"Иногда гнев, точно потный зверь, бросается на меня и вгрызается в живот... В такие минуты я прошу: "Отец мой, отпусти мне ещё немного души!.." Тогда где-то далеко, в степи, умирает путник или ящерица, ведь каждый человек живёт, точно нащупывая свою судьбу среди вороха чужих, настолько привыкнув к Любви, что перестаёт её замечать..."
Шамиль Пею

Bad Things That Could Happen from This Is It on Vimeo.

Two Lone Swordsman один из ярчайших примеров теплой и душевной
электронной культуры, не лишенной кукольности, драйва и грусти. Среди
прочей продукции культового лейбла Warp Визеролл и Теннисвуд чуть ли не
единственные трудящиеся, сказавшие свое веское «против» относительно
дегуманизации электронной музыки.

Прием хонкадори ("следование основной песне"). Вводя в стихотворение строку из произведения своего предшественника, поэт расширял и углублял эмоциональную и смысловую емкость стихотворения, соединял прошлое с настоящим. Как я когда-то ласкал Черные волосы любимой! Каждую, каждую прядь На одиноком ложе моем В памяти перебираю.                                                         Фудзивара Садаиэ ("Синкокинсю", 1389)  "Основной  песней"  -  хонка  -  к  нему  является стихотворение Идзуми Сикибу: Черные пряди Спутались, сбились, но что до того мне? - Лежу в забытьи. Нет рядом того, кто расчесывал их, Без тебя так тоскливо, любимый!                                                                                                      Идзуми Сикибу

 

http://inasound.pdj.ru/tracks/1423649/Inna_Zhelannaya_Kolodec.html

Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет.

( 1910 )

"...Через месяц Беликов умер. Хоронили мы его все, то есть обе гимназии
и семинария. Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было
кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его
положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он
достиг своего идеала! И как бы в честь его во время похорон была
пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами.
Варенька тоже была на похоронах и, когда гроб опускали в могилу,
всплакнула. Я заметил, что хохлушки только плачут или хохочут, среднего
же настроения у них не бывает.
Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие.
Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные постные
физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия,
— чувства, похожего на то, какое мы испытывали давно-давно, еще
в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы бегали по саду час-другой,
наслаждаясь полною свободой. Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже
слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?
Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше
недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная,
бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная
вполне; не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько
еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!..."


1898

Кокаинеточка.

Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка,

Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы? Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка, Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы. Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума. И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная, Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма... Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка, Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы. Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы.

                                                                               Александр Вертинский,1916 г.