Ты плач, душа, смывая боль,

Как кровь смывают с рук,

Как гнут тугую ветку в лук,

Красою дуг скрывая смерть;

Опорой стань, ты будешь – твердь

Как круговерть. Молчи века,

Пусть будет цель твоя блага,

Как крик и плач, как нагота.

Обречена… Не думай так!

Пусть гной несет в себе дурак!

Пусть будет враг. Используй силу,

Пусть плещет сверх – подарок миру.

Послушай, милый, путь непрост

Вопросу ныне рознь вопрос.

Помост трагедий и комедий,

Потребность новых привилегий.

Молений ради будь спокоен,

Отныне я такой же воин.

И вольным боем бить без крика,

Быть вольной птицей дико дикой;

И крепкой свитой окружить

Себя. Менять, чтоб мочь и жить.

Вложить любовь на долгий счет,

Быть мягкой, теплой словно кот;

Быть лучше лучших для себя

И до конца любить, любя.

Осенний ветер резко качнул ветви уже голого клена и резкий, но кратковременный, скрежет скользнул по стеклу. Медленно сливаясь воедино с серой тяжестью низко нависшего неба, сумерки опускались на город. Закат уже скрылся за крышами соседних домов, и лишь красноватые отблески окрашивали края неба. Она любила такую погоду, ее душа отдыхала и наполнялась покоем.

В соседней комнате закричал ребенок. Она едва повернула голову в сторону источника шума. Как же она устала... Сестре всего лишь несколько дней... Еще нет и недели. А кричит так, что стекал дрожат. Девушка встала и пошатнулась, неуверенной походкой она двинулась по коридору. Единственное, что хоть как-то поддерживало в ней жизнь - это был до сладости приятный полумрак в ее доме.

В просторной комнате, освященной мягким светом восковой свечи, на огромной резной кровати работы приблизительно 19 века лежал ребенок. Раскинув ручонки в стороны и разметав шелковистые пеленки и одеяльца, девочка кричала, громко, звонка и как-то надрывно. Девушка ватной походкой двинулась к младенцу. И без того уставшие ноги заманчиво утопали в пушистом ворсе ковра и так хотелось упасть на него и уснуть беспробудным сном хотя бы на несколько часов. Но истошный голодный крик не давал не только уснуть, но даже подумать о чем-нибудь другом, кроме новорожденного.

Девушка подошла к ребенку и по спине пробежал неприятный холодок. Она не знала, что не так, но отчетливо ощущала, что не хочет прикасаться к свой младшей сестре. Тем более, что перемены, случившиеся с ее появлением, совершенно не соответствовали действительности. Но делать нечего, никто не поможет и не возьмет на себя ее обязанности... И девушка аккуратно взяла девочку на руки и прижала к себе. Теперь холод не только ласкал позвоночник, но начала проникать вовнутрь, окутывать туманной пеленой псевдопокоя. Девушка отстранила от себя младенца и не без страха заглянула ей в глаза. Черные как уголь, без границы зрачка и радужки они поглощали все внимание и интерес, она блестели от голода и чего-то еще, черные густые волосы, которые уже покрывали аккуратную, как у фарфоровой куколки, голову казалось поглощали внешний свет и излучали свое, слегка голубоватое свечение. Она не была похожа ни на родителей, ни на кого-либо из родственников. Лишь прабабка, перед смертью взяв на руки это дитя, прошептала что-то про свою то ли бабку, то ли прабабку...

Девушка погладила сестренку по голове и поцеловала холодный лоб. Присев на кровать, она расстегнула блузу и достала одну грудь. Холодные, но алые, как кровь, губы младенца тут же обхватили сосок и жадно впились в него, до предела сжимая твердыми деснами нежную кожу. Горячее парное молоко брызнуло в рот, а младенец пил в захлеб, и маленькие белесо-прозрачные струйки потекли по подбородку и щеке. Девочка насытилась лишь опустошив обе груди и оставив на них кровавые синяки от своим маленьких пальчиков.

- Какая же ты сильная... С каждым днем все сильнее...

Девушка застегнула блузу, укутала дитя и уложила в колыбель из подушек и одеял. Свеча догорела и теперь на месте огонька вилась тоненькая струйка серо-голубого дыма. Выходя она прикрыла дверь и остановилась в прихожей у зеркала. Светловолосая, с голубыми как небо глазами, она была совсем не похожа на свою младшую сестру. Взгляд упал на блестящую поверхность. Блики уходящего дня, проникавшие в комнату сквозь окно, отражались в зеркале и казалось, обрамляли его в золотисто-янтарную раму. Под зеркалом на небольшом столике стояли три портрета, перевязанные черной лентой... Родители... и бабушка... В один день... И только малышка осталась тогда дома... с ней...

- Кто же ты, Агния? Человек или зверь?

За спиной девушки промелькнула тень, но она не заметила этого. И лишь очередная волна скользящего по спине холода змее обвила душу и шепнула на ухо: "А ты действительно хочешь знать правду?"

Мы живем за ее счет и работаем на нее.

Обыкновенное утро начинается со звонка будильника. И вот ты начинаешь ловить кайф. Сначала от звуков любимой мелодии, которая обошлась рекординговой компании в несколько сотен тысяч убитых енотов. Дальше приходит осознание того, что звук исходит из охуенно навороченного смарта, который достался тебе немалой кровью борьбы с новоиспеченными монстрами кредитно-бенковской системы. Ты удовлетворен показателем собственной значимости, твой уровень позерства зашкаливает и ты в блаженстве.

Следующий шаг - подъем. Открыв глаза и вдохнув свежесть какого-нибудь сомнительного освежителя с отвратительными пьянящим ароматом, которым в твоей квартире пропитался даже отличный натуральный ламинат, по которому так приятно ходить в махровых носках Nike, ты облизываешь сухие губы, и организм начинает требовать свои уже почти законные дозы допинга. Следующей порцией удовольствия становится дым от какого-нибудь Vogue или Sobranie стоимостью от 15 родимых славянский за пачку. И снова ты совмещаешь удовольствие от подпитки понтов с удовольствием от одной из вреднейших привычек.

Итак, утро началось и запустился твой персональный механизм получения различных услуг этой, всеми обожаемой индустрии. Душ и гель, который делает твою кожу шелковистой за счет щелочей и забивает гайморит. Завтрак, и ты поглощаешь кофе без кофеина, сохранивший весь запах и вкус только в буквах на упаковке. Костюм от Kazzara, туфли от Gucci, какая-то фенька на шею или на руку, и ты становишься полноправной деталью огромной машины.

Хорошая работа с приятной, почти фарфоровой от штукатурки, куклой вместо секретарши, которая беспрекословно выполняет любое желание всего за 900 у.е./месяц. Она почти как проездной на все иды транспорта - вроде бы и дороговато как для обычного секса, но а вдруг захочется еще и кофе с булочкой или, не дай Бог, поговорить будет не с кем. А так все включено. Как в хорошем отеле. День проходит незаметно. Пару встреч со своими "двойниками" доставляют не меньше удовольствия, чем посмотреть на себя в огромное зеркало в новом костюме из "мокрой" синтетики. Вроде бы и ты, но ты-то знаешь, что в жизни ты лучше!

И вот он - вечер! Пора великих развлечений! И кто сказал, что любимое дитя порока - героин? А если соединить кокаин, водку, деньги, девочек и конечно же детище ночной жизни - Contex, Durex и прочие гаранты наступления завтрашнего дня. И завертелось. Вторя сторона бесконечно блестящей медали, щедро инкрустированная дешевыми стразами.

Проходят годы красочных скачек за своей каплей удовольствия, и в какой-то момент ты понимаешь, что ты опустошен. Эмоции больше не поступают внутрь ни с кокаином, ни с сексом, ни с шоколадом или алкоголем. Их просто больше нет. Ты привык. Подсел. Но дозу уже нельзя увеличить. Тебя на это не хватит. И ты уходишь. В небытие. И все-таки даже смерть должна быть приятной, ведь она есть высшая мера удовлетворения. И ты выбираешь самый дорогой и один из самых понтовых способов - передоз от героина Отличный конец индивидуума обыкновенного - простого смертного дитя индустрии удовольствий.

Накручивая себя в пустоте унылых комнат, мечась, как зверь в клетке 2х2... это не боль и не страх, это всего лишь... мой диагноз. Кто сказал, что оборотней не существует? Мои диагнозы заставляют меня выть на луну и рваться вверх по вертикалям вслед за лучиками ночного света. Разрывая сознание на тысячи мелких осколков, не оставляя права на вторую попытку, давать себе возможность только описать, не прокричать, не проговорить, а только вылить бутылкой чернил на рентгеновски тонкие клетки бумажного пространства. Я больше не подчиняюсь синеве небес, я не восхищаюсь простотой белесых облаков, я не чувствую голода днем, но умираю от истощения по ночам; я жду приливов как манны небесной, но умираю с каждым рассветом всей душой, но не телом... я уничтожаю воспоминания, не дав им овладеть разумом до конца, я поглощаю тепло и мерзну даже лежа на грелке... и нервно извиваясь под тянучие звуки того, что человеческий слух научился воспринимать как музыку, я оставляю на глубокие борозды на теле старинного стола... и ласково вгрызаясь в гарячую шею любимого мной зверя, я жду, когда же и в его глазах заблестит голод - звериный, необузданый, едва ли уловимый желудком, но так нестерпимо ощущаемый всем нутром; всепоглощающий, запрещающий и разрешающий, вольный и свободный и блуждающий даже по самым укромным уголкам дикого и неподвластного тела... Он замучал меня. Он убивает во мне живое и заставляет видеть в крови свое спасение. Кто-то скажет, что я искусственно взрастила в себе демона, но кто может быть на 100% уверен, что этот демон не родился вместе со мной? Как жаль, что я не могу уничтожить всех своих врагов. Хотя... Я не могу убить их тело, я не могу оставить их без оболочки, но я могу пробивать их души, нанизывать их на копью проклятий, и глядя в глаза, вселять страх и проникать в глубины, куда нет ходу даже им самим. Спасибо тебе, Предатель, что толкнул меня на необходимую грань. Ведь только там я смогла обрести дар видеть, слышать, чувствовать и понимать. И пусть мне это дается нелегко, пусть каждый раз я трачу все, что есть и от напряжения носом идет кровь, но я становлюсь сильнее с каждым ударом. И очень скоро небо станет для меня ультрамариновым, а мир - черно-белым.

Скажиет, доктор, ведь это называется сумеречный синдром?

- Здравствуй…

Я снова пришла к тишине. Только здесь и только так я могу говорить с небом. Сегодня оно все такое же ясное, лазурное и глубокое… Но в моих глазах оно мутное и серое.

- Я пришла рассказать тебе…

- О нем?

- О его отсутствии…

Молчание. А что слова? Душа скажет все и без помощи голоса. Я молчу, но знаю, меня слышат. И каждая моя слеза когда-нибудь прольется над океаном.

- На все есть свои причины.

Небо спокойно. Оно подобно мудрецу, прожившему 12 жизней. Оно знает ответы на все мои вопросы, но упорно не хочет отвечать.

- Я не вижу причин.

- Ты правд так думаешь?

- Нет.

- Вот видишь. Я снова повторяю: на все есть свои причины.

- Молчи!

- Но ты пришла за советом.

- Я пришла поплакать в одиночестве.

- Я бы рад, но уйти не могу.

- Я знаю.

- Не плач. Он все равно не увидит твоих слез и не узнает о них.

- Да! И знаешь, почему????

- И почему же?

- Потому что я не твоя дочь! Потому что только он твой сын! Он твое дитя! Но не я…

- Тебе тяжело.

- Уходи.

- …

- Мне одиноко.

- Неправда. У тебя есть я. И еще много других, что любят тебя.

- Не верю.

- Почему?

- На все есть свои причины!

Я ушла. Мне больше не интересно. Хотя это и не так. Лгу сама себе, уговариваю, что все нормально, что все образуется. А сама в это не верю… Да и зачем верить? Мои мечты уже давно превратились в просто цели. Я одеваю улыбку, как украшение и заставляю глаза светиться. А ради чего? Прошло 3 года… Я думала, что обрела покой, пройдя сквозь доступные мне круги ада. Но я снова ошиблась. Теперь мне открылся новый уровень и я застряла. Споткнулась и упала. И нет больше сил встать и идти дальше, опрокидывая препятствия. Вся моя решительность исчезает, стоит мне только вспомнить его глаза… улыбку… голос… Я вырвалась из одной ловушки, чтобы попасть в другую…? А ведь где-то в душе я все еще надеюсь… Но это ненадолго. Я гарантирую.

Я сплю и вижу. Я наблюдаю казнь. На рыночной площади эшафот. Перед глазами пробегают образы, сотни жертв и ликующий крик толпы. Сегодня казнь будет зрелищной. Под серым небом растекается пятно серолицей массы. Под запыленным солнцем провозглашают приговор, на брусчатку падают первые капли пота. От напряжения начинает закладывать уши и чешутся десны. Тысячи мнимых и реальных болей иглами опытного акупунктурщика вызывают взрыв аховых эмоций. Приговор оглашен, слова затихли и под шум дождя мягкое пламя начинает ласкать голые ноги. Они казнят демона войны. Глупцы, разве меня можно убить? Другое тело не значит иная сущность. Еще одна горсть пепла принесла себя в жертву, став маленьким ониксом у меня на поясе.

- Я не чувствую её тепла.

- Зато ощущаешь её холод.

- Но холод никогда не принесет любви!

- Возможно. Но любовь нередко приносит с собой холод.

- Лучше бы меня не было!

- Тебя не будет.

- Ты жесток.

- Я справедлив.

- Ты издеваешься надо мной!

- я делаю тебя счастливым.

- Но я несчастен!

- Несчастным ты станешь тогда, когда она забудет тебя.

- Она не сможет.

- Почему?

- Она не убийца.

- Демоны войны тоже не убийцы., они всего лишь расшалившиеся дети.

- Но мир не игрушка!

- Мир нет, а человек да.

- Ты глуп.

- Я созерцатель.

- Ты слеп!

- Я слышащий.

- Ты зло!!!

- Я - вселенная.

- Ты ничто.

- А ты его часть.

- Значит, я это... ты?

- Нет, просто я в тебе.

- А она?

- Она вне нас.

- Поэтому одна?

- Поэтому со всеми.

- Прости её.

- Я не умею.

- Тогда отпусти!

- Ты так и не понял, человек, нельзя отпустить свою сущность, ибо она есть вселенная, а без неё ты - ничто.

Небо. Одна минута власти над ним превращается в столетия безмолвия. Ты думаешь оно обиделось? А, человек? Нет, оно просто слишком сильно любит свободу. Как и дочь Всевышнего. Но с одной разницей: небо свободно всегда, а она свободна только когда небо сажают на цепь. И вот теперь оно наслаждается дыханием и вслушивается в тихий разговор...

- Ты слышишь, как шумит дождь?

- . . .

- Ты же слышишь?

- Слышу.

- О чем он поет?

- О тебе.

- Он знает меня?

- Он знает только тебя. это её дождь.

- Но она далеко...

- Ближе, чем может кто-либо на земле.

- Я не видел её...

- И не увидишь.

- Но почему?

- Потому что тебе достаточно знать, что она с тобой.