядной чистюлей. В последний день своего правления вымыла улицы уже совсем не летним холодным дождем. Город стазу нахохлился, помрачнел, начал искать в запыленных платяных шкафах теплые одежки. Удивительно, как тускнеют улицы, стоит горожанкам сменить пестрые сарафаны на универсальные джинсы и практичные ветровки. Одесситы ведь не питерцы, и зонтик в сумочке, «на всякий случай», такая же редкость, как одуванчик зимой. И потому прохожие, как зайцы, разбегаются с улиц, бормоча нелестное в адрес переменчивой погоды.

Тетки, укутанные в теплые кофты, с осуждением смотрят на мое цветастое платьице, оголяющее плечи и спину. Когда-нибудь однажды (надеюсь, еще не скоро) я тоже стану теткой, и тоже буду ходить в теплой кофте и встречать осень не по календарю, а по градуснику за окном. А сейчас я гордо дефилирую по лужам в белых босоножках. И мне жалко прятать загорелые ноги в штаны.

Домой возвращаюсь озябшая, с промокшими ногами, укутав плечи и спину теплой шалью длинных волос. В пасмурном небе медленно тает последняя летняя радуга. Собака с радостным визгом гоняет опавшие листья.

Здравствуй, осень! Мы тебя не ждали…

В нашем городе снова дождь

Забастовка в конторе погодной

И опять мой трамвай плывет

Как «Титаник» в воде холодной 

В летнем парке промок Амур

А Геракл уже простужен

И озябший фонарь скрипит

Этот дождь никому не нужен 

Вновь скучает мой сарафан

Ожидая от солнца привета

Снова дождь за моим окном

Да, х…  это лето

Бывают романы бурные, бывают быстротечные, а этот был заранее обреченным.

- Мы будем вместе ровно два месяца. До 1 июля.

- Это почему еще?

- В этот день я всегда теряю самое дорогое. Это рок.

Конечно, я тогда только посмеялась. Что значит какой-то рок в сравнении с головокружительной страстью, одурманивающей нежностью и физической потребностью никогда не размыкать рук? И я решила потягаться с судьбой. Глупая.

Первый месяц пролетел в густом тумане вожделения, под барабанную дробь стучащих в унисон сердец. Роман был полностью тайным. Нам не приходило в голову поделиться с кем-либо хоть искоркой этого пламени. И только глаза светились лихорадочным светом, выдавая нас с головой. И все, кто видел этот безумный блеск, просто молча отводили взгляд. Никто не задавал вопросов, никто не ждал объяснений. Эта скрытность только добавляла остроты нашим чувствам. И мы просто наслаждались каждой секундой бесконечного времени.

А потом наступило 1 июня, и он сказал:

- Ну вот, нам остался только месяц…

- Может, пристрелишь меня сразу? Зачем так долго ждать?

Я снова только посмеялась. Но счетчик уже тикал. Медленно действующий яд уже начал отравлять мою жизнь. Наша живая трепещущая страсть стала покрываться трупными пятнами взаимных обид и упреков. Радость встреч сменилась долгими выяснениями отношений. Почему я не плюнула тогда и не ушла сразу? Ну, кто же плюет в любовь? Я шла до конца, понимая, что это бессмысленно. «Ожидание смерти хуже самой смерти» - не помню, кто это сказал, но он точно знал, что говорит. Тридцать дней я наматывала свои нервы на катушку его эгоизма. Четыре с лишним недели я пыталась удержать струящийся сквозь пальцы драгоценный песок из взглядов и прикосновений. Я не желала быть обреченной, но…

Думаете, все закончилось 1 июля? Ошибаетесь. Мы протянули еще целых три дня. А потом у нашей любви закончился срок годности. Она протухла, как старые консервы, оставив после себя тошнотворный привкус обманутых надежд. 

Приходит июль, и в саду моей бабушки поспевают вишни. Так уж повелось, что собираю их я. Просто я единственный человек в семье, который может (пока еще может) взобраться на любое дерево. И вот, в очередной выходной откладываются все дела, поход на пляж и встреча с друзьями. Я еду к бабушке.

Открываю знакомую до последней шероховатости калитку, и вхожу во двор своего детства. Время здесь остановилось когда мне было лет пять. Вот лестница, на которую я взбиралась «без рук», и порог, который разрисовывался цветными мелками в три слоя, и старый колодец, манящий своей таинственной глубиной. Бабушка всегда ругалась: «Не играйте у колодца! Еще попадаете». Вот только бабушка с каждым днем все дряхлее, и дедушка уже никогда не выйдет навстречу с радостным «Лялюся приехала!»…

Несколько шагов, и мы в саду. Папа с гордостью показывает первый урожай молодой яблоньки и густые заросли смородины. А вот и вишни! И я бесстрашно, как в детстве, штурмую самое высокое дерево.

Солнце просвечивает сквозь ягоды, и вишни светятся, как маленькие рубиновые планеты. Крона дерева – это особый, удивительный мир. Хрупкий кокон из ветвей и листвы. Я опасно балансирую, не держась, срывая сразу полную пригоршню ягод. Уверенна, дай мне сейчас кто-нибудь зеркало, в отражении я увижу большеглазую девчонку с двумя косичками, круглощекую и кудрявую.

Над головой жужжат насекомые. Иногда они падают за шиворот, или больно кусают оголенную шею.

- Папа, большой зеленый жук - это кто?

- С перламутровыми крыльями?

- Да!

Папа знает все. Эта непререкаемая истина не теряет актуальности с годами. Мы редко бываем вдвоем, но когда бываем, пользуемся этим на полную катушку. И вот мы весело горланим «Не сыпь мне соль на рану…», потешая соседей, живущих за рекой. Потом бурно и серьезно дискутируем на тему «Куда делась наша черепаха?». Она много лет жила на берегу под старой ивой, и постоянно выползала на наш мостик погреться. А затем мы решаем наловить ряски для уток. Мама машет нам с берега: «Не потопитесь!». В ответ мы только смеемся. Ведь оба тонули в этой речке, каждый в своем детстве. Вдруг папа затихает, и только внимательно на меня смотрит. И я неожиданно понимаю, что видит он сейчас не дочь, а свою мать. Молодую веселую маму, такую, какой он  запомнил ее в детстве. Ведь мы с бабушкой поразительно похожи, а в этом волшебном месте ребенком становлюсь не только я.

И я пытаюсь запечатлеть этот момент. Не просто запомнить, а записать каждую молекулу этого дня на микропленку своей души: жгучую ласку солнца на коже, кисловатый вкус первой смородины на губах, веселые песни лягушек, одуряющий запах зарослей мяты и рубиновое мерцание спелых вишен над головой. А главное эти, подзабытые уже ощущения беззаботности и абсолютного покоя в душе. Мой маленький заповедный мирок. Моя личная территория счастья.

Утро. Солнце настойчиво пробивается сквозь ресницы. Я опять забыла темные очки. Каблучки моих босоножек звонко стучат по пустой еще улице. Город только просыпается, но ему уже жарко. Я, как и моя кошка, возвращаюсь домой только чтобы поесть.

Полдень. Каблучки уже не стучат. Горячий асфальт хватает их липкими пальцами, стараясь замедлить мой бег. Тополиный пух липнет к губам, как навязчивый любовник. На работе шеф недовольно морщится на мой сарафан. Я и сама знаю, что одета слишком откровенно для офиса. Но время строгих костюмов и застегнутых на все пуговицы блузок прошло. 92 дня свободы во всем. Время скоротечных романов и несерьезных обещаний, головокружительных встреч и безумных поступков.

Парк. Летнее кафе. Одуряющий запах цветущей липы. Смех и крики гоняющей на самокатах детворы. Серьезный шепот подруги:

- Мы планируем завести ребенка…

- А до сентября это подождет?

Мы перемигиваемся, как две заговорщицы и хохочем. Ее муж театрально вздыхает и закатывает глаза. Он знает, что лето – это наше время. И мы опять и опять будем сбегать на ночные вечеринки, и возвращаться на рассвете, с золотой мишурой в волосах и запахом терпких коктейлей на коже.

Вечер. Я сбрасываю надоевшие за день босоножки. Сарафан ярким цветком лежит на песке. Шаг за шагом я погружаюсь в прохладную воду. И море смывает с меня пыль и суету прошедшего дня. Солнце тонет за горизонтом, и начинается новая жизнь.

Полночь. Мы пьем чай в летней беседке. Раскаленное за день дерево отдает нам свой смолистый аромат. Ты заботливо укутываешь мои плечи курткой. Ночи еще холодные. Зато звезды уже по-настоящему летние, огромные и теплые, ложатся прямо в ладони. Совсем скоро будут слышны сверчки и развеселые песни лягушек в ближайшем пруду.

- Ляль, давай поженимся!

Я закрываю счастливые глаза, и не спешу с ответом. Это тоже подождет до сентября.

Иногда меня клинит. Причем так сильно, что сама с себя удивляюсь. Я начинаю хотеть чего-то так, что я перестаю себя контролировать. Рассмотрим последний вопиющий случай.

Он – типичный ботаник. Под словом «типичный» я имею ввиду высокий худой очкарик. Ладно, не худой (кто знает мои вкусы, те поймут), но очень умный. Даже чересчур. А я, к своему огромному несчастью, очень люблю умных. А они меня нет (потому что умные).

Так вот. Смотрю на него и просто млею. Хотя млеть-то особо нет причин. И внешность ничегоособенногобываетихуже, да и характер просто отвратный, и общего у нас совсем ничего. Единственное, что у нас хорошо получается делать вместе – это смотреть кино и комментировать. Причем смотрим и комментируем мы обычно дома, так как в кинотеатре на десятой минуте фильма нас вежливо просят выйти или заткнуться. Видите ли, хохот ближайших к нам двух рядов зрителей заглушает остальным долбидиджитал.

Так о чем я? Ах, да. Соблазнить его не получилось. Не то, чтобы он меня не хочет. Хочет, и это заметно (по глазам, а не потому, о чем вы подумали). Но, предполагая, что я девушка ветреная и несерьезная, он не рискует со мной связываться.

Не общаться и забыть тоже не получилось. Скучаю. Жутко скучаю. И ко всем моим нелестным качествам добавляется еще и вечная тоска в глазах и нервозность в общении.

Увлечься другим объектом тоже не получается. Ну, не попадается никто такой же умный. Ну, или хотя бы настолько сексуальный, чтобы это отвлекало от содержания его черепной коробки.

Так что все методы испробованы. Остается ждать, пока само пройдет.