теплая зарисовка

Кировский садик,одесская «книжка».
Присела выпить кофе. Жарко. Томительно, как перед грозой, но не с неба. Рядом кофейничает пара невозмутимых одесских мадам. Мой сигаретный дым уносит прямо на них, но волнуюсь по этому поводу только я. Этот тип одесской мадам вдохнул уже все дыма мира и успокоился: все горчит, ничто не убивает, а со временем приходит даже сладость привычки...
Я люблю этот тип одесской женщины. Они - истинные философы. И пока один грек искал человека, эти - таки нашли. Даже познакомили человека с родителями, вывели в люди, завели с ним детей, провели рядом долгие годы и поняли: дым, все дым...
Такие женщины или орут постоянно, или никогда не кричат. Последние, особенно мне дорогие, говорят негромко, иногда чуть хрипло, чуть сипло, иногда со смехом, чаще - отстраненно. Будто немного устали сниматься в этом абсурдном кино, но все еще сохраняют интерес к тому, чем все кончится. Не то что бы живой... но интерес.
Жарко. И кофе. И дым...
Пожилой мужчина, очень опрятный, в наглаженной рубашке и светлых брюках, приближается ко мне и неожиданно сообщает:
- Я планирую выпить кофе... не тут, а за углом. Я всегда пью там, за углом. И если вас не затруднит, то мне не хватает 5 гривен...
Я нашариваю в кармане сдачу со своего кофе чуть влажной рукой - жарко...
- Если вам это подходит, то у меня есть только 3. Правда, есть еще 50, но сами понимаете...
Мужчина присаживается на скамью между мной и парой мадам, смотрит вдаль.
- Пожалуй, давайте... спасибо...
- Дайте ему 3, а я добавлю 2, - говорит одна из дам, не глядя в нашу сторону.
Провожаем мужчину глазами, долго молчим.
- Пошел действительно за угол, - ровно констатирует благотворительница в масштабе двух гривен.
- Будем надеяться, что за кофе. Может быть - и за водкой... - сообщает задумчиво вторая.
- Водка - тоже благородный напиток, - замечаю я тоном, который демонстрирует, что настаивать на этой мысли я не стану, но и возражений - не надо.
- Конечно... но в его возрасте это может быть вредно, - соглашается одна из мадам. Почему-то "это может быть" звучит как "это могло быть вредно". Будто все это уже было, бывало, прошло, сплыло в дыму... и зачем-то повторяется. Душно.
- Да. В его возрасте все уже может быть вредно, - подтверждаю я.
- Да, в его возрасте может быть вреден и кофе... - заключает лениво вторая мадам.
Мы втроем смотрим вдаль. В глубины не улицы, а возраста. В его возрасте все может быть...
Жарко. И предчувствие грозы так остро, что уже и не важно: будут ли грозы, над чьей головой и откуда придут...
В конце концов, мы в том возрасте, когда все еще может быть полезно. Разве не так?