About cocaine

Богема обожала белый порошок, вскоре прозванный «марафетом». Как пишет в своих воспоминаниях о предреволюционных годах автор песни «Кокаинетка» Александр Вертинский, наркотик сперва продавался открыто в аптеках, в запечатанных баночках по 1 грамму. Продукт немецкой фирмы «Марк», например, стоил полтинник за дозу. Потом начали требовать рецепт, и «марафет» ушел на черный рынок, его стали разбавлять зубным порошком и мелом — как видим, кое-что остается неизменным в любую эпоху.

Нюхали, по его словам, все: актеры, актрисы, поэты, художники; порошком предлагали «одалживаться», как раньше одалживались понюшками нюхательного табака.
Его продавали при входе в театр барышники вместе с билетами, как свидетельствует газета 1913 года.

«Кокаин был проклятием нашей молодости», — вспоминал «русский Пьеро». Пристрастившиеся к нему сидели в подвальных кабаре, белые как смерть, с кроваво-красными губами, с истощенным до предела организмом. Есть им не хотелось, на мозг действовали только очень крепкие напитки, которые как бы отрезвляли, «ставили на паузу» наркотический угар. Давно «подсевшие» погружались в атмосферу удручающего, безнадежного отчаяния. Все это перемежалось периодами, когда человеку казалось, что он гениален, — интересно, кем же чувствовали себя настоящие гении? Эпоха декаданса и максимального взлета культуры — надломленной, которой вскоре предстояло рухнуть — остро ощущалась всеми и требовала подстегивания мозга.

Мужчины носили кокаин в пузырьках, женщины — в пудреницах. Ювелиры изготавливали «кокаинницы», типа портсигаров. Их и сейчас можно в обилии найти в современных антикварных лавках — главное, не перепутать с другими, вполне невинными предметами.

Нюхать было модно. Первая жена Булгакова Татьяна Лаппа вспоминала, как однажды, не то в 1913-м, не то в 1914 году, муж принес кокаин. Сказал: «Надо попробовать. Давай попробуем». По ее словам, им не понравилось: Булгакова потянуло в сон, но раз было модно, то требовалось продегустировать. В автобиографическом «Морфии» Михаил Афанасьевич, наоборот, очень подробно и с мазохистским сладострастием описывает воздействие кокаина на свой организм (в числе других наркотиков).

Впрочем, это «один раз попробовал» типично для дамских воспоминаний о великих. Галина Бениславская вон утверждала, что Есенин кокаин понюхал лишь однажды, уже в 20-е, при Айседоре.
Пересказываем прелестную сцену с ее слов: наркотик поэту дал коварный Иосиф Аксельрод, но Есенин, по его собственному признанию, ничего не почувствовал — не действовало. Он показал Бениславской мундштук от гильзы, набитый белым порошком. Она от ужаса крикнула: «Сейчас же бросьте! Это еще что такое!» — и что есть силы ударила его по руке. Есенин, по ее словам, «растерянно, как мальчишка, понявший, что балует чем-то нехорошим и опасным, со страхом растопырил пальцы и уронил. Вид у него был такой: избавился, мол, от опасности». После чего поэта как следует отчитали: «Пробирала я его полчаса, и С.А., дрожащий, напуганный, слушал и дал слово, что не только никогда в жизни в руки не возьмет кокаина, а еще в морду даст тому, кто ему преподнесет».

Вера подруги «С.А.» в его «чистоту» мила: в том же разговоре Есенин ей жаловался, что поэт Николай Клюев заставляет его курить гашиш — отравить потому что хочет! При этом, по свидетельству той же дамы, злостным и совсем опустившимся кокаинистом был Алексей Ганин, также писавший стихи, близкий друг Есенина (свидетель на его свадьбе с Зинаидой Райх!), познакомившийся с ним еще в фельдшерском поезде в 1916 году, когда оба служили санитарами. Дружил «последний поэт деревни» и с дальневосточным футуристом Венедиктом Мартом — не только автором стихотворения «Каин кокаина», уж не будем гадать чем навеянного, но и известным морфинистом и курильщиком опиума. Однако Март не виноват: в Харбине в 1920-х было трудно этим не увлечься, особенно если ты занимаешься переводом древнекитайской лирики. Под кокаином бузил, как свидетельствует писатель Николай Захаров-Мэнский, еще один приятель Есенина, имажинист, актер Борис Глубовской.

Такое количество друзей-кокаинистов настораживает, но ничего не доказывает. А вот нарком просвещения Анатолий Луначарский в своей брошюре «О быте» прямо говорит о пагубном пристрастии Есенина (через два года после его смерти):

«Его подхватила интеллигенция футуро-имажинистская, кабацкая богема уцепилась за него, сделала из него вывеску и в то же время научила его нюхать кокаин, пить водку, развратничать».
Сочетание «Есенин и кокаин», «кокаин и Есенин» повторяется в двух абзацах раза четыре.

По словам Гиппиус, баловался «марафетом» и Игорь Северянин. Футурист Сергей Бобров, «дергаясь своей скверной мордочкой эстета-преступника», по мнению Георгия Иванова, тоже кокаинист. Вера Судейкина в дневнике 1917 года пишет о композиторе Николае Цыбульском, что «он и кокаин нюхает, и опий курит». И это мы приводим только те слухи, источник которых смогли проследить до конкретного мемуариста.
Тырнетнула