Догнал Наташу довольно быстро. Схватил за руку, пытаясь придержать. Но она тащила его за собой, из ворот рынка, мимо пирамид картонных коробок, мимо беленой будочки-кокона за углом – в узкий и длинный проход, что извивался глухими белеными стенами. Изредка в стене – маленькое оконце или запертая калитка.
Попытался что-то сказать, но пальцы девушки стали выскальзывать из руки, и он просто прибавил шагу, видя, что она, подав вперед подбородок, не отрывает взгляда от мелькающей далеко впереди светлой фигуры. Они проскакивали запах помоев, окунаясь в запах специй, вываливаясь из него в тонкую струю морского бриза, что вдруг прилетел и заплутал среди белых стен.
Переулок внезапно разлился небольшой площадью, полной народа. Важные мужчины, сопровождающие семенящих жен в паранджах, иногда – с детскими колясками, стайки девушек в обтягивающих джинсиках, но с лицами, обрамленными тщательной упаковкой цветных платков и в блузах с рукавами до самых кончиков пальцев.
Уворачиваясь, пробежали меж беспорядочно расставленных посреди тротуара облезлых столиков, за которыми – старики в узких змеях кальянов, постукивали костями по доскам с нардами. Бедром Ната уронила одну доску, заскакали по грязному асфальту потертые фишки, и Витька, тащась за ее рукой, прикладывал другую к сердцу и старательно скалил зубы – извинялся.
И снова узкие проходы, пересекаемые широкими проспектами и улицами: машины, газоны, высокие дома-дворцы в перспективе.
Впрочем, погоня продолжалась недолго, и Витька с изумлением увидел знакомые колонны на входе в магазин ароматов и даже, проскочив мимо, сворачивая за угол здания, успел разглядеть водителя их автобуса, дремлющего, откинув курчавую голову на спинку водительского сиденья. Теперь они быстро шли вдоль стены здания за мелькнувшим краем одежд и, вывернувшись к тыльной стороне дома, услышали, как захлопнулась небольшая некрашеная дверь.
Наташа, подбежав, крутила ржавую ручку. Дверь не открывалась. Витька наконец озлился, схватил ее за плечи, тряхнул, повернул к себе. Испугался полуобморочно закаченным глазам, мелко дрожащим плечам под своими руками. Прижал Наташу и, покачивая, стал шептать бессвязно в горячее ухо, касаясь его сухими губами. Поцеловал в макушку и гладил, гладил рукой, чувствуя, как стихает дрожь. Наташа всхлипнула, отняла руку, ладонью вытерла нос. Успокаивалась.
– Ну? Ну, подожди, милая, все хорошо, все. Успокойся. Сейчас мы постучим. Да? И спросим о нем. Ведь он вошел, его тут знают. А это просто магазин. Там наши внутри. Еще там. Так?
Наташа закивала, тыкаясь мокрым носом в его майку, вздохнула прерывисто.
– Я ведь не знаю английского. Ты и спросишь. Не кричи только, хорошо? Улыбнись и спроси. Объясни, хотим купить рисунки. Все сразу. Я стучу, да?
И он, подняв тяжелую петлю кнокера, стукнул о металлическую пластину – раз, другой. Металл глухо заныл. В звук его вплелся скрип открываемой двери. Маленький хмурый мужчина глянул на них из-под небрежно наверченного тюрбана. Выслушал сбивчивые Наташины вопросы. Покачав головой, сказал что-то по-арабски и стал закрывать дверь.
Наташа вцепилась в косяк, подтаскивая Витьку поближе и, одновременно крича на араба, приказала:
– Ногу ему покажи.
– Чего?
– Дурак, змею покажи, быстро!
Витька, улыбаясь криво, выставил ногу и задрал штанину длинных расписных шортов. Наташа, продолжая быстро говорить, присела и провела по рисунку рукой, умоляюще глядя на стража снизу вверх.
Тот замолчал. Отпустил дверь. И отступил в полумрак за ней.
– Сработало… – Витька отпихнул девушку за спину и медленно, ничего не видя после яркого света, вступил в душную темноту, состоящую из волн парфюмерных запахов, вони чеснока и подступающей от пола плесневой сырости. Наташа подталкивала его сзади, дыша в плечо.
Дверь захлопнулась. Полминуты постояли, привыкая глазами к слабому свету. Привратник щелкнул выключателем. Тусклая лампочка осветила маленькое помещение – кровать у стены, тумбочка, накрытая пожелтевшими газетами, и черно-белый древний телевизор на ней, по выпуклому замызганному экрану его ползали сонные мухи.
"Консьерж, как в нашем доме просто", – Витька подавил истерический смешок, углядев рядом с телевизором литровую банку с воткнутым кипятильником. "Если бы не запах"…
– Ну, будем ему объяснять? – тихо спросил, – на каком языке?
Но говорить не потребовалось. Араб, кряхтя, опустился на колени и вытащил из-под кровати старенький чемодан. Откидывая крышку, потянул светлую кисею. Встал и, пятясь, тащил и тащил ткань, от которой в комнатке будто стало светлее. Ухватив последний кончик, повернулся к Наташе, прижимая обеими руками мягкий сугроб к животу. Объяснял, кивая подбородком на кровать. Но увидев, – не понимает, возвел глаза, скинул ткань на потрепанное покрывало и, жестами, потянув осторожно за край платьишка, показал, мол, снимешь, оставишь на кровати. Зацепил черным пальцем прозрачный краешек, показал и на голову, как прикрыть. Наташа кивала, уже взявшись руками за пуговицу на плече – снимать. Но закричал грозно, нахмурился и, причитая скорбно, зазвенел ключами, схватил Витьку за майку и вытолкнул в другую дверь, ведущую вглубь здания.
Витька ошарашенно смотрел в большой, полный звуков и запахов зал. Вдоль широкого прохода, уставленного колоннами – такими же, как на входе, – просторные ниши со столами. Лавки усеяны нормальными, родными туристами. С радостным гомоном, осматриваясь по сторонам и перекрикиваясь, они держали в руках обязательные пиалы и стаканчики с пурпурным чаем. Нюхали подносимые мальчишками крошечные пузыречки, тыкали пальцами в полки, уставленные разноцветными стеклянными сосудами с белыми этикетками. Витька машинально помахал рукой соседу по автобусу, что крикнул невнятное, поднимая в знак приветствия страшноватый флакон с духами размером с винную бутылку. И поежился, представив Наташу, входящую в зал обмотанной десятком метров прозрачной кисеи.
В рассеянном гаме еле расслышал за спиной тихий стук. Видимо, уже завернулась и…
Привратник приоткрыл дверь, но, вместо того, чтобы выпустить девушку в зал, втолкнул Витьку обратно. Хлопнул створкой, звякнул ключами, запирая.
Витька стоял, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на маленькие босые ноги на грязном полу, кончики пальцев руки, держащие край ткани у подбородка, на потемневшие от волнения глаза. Все остальное скрыто, укутано светлым дышащим облаком нежной кисеи. Краем глаза увидел брошенное на постель платье, повернул голову. Покраснел, – из-под платья выглядывал комочек трусиков и лямочка скинутого бюстгальтера.
Страж забормотал одобрительно, потом укоризненно, дергая Витькины шорты и покачивая головой. Тот напрягся, но команды раздеться не получил, лишь нехотя разулся, после того, как араб прикрикнул на него дважды.
Оглядев их напоследок, привратник удовлетворенно кивнул и, повернувшись, отдернул грязную ситцевую занавеску у стены. Показал на дверь за ней. И, боязливо отступив на шаг, махнул – открывайте, идите. Витька взялся за холодный металл круглой ручки, помедлил. Открыл. И, глянув на спускающиеся вниз ступени, зашарил позади рукой – подать Наташе. Через пару ступеней услышали сверху щелчки ключа. И пошли вниз, осторожно ступая босыми ногами по холодному камню.
Спускались недолго, всего один пролет.
Наташа стояла перед высокими двустворчатыми дверями. Трогая пальцами резную завитушку, другой рукой придерживала у шеи мягкую ткань, и смотрела на Витьку отчаянными глазами. Боялась. Витьке тоже было неуютно. Он вспомнил скрежет ключа, вещи на кровати, сумочку, приткнувшуюся рядом с черноватой подушкой. Все их деньги – там. И документы. Как-то некогда было думать. Но паники из-за оставленных паспортов не было, так – мимолетная досада. Неуют.
– Хочешь, вернемся? – предложил. И оба посмотрели вверх, на потолок.
Прямо над из головами – полный зал обычных туристов, смакующих обычную экзотическую программу для середнячков – зал, переполненный поддельной восточной роскошью, тяжелые ароматы поддельных благовоний.
– Нет, – сказала Наташа. Толкнула высокую дверь.
Большой зал, несколько похожий на тот, что выше, над головами. Но вместо ниш за колоннами – широкие скамьи вдоль стен. Вместо люстр, увешанных водопадами фальшивого хрусталя – множество свечей, извивами по стенам и спиралями вокруг колонн.
Они топтались, боясь оторвать спины от резьбы дверей, оглядывались. От размеров зала глаза уставали в отчаянных попытках ухватить как можно больше деталей, вооружиться знаниями о месте, сделать какие-то выводы, распознать.
В какое-то мгновение Витька понял, что – неправильно это. Чего топтаться, если уж пришли. И потом – татуировка. Ведь она здесь что-то значила. Он, расправляя плечи, поднял голову. Величественно повернулся в Наташину сторону – объяснить и успокоить. И улыбнулся, качнув головой. Кто бы сомневался – умница его – все поняла раньше. Стояла пряменько, чуть касаясь пальцами руки краешка покрывала у шеи, другой рукой придерживала подол. Сверкала в непривычном свете тысяч свечей чудными глубокими глазами. Ждала.
---------------------------
Коментарі