Игорь Недюха. Правда о 2-ом Прибалтийском фронте. Ч. 2

  • 28.11.12, 16:00
Игорь Недюха. Правда о 2-ом Прибалтийском фронте. Прибалтийский финал Отечественной войны. Продолжение. Часть 2.
Лишь во время моего посещения в ноябре 2009 года Украинского института Национальной Памяти мне была вручена копия ответа Федерального военного архива  Германии (Вайсенталь штрассе 10, Фрайбург, Германия) при входящем №1768 от 04.08.2009 года.
«Уважаемый господин Юхновский, спасибо Вам за письмо. Вынуждены сообщить Вам, что у нас нет документов, которые касаются капитуляции группы Армий «Курляндия». Последние документы этого военного подразделения могли быть захвачены Советской армией. Советуем обратиться в российский архив: Центр сохранения историко-документальных коллекций (ЦСИДК) ул. Выборгская, до 3, корпус  А, 124212, Москва, Россия». С уважением, доктор Менцель. Директор Архива.
На фоне параллельного отсутствия вообще каких-либо ответов из вышеотмеченных латвийских учреждений наблюдался спад прежнего энтузиазма по рассмотрению материалов моего заявления на имя Президента Украины от 30 марта 2009 года. В частности, не встретило поддержки в институте Национальной Памяти мо предложение направить соответствующий запрос российской стороне по адресу указанному в ответе Федерального военного Архива Германии. Логика была проста: наверняка Федеральный военный Архив Германии уже безуспешно обращался к российской стороне по этому поводу. Действительно, невозможно себе представить, чтобы германская сторона не интересовалась судьбой многих десятков тысяч солдат и офицеров группы Армий «Курляндия» попавших в плен в мае 1945 года. А тем более на фоне своих известных усилий по части поиска, чуть ли не каждого пропавшего немецкого солдата или офицера, не говоря уже о генералах. 
Последующие политические события, в связи я президентскими выборами в Украине, вообще отвлекли внимание института от данной тематики. Пришлось уже полностью самостоятельно заняться поисками надлежащих дополнительных источников информации, чтобы восстановить картину, произошедшей в мае 1945 года капитуляции Курляндской группировки вермахта или по германской терминологии – группы Армий «Курляндия».
Прежде всего, было установлено, что для всех фронтов имела место общая «фронтообразующая» процедура: на фронт, подлежащий преобразованию, поступает Директива Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК) с указанием цели преобразования, организационных мероприятий и ориентировочных сроков их завершения, де-юре закрепляемы соответствующим приказом Верховного Главнокомандующего, т.е. И.Сталина.
Например, отмеченный в ответе №641 от 26 августа 2005 года (О.С. Артёмова) Прибалтийский фронт был образован согласно Приказа Верховного Главнокомандующего от 10 октября 1943 года на основании Директивы Ставки ВГК от 1 октября 1943 года о реформировании Брянского фронта. Приказов Верховного Главнокомандующего от 20 октября 1943 года на основании Директивы Ставки ВГК от 16 октября 1943 года фронт был переименован во 2-ой Прибалтийский фронт.
Одновременно аналогичным образом 20 октября 1943 года был образован 1-ый Прибалтийский фронт на основании Директивы Ставки ВГК от 16 октября 1943 года путём переименования Калининского фронта. 
В отличие от О.С. Артёмова, утверждавшего о простом преобразовании 24 февраля 1945 года 1-го Прибалтийского фронта в Земландскую группу войск уже в составе 3-го Белорусского фронта, сам бывший командующий 1-ым Прибалтийским фронтом маршал Иван Баграмян в своих боевых воспоминаниях «Как мы шли к победе» (глава 9) дает совершенно иную картину, произошедших преобразований.  По его непосредственной информации, приблизительно 6 февраля 1945 года была получена директива Ставки ВГК объединить войска 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов в составе одного 2-го Прибалтийского фронта, командующим которым был назначен маршал Леонид Говоров, с последующим утверждением этого преобразования приказом Верховного Главнокомандующего от 24 февраля 1945 года. Самому генералу армии Ивану Баграмяну предписывалось вместе со своим штабом и 3-ей Воздушной Армией 8 февраля 1945 года отбыть в Восточную Пруссию, чтобы принять под своё командование несколько новых армий 3-го белорусского фронта. Что касается 2-го Прибалтийского фронта, то по вышеотмеченной стандартной процедуре сначала должна была поступить директива Ставки ВГК от 1 апреля 1945 года о его преобразовании в Ленинградский фронт. По крайней мере, бывший начальник штаба 2-го Прибалтийского фронта генерал-полковник Леонид сандалов в своих боевых воспоминаниях никоим образом не упоминает о возможной ликвидации фронта на момент своего отъезда 23 марта 1945 года на 4-ый Украинский фронт. Последнее может служить дополнительным свидетельством того, что 1 апреля 1945 года является датой именно Директивы Ставки ВГК, а не датой утверждающего Приказа самого Верховного Главнокомандующего. Характерно, что в воспоминаниях и других ветеранов 2-го Прибалтийского фронта отсутствует какая-либо информация о его преобразовании в Ленинградский фронт, по крайней мере, до окончания войны 1941-1945 гг. никоим образом не упоминал о подобном фронтопреобразовании комендант Штаба 2-го Прибалтийского фронта подполковник Михаил Недюха. Аналогичным образом, отсутствует название «Ленинградский фронт», например, в воспоминаниях генерал-майора авиации И.А. Вишнякова «На крутых виражах», описавшего свою боевую деятельность, как командира эскадрильи штурмовиков, обслуживавшей тактические задачи 2-го Прибалтийского фронта вплоть по 8 мая 1945 года включительно. Именно в опубликованных воспоминаниях И.А.Вишнякова фактически подтверждается реальность вышеотмеченной миссии подполковника Михаила Недюхи 5 мая 1945 года с перелётом через линию фронта на биплане «У-2» в тёмное время суток: «В ночь на 6 мая командование советских войск в Курляндии вновь предъявило ультиматум противнику, требуя немедленной капитуляции. Однако враг по-прежнему молчал».
Действительно, о данном ультиматуме И.А. Вишняков мог узнать лишь от пилота «У-2», осуществлявшего переброску «парламентёра», и возвращение которого, наверняка, с нетерпением ожидала вся авиабаза 2-го Прибалтийского фронта.
Точку над «і» по рассматриваемому апрельско-директивному вопросу ставит интернет публикация (http://www.voskres.ru/army/publicist/kokosov.htm ) основанная на очерке Павла Лукницкого «Правда о Второй Ударной»: «Не на шутку перетрусил командующий группировкой Карл Гильперт. Оказывается фашисты «просчитались». Гильперт перед принятием ультиматума не знал, что маршал Леонид Говоров командует Ленинградским фронтом, полагая, что сдаваться будут они маршалу Л. Говорову, командующему 2-ым Прибалтийским фронтом, - это казалось немцам зверствовавшим под Ленинградом, не столь страшным: «прибалтийцы» не испытав ужаса блокады, не имеют оснований так «беспощадно мстить», как это якобы сделают ленинградцы».
Известно, что выполняя приказ И. Сталина о недопущении эвакуации Курляндской группировки в Германию, по всей линии фронта с ней с февраля по 9 мая 1945 года шли ожесточенные бои. Об этом свидетельствуют официальные данные о потерях за этот период 2-го Прибалтийского фронта: 30500 убитых и 130 тысяч раненных советских солдат и офицеров. О естественном для подобных боев (с постоянными контратаками противника) в количестве попавших в плен (или пропавших безвести) столь же естественно ничего не сообщается. При постоянном взаимном радиоперехвате и взятии «языков» подобная вопиющая дезинформированность командующего Курляндской группировки Карла Гильперта могла иметь место лишь в случае полной засекреченности от личного состава фронта даже Директивы Ставки ВГК от 1 апреля 1945 года о преобразовании 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский. В принципе, чтобы не сорвать задуманную в Ставке ВГК операцию, о преобразовании своего фронта не должен был знать даже сам «парламентёр» подполковник Михаил Недюха, а тем более, направленный для вручения тому же Карлу Гильперту в ночь на 6 мая 1945 года ультиматума маршала Леонида Говорова, выходит, действительно, подписанного им как командующим 2-ым Прибалтийским фронтом. Под выше отмеченным ультиматумом от 5 мая 1945 года маршал Леонид говоров мог подписаться как командующий 2-ым Прибалтийским фронтом лишь в случае отсутствия на тот момент Приказа Верховного Главнокомандующего с утверждением им преобразования 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский. Этот вывод находит дополнительное подтверждение в интернет-публикации (http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-16590/) Юрия Москаленко «Последние дни войны. Какими они были? Курляндия»: «Подогревала решимость к сопротивлению у Гильперта «радостная весть» – 1 мая 1945 года адмирал Денниц (назначенный фюрером незадолго до самоубийства рейхсканцлером) произвел Карла в генерал-полковники. Но сообщение передали только 7 мая. Хотя, справедливости ради следует сказать, что незадолго до этой шифровки Гильперту принесли текст ультиматума о безоговорочной капитуляции, подписанного маршалом Леонидом Александровичем Говоровым». Действительно, отмечаемый и Юрием Москаленко, ультиматум, врученный Карлу Гильперту до его пленения, логически должен был быть подписан маршалом Леонидом Говоровым как командующим 2-ым Прибалтийским фронтом, чтобы, по крайней мере, не «вспугнуть» командование Курляндской группировки вермахта.
Принимавший участие в блокаде Курляндской группировки в качестве командующего 1-ым Прибалтийским фронтом маршал Иван Баграмян после тщательного изучения уже в послевоенные годы Курляндской ситуации в своей книге «Так шли мы к Победе» четко обозначил лишь роль Прибалтийских фронтов, в её окончательном разрешении завершая свою книгу фразой: «Таким образом, борьба Прибалтийских фронтов при её верной и всесторонней оценке представляется подлинной эпопеей мужества и самоотверженности имевшей своим следствием значительное облегчение главного, западного направления решения исторической задачи – полного сокращения немецко-фашисткого разбойничьего государства». Вместе с тем, тот же маршал Иван Баграмян констатирует, что активные действия Ленинградского фронта закончились освобождением совместно с Балтийским фронтом островов Моондзундского архипелага в ноябре 1944 года, никоим образом не подтверждая участие Ленинградского фронта в завершении Курляндской операции. В самом деле, согласно официальным источникам, начиная с августа 1944 года у Ленинградского фронта, Ставкой ВГК, были постепенно изъяты все его ударные силы, например, описанная в очерке Павла Лукницкого 2-ая Ударная армия, которой в 1942 году под Ленинградом командовал скандально известный генерал Власов, закончила войну участием в Берлинской операции. А сам Ленинградский фронт после завершения Моондзундской операции в ноябре 1944 года практически перестал существовать. На него были возложены функции лишь береговой охраны от Финского залива до Балтийского моря при отсутствии даже надлежащей линии фронта с противником, соприкасаясь на юге лишь с тыловыми подразделениями 2-го Прибалтийского фронта. В свою очередь последний с конца октября 1944 года осуществлял совместно с 1-ым Прибалтийским фронтом блокаду Курляндской группировки по линии фронта, протяженностью более 200 км от города Тукумса (на побережье Рижского залива, северо-западнее г. Рига) до Балтийского моря между литовской Палангой и латвийским городом-портом Лиепая (по-немецки Либава). Именно по этой причине, фактически оказавшийся «безработным» командующий Ленинградским фронтом маршал Леонид Говоров был назначен И.Сталиным в феврале 1945 года сначала куратором взаимодействия 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Затем он стал командующим объединенным 2-ым Прибалтийским фронтом, численность личного состава которого за счёт полностью расформированного 1-го Прибалтийского фронта достигла 417 тысяч солдат и офицеров. Вместе с тем за маршалом Леонидом Говоровым, ставшим командующим объединенным 2-ым Прибалтийским фронтом, была сохранена прежняя должность командующего Ленинградским фронтом, который, правда, уже не функционировал как таковой. Поэтому, в целом выглядит совершенно необоснованной версия, что 1 апреля 1945 года войска 2-го Прибалтийского фронта были включены в состав Ленинградского фронта. Даже по численному признаку, это равносильно утверждению о возможности фигурально выражаясь включения полка в состав взвода. Вышеизложенное полностью опровергает официальную версию о неучастии 2-го Прибалтийского фронта в заключительном этапе Отечественной войны 1941-1945 гг.
Как выяснилось, эта версия ведет свою «родословную» из майского 1945 года приказа И. Сталина, исключавшего 2-ой Прибалтийский фронт из списка участников Парада Победы на Красной Площади в Москве 24 июня 1945 года. Свет на это проливает глава 11 всё той же книги маршала Ивана Баграмяна «Так шли мы к Победе». Оказывается, что к 20 мая 1945 года высший командный состав тогдашней рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА) был приглашен И. Сталиным в Москву на совещание. Где в различных комиссиях затем обсуждался целый спектр вопросов типа общей структуры пехотной дивизии в мирное время. По завершению работы совещания все его участники были приглашены 24 мая 1945 года к 20 часам на банкет в Георгиевский зал Кремлёвского дворца. «Победное» застолье сопровождалось бесчисленными тостами вплоть до заключительной здравицы И. Сталина в честь великого русского народа. Однако, уже на следующее утро 25 мая 1945 года изрядно охмелевшим от выпитого был вручён приказ того же И. Сталина о назначении на 24 июня 1945 года Парада Победы на Красной Площади в Москве с обширной инструкцией о порядке его проведения. Но персональное вручение данного Приказа уже утром 25 мая 1945 года может лишь означать, что на время проведения совещания сам Приказ уже был подготовлен, по крайней мере, на день 24 мая 1945 года. Именно по данному Приказу И. Сталина без какого-либо его разъяснения 2-ой Прибалтийский фронт не оказался в списке из 10 фронтов «приглашенных» И. Сталиным для участия в Параде Победы, исходя из и по ныне функционирующего принципа участия этих фронтов в заключительном этапе Отечественной войны 1941-1945 гг. И. Сталин поступил явно «бесчеловечно» по отношению даже к представителям высшего командующего состава РККА, когда после вручения его Приказа у последних вместе с хмелем, наверняка, «выветрилось» и прежнее праздничное настроение от проведения банкета. Ведь, без всякого сомнения, после сталинского внезапного «грома среди ясного неба» многим участникам банкета пришлось, забыв обо всём ином, броситься экспромтным образом выяснять пути и способы реализации данного Приказа. Например, относительно комплектации парадных колонн, обеспечение их парадной формой и т.п. при осознании степени ответственности в случае невыполнения хотя бы одного из пунктов сталинского Приказа. 
Можно лишь представить, в каком положении оказался тогда маршал К.А. Мерецков, которому было поручено возглавить парадную колонну «заключительного» (по мнению И. Сталина) Карельского фронта, полностью расформированного ещё в ноябре 1944 года. В той же мере это коснулось командующего 3-им Белорусским фронтом Ивана Баграмяна, которому была поручена комплектация парадной колонны, расформированного 24 февраля 1945 года 1-го Прибалтийского фронта. Зато формированием парадной колонны 3-го Белорусского фронта должен был заняться маршал А.М. Василевский. Вместе с тем весь этот комплекс вопросов, связанных с предстоящим проведением Парада Победы, можно было спокойно, а главное, конструктивно с пользой для дела обсудить ещё на самом совещании. С предварительным (до выхода приказа) учётом мнений самих участников, запланированного на 24 июня 1945 года Парада Победы. Единственное логическое объяснение этому то, что И. Сталин даже в ущерб организации такого важнейшего государственного мероприятия, как проведение Парада Победы, просто не решился выслушать на совещании (выходит явно камуфляжного назначения) мнение советских военно-начальников о лишении 2-го Прибалтийского фронта фактически даже права на историческое существование. Судя по всему, И. Сталин счел целесообразным своё решение по этому поводу просто оформить в виде Приказа, естественно, не подлежащего обсуждению.
В свете вышеизложенного следует особо отметить, что вопреки позиции И. Сталина маршал Иван Баграмян в рамках своих «советских» возможностей отчасти восстановил историческую справедливость в отношении фактически «репрессированного» 2-го Прибалтийского фронта. Ведь в своей книге «Так шли мы к Победе» маршал Иван Баграмян практически засвидетельствовал заключительную роль 2-го Прибалтийского фронта в успешном завершении Курляндской операции. Для этого в качестве «курляндских» победителей им достаточно чётко обозначены именно «Прибалтийские» фронты, прекрасно осознавая тот факт, что возглавлявшийся им 1-ый Прибалтийский фронт 24 февраля 1945 года был расформирован и его войска вошли в состав объединенного 2-го Прибалтийского фронта. Действительно, как это ни парадоксально, но по Сталину «заключительный» 1-ый Прибалтийский фронт по Приказу от 24 февраля 1945 года вошёл в состав «незаключительного» (согласно уже Приказа ВГК от 24 мая 1945 года) 2-го Прибалтийского фронта. Но для подобной «репрессивной» линии поведения даже у Сталина должна была быть достаточно веская мотивация, в суть которой представляется целесообразным внести хоть какую-нибудь ясность. Прежде всего, при наличии противоречий в официальной информации о капитуляции Курляндской группировки необходимо определиться с её наиболее реальной датой.
В этой связи следует особо отметить, что помимо «переговорных» воспоминаний коменданта штаба 2-го Прибалтийского фронта подполковника Михаила Недюхи, отраженных в авторских публикациях, фактически отсутствует, фактически отсутствует какая-либо альтернативная, конкретная информация относительно предварительного согласования процедуры самого крупного в истории Отечественной войны 1941-1945гг пленения войск противника. Не, представляется серьезной информация, интерпретирующая капитуляцию Курляндской группировки вермахта, как якобы нерегулируемый спонтанный процесс после капитуляции Германии 9 мая 1945 года. Как, например, в официальной интернет-публикации «Курляндский котёл»: «Узнав о капитуляции, большинство немецких солдат (135 тысяч) сдались, но многочисленные группы попытались скрыться».
Фактически аналогичным образом звучит официальная интернет-публикация «Ленинградский фронт», как сохранившееся до настоящего времени «эхо» вышеотмеченного майского приказа И. Сталина, исключившего 2-й Прибалтийский фронт из списка «заключительных»: «В связи с безоговорочной капитуляцией Германии Ленинградский фронт принял капитуляцию этой группировки». Согласно официальной интернет-публикации «Группа армий «Курляндия»: «25 января 1945 года отступившая в Курляндию Группа армий «Север», переименована в Группу армий «Курляндия» держала оборону в Курляндском котле. Капитулировала 9 мая 1945 года». Альтернативная информация о дате капитуляции Курляндской группировки представлена в официальной интернет-публикации «Говоров Леонид Александрович»: «8 мая 1945 года командование группы армий «Курляндия» приняло условия советского ультиматума и капитулировало».
В рассматриваемом контексте характерной представляется вышеотмеченная интернет-публикация Юрия Москаленко «Последние дни войны. Какими они были? Курляндия», судя по своей конкретике, наверняка полученная из российских архивных учреждений, а вероятнее всего, из Центрального Архива Министерства Обороны Российской федерации, находящегося в Подмосковном городе Подольске. Согласно данной интернет-публикации: «К 8 часам утра 10 мая 1945 года сдалось в плен 68578 немецких солдат и унтер-офицеров, 1982 офицера и 13 генералов. В числе генералов командующих Курляндской группой армий генерал от инфантерии Карл Гильперт, командующий 16 армией генерал-лейтенант Фолькамер, командующий 18 армией генерал-лейтенант Бёге, командир 2-го армейского корпуса генерал-лейтенант Гауссе и другие».
Однако, при такой «арифметической» конкретике, Юрий Москаленко никоим образом не описывает важнейшие моменты: чем Карл Гильперт и его штаб занимались до 8 часов утра 10 мая 1945 года и вообще какова была процедура капитуляции Курляндской группировки.  Это тем более странно выглядит на фоне параллельного утверждения автора, что «две боеспособные армии могли сопротивляться сколь угодно долго».
Последнее фактически подтверждается самим маршалом Иваном Баграмяном: «У меня невольно возникает вопрос: могли ли советские войска в сложившейся стратегической обстановке разгромить прижатые к морю 33 вполне боеспособные, технически хорошо оснащенные дивизии Курляндской группировки противника? Должен признаться, что я не раз задумывался над этим вопросом как во время войны, так и в послевоенные годы и в результате тщательного анализа обстановки того времени пришел к твердому убеждению, что подобная задача была связана для советских войск с преодолением ряда весьма серьезных трудностей. Для разгрома такого мощного объединения отборных сил вермахта, каким являлась Курляндская группировка нужно было иметь крупные силы и солидные средства. А между тем именно в это время Ставка верховного Главнокомандования была озабочена созданием мощных ударных группировок для подготовки генерального наступления на главном западном направлении. 
О реальной мощи, капитулировавшей в мае 1945 года Курляндской группировки вермахта в частности, свидетельствует приведенный маршалом Иваном Баграмяном список захваченного при этом трофейного вооружения: «Было захвачено в исправности 158 самолетов, около 500 танков и штурмовых орудий, почти 3,5 тысячи полевых орудий и минометов, свыше 18 тысяч автомашин, 675 транспортеров и тягачей, много другой техники и огромное количество различных материальных запасов…».
Заслуживает особого внимания приведенная Юрием Москаленко информация явно официального происхождения относительно проведенной командованием Курляндской группировки достаточно масштабной эвакуационной акции, судя по оказавшейся в российском распоряжении немецкой отправной портовой документации: «Из Лиепайского порта в ночь на 9 мая 1945 года были отправлены сначала 2 конвоя в составе 27 катеров 14-й охранной флотилии и 23 корабля, на которых было вывезено 6620 человек. Спустя некоторое время отошёл третий конвой из 6 кораблей, имевших на борту 3780 человек. Еще через час из Лиепайского порта успел отойти четвертый конвой, состоявший из 19 торпедных катеров, на борту которых находились 2000 человек. Из Вентспилского порта немецкое командование также отправило два конвоя из 15 катеров, 45 десантных барж, на которых находилось 11300 солдат и офицеров». Таким образом, начиная с ночи на 9 мая 1945 года из Лиепайского порта было отправлено 75 судов и эвакуировано 12400 солдат и офицеров, а из Вентспилского порта, соответственно 60 судов и 11300 эвакуированных солдат и офицеров. В целом это составило 135 судов и 23700 эвакуированных солдат и офицеров Курляндской группировки вермахта, что свидетельствует о крупномасштабности, проведённой её командованием эвакуационной акции. При полном господстве в воздухе советской авиации данная эвакуационная акция могла происходить исключительно лишь в тёмное время суток при отсутствии навигационных огней в акваториях обоих портов. В свою очередь подобные условия предполагают необходимость значительных промежутков времени не только между конвоями, но и между отправлениями отдельных судов с немногочисленных сохранившихся после бомбардировок причалов. Иначе эти суда перетопили бы друг друга на фарватере портов еще до выхода в открытое море. Поэтому вопрос в том, могла ли эта эвакуация полностью закончиться до наступления рассвета 9 мая 1945 года, то есть без необходимости ее продолжения вплоть до рассвета 10 мая 1945 года. Захваченная советскими войсками столь подробная портовая документация (с фиксацией численности эвакуированных по конвоям) свидетельствует о том, что данная эвакуация проходила в спокойной отнюдь не панического характера обстановке при сохранении надлежащего порядка. Действительно, при потенциальной возможности одновременно эвакуировать не более 10% номинального состава Курляндской группировки эта эвакуация наверняка должна была проводиться на основе строгого отбора эвакуируемых по принципу крайней необходимости при сохранении контроля над остальной армейской массой. В организационном плане эвакуация должна была полностью завершиться  ещё до подписания Прибалтийского Акта о капитуляции группы армий «Курляндия». Ибо в противном случае она могла закончиться настоящей катастрофой, когда к портам бросилась бы вся масса личного состава данной группировки, стихийно ища спасения от грядущего советского плена.
Помимо этого командованию Курляндской группировки необходимо было учитывать второй пункт, подписанного в 22:43 8 мая 1945 года (по центральноевропейскому времени) Берлинского акта о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил: 
«Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23:01 часа по центральноевропейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время и полностью разоружиться, передав всё их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителям союзного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолётам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратом и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны».
Вышеизложенному также соответствует информация подполковника Михаила Недюхи о подписании им Акта о капитуляции Курляндской группировки лишь после вступления в силу «капитуляционного» Берлинского акта, что автоматически отодвигает дату капитуляции Курляндской группировки, по крайней мере, на 9 мая 1945 года.
В целом это означает, что подписание Акта о капитуляции Курляндской группировки вермахта действительно могло состояться лишь после завершения вышеописанной эвакуационной акции, то есть потенциально до рассвета 10 мая 1945 года. В свою очередь подписание данного акта (с учетом пункта 2 Берлинского акта) не означало незамедлительное перемещение личного состава сдавшихся в плен германских воинских соединений в новые места дислокации. Ведь это потребовало бы огромных оперативных и материальных усилий по обеспечению всем необходимым сотен тысяч германских военнопленных. Поэтому, в принципе не исключено, что указанное Юрием Москаленко время 8 часов утра 10 мая 1945 года может являться временем подписания Акта о капитуляции Курляндской группировки вермахта, с фиксацией численности солдат и офицеров, находящихся в непосредственном подчинении 13 генералов, по всей видимости, присутствовавших при подписании данного акта в штабе Курляндской группировки вермахта. Это касается, например, упомянутого Юрием Москаленко командира 2-го Армейского корпуса генерал-лейтенанта Гауссе. Последнее может свидетельствовать о том, что сам штаб Курляндской группировки располагался в районе дислокации 2-го Армейского корпуса вермахта.
Последующая сдача в советский плен уже основной массы Курляндской группировки происходила на отдельных участках 200-километрового фронта (от Тукумса до Лиепаи), оповещенными о подписанном Акте о капитуляции командирами секторов. Как известно некоторые из них даже лично обеспечивали проход советских войск через полосу минных полей вдоль линии фронта.
Показательной в этом плане является интернет-публикация (http://www.lechaim.ru/ARHIV/157/mail.htm) «Лехаим!» и танковый экипаж» непосредственного участника этих событий танкиста М. Кугелёва: «9 мая немцы подписали Акт о капитуляции, а на участке фронта против Курляндской группировки противник встретил нас плотным огнем. Только 11 мая утром послышался звук горна, показался солдат с белым флагом. За ним шла легковая машина. Немецкого генерала встречал наш генерал-лейтенант. Машина с переводчиком где-то застряла, и я случайно стал участником мирных переговоров. Информация танкиста М. Кугелёва подтверждается данными о количестве зафиксированных военнопленных на 12 мая 1945 года: 140408 солдат и унтер-офицеров, 5083 офицеров, 28 генералов. Аналогичный данные на 13 мая 1945 года: 181092 солдат и унтер-офицеров, 8038 офицеров и 42 генерала.
Процесс дальнейшей капитуляции продолжался фактически до конца мая 1945 года, о чём свидетельствует вышеупомянутый факт: самоубийство 22 мая 1945 года, окруженного советскими солдатами обер-группенфюрера СС Карла Крюгера. По вышеотмеченной информации маршала Ивана Баграмяна, в конечном итоге, в советский плен попало до 300 тысяч личного состава Курляндской группировки, включая 48 генералов. Даже с учетом альтернативных источников общее количество «курляндских военнопленных превышает аналогичные данные о числе военнопленных в результате Сталинградской операции (92 тысячи), в Корсунь-Шевченковской (57 тысяч), в операции «Багратион» в Белоруссии (порядка 100 тысяч), и, наконец, в Берлинской операции – 135 тысяч солдат и офицеров противника. В целом можно констатировать, что капитуляция Курляндской группировки вермахта затянулась на длительный промежуток времени. Именно для того чтобы обеспечить мирный характер процесса «пленения». Приказ Верховного Главнокомандующего за №087 о преобразовании 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский был выдан 13 мая 1945 года, то есть когда в советском плену оказалась уже большая часть Курляндской группировки вермахта, а главное, практически весь её генералитет (42 из 48 номинальных генералов). Ведь в случае ознакомления до этого момента командующего и личного состава данной группировки с информацией о противостоянии им не 2-го Прибалтийского, а Ленинградского фронта, отсутствовали гарантии мирного завершения этого процесса. Действительно, после 13 мая 1945 года имели место эксцессы вооруженных столкновений вплоть до «отлова» последних военнопленных аж в конце мая 1945 года.
Эти данные дополнительно подтверждают реальность записей официального документа – военного билета (серия АФ, №04048) бывшего коменданта штаба 2-го Прибалтийского фронта, подполковника в отставке Михаила Недюхи о преобразовании 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский фронт согласно Приказа Верховного Главнокомандующего за №087 именно от 13 мая 1945 года. По крайней мере до 13 мая 1945 года ситуация на Курляндской полуострове была неоднозначной. Это подтверждается и дополнительной информацией Юрия Москаленко: «В латышских лесах, на территории, оккупированной гитлеровцами, действовало немало разведгрупп. 8 мая 1945 года они получили строжайший приказ: из леса не выходить! А выстрелы здесь звучали и после Дня Победы: так 10 мая, когда фашисты наткнулись на одну из наших разведгрупп, они её полностью уничтожили!». Последнее может означать, что военная машина Курляндской группировки вермахта ещё функционировала в прежнем режиме, не говоря уже об информации танкиста М. Круглёва о продолжении её сопротивления вплоть до 11 мая 1945 года.
Именно для того, чтобы исключить из объективного рассмотрения заключительный Прибалтийский «капитуляционный» акт и вообще предать забвению сам факт его подписания, сталинская историография уже изначально использовала «волевой» тезис, что Курляндская группировка капитулировала, беспрекословно подчинившись Берлинскому «капитуляционному» акту. Ведь по информации маршала Ивана Баграмяна даже загнанная в плавни устья реки Висла 300-тысячная группировка (во главе с тремя генералами) бывших коллег «курляндцев» (по группе армий «Север») ещё 9 мая отказалась капитулировать и для подавления её сопротивления пришлось использовать всю огневую мощь вверенного ему 3-го Белорусского фронта. К сожалению, в своей книге «Так шли мы к Победе» маршал Иван Баграмян не сообщает когда именно 3-ий Белорусский фронт смог «утихомирить» своих последних «оппонентов».

Игорь Недюха. Правда о 2-ом Прибалтийском фронте. Ч. 3

  • 28.11.12, 15:53
Игорь Недюха. 
Правда о 2-ом прибалтийском фронте. Прибалтийский финал Отечественной войны. Продолжение. Часть 3
Так что же тогда говорить о психологическом состоянии личного состава Курляндской группировки, снабженной всем необходимым для продолжения сопротивления и к тому же под защитой глубоко эшелонированной оборонительной системы. В подобных условиях командование Курляндской группировки вряд ли могло пойти на капитуляцию, по крайней мере, ранее вышеуказанных «привисленских» коллег хотя бы для сохранения своей воинской чести. Исходя из вышеизложенного, Акт о капитуляции Курляндской группировки вермахта наиболее вероятно был подписан в промежутке времени между вечером 9 мая и утром 10 мая 1945 года. У самого автора нет достаточной степени уверенности, какую именно датировку упоминал подполковник Михаил Недюха в связи с Актом о капитуляции Курляндской группировки вермахта, но при конкретной информации о подписании данного Акта лишь вслед за Берлинским актом о капитуляции Германии и её вооруженных сил.
Поэтому точку над «і» в этом вопросе может поставить лишь датировка самого Прибалтийского Акта о капитуляции Курляндской группировки. Для этого представляется целесообразным ознакомление общественности хотя бы с его ксерокопией, естественно, при наличии доброй воли у сотрудников архивов и в первую очередь Центрального Архива Министерства Обороны российской Федерации и упомянутого в письме директора Федерального Военного Архива Германии, Российского Центра сохранения историко-документальных коллекций. В той же мере это касается Приказа Верховного Главнокомандующего за №087 от 13 мая 1945 года и предшествующей ему Директивы Ставки Верховного Командования от 1 апреля 1945 года о преобразовании 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский.
Российский журналист Юрий Москаленко очевидно целенаправленно создал для читателей отнюдь не лестный «художественный образ» командующего Курляндской группировки вермахта Карла августа Гильперта. Ведь Карл Гильперт после присвоения ему высокого звания (генерал-полковника) оказывается, не оправдал возлагавшихся на него надежд по части «решимости к сопротивлению», чтобы «доставить большие неприятности русским». Более того по Москаленко командующий Курляндской группировки и его штаб чуть ли ни первыми сдались в советский плен, выходит, бросив на произвол судьбы многие десятки тысяч солдат и офицеров данной группировки. Именно для усиления негативного читательского восприятия также сообщалось, что возглавляемые Карлом Гильпертом «две боеспособные армии могли сопротивляться сколь угодно долго. Последний фрагмент наверняка является результатом обращения журналиста Юрия Москаленко, занимавшегося лишь гуманитарной тематикой, к экспертам на уровне специалистов системы Министерства Обороны Российской Федерации. После опубликования в интернете данной информации, по существу, официального характера уже затруднительно дать более унизительную версию относительно «художественного образа» германского кадрового военнослужащего, который начал свою военную карьеру в октябре 1907 года, то есть до 1-й Мировой войны и стал генералом в апреле 1939 года ещё до начала 2-й Мировой войны. Но вместе с тем остается открытым вопрос, что же всё-таки побудило, а (не заставило) командование Курляндской группировки капитулировать при отсутствии реальной относительности для своего функционирования. А тем более на контрастном фоне того, что даже после подписания Берлинского Акта о капитуляции Германии и её вооруженных сил отказались капитулировать не только группировка, противостоявшая 3-му Белорусскому фронту, но и дислоцированные в западной Чехословакии Германские войска. Последние так же находились в несравненно более худшем положении, чем полностью снабженная всем необходимым для обороны боеспособная почти 300-тысячная (по маршалу Ивану Баграмяну) Курляндская группировка вермахта. Однако, основной парадокс Курляндской ситуации (на который не может дать логический ответ официальная историография) состоит в том, что при наличии возможности, по крайней мере, для командного состава данной группировки покинуть морским путем Курляндию, предпочтение было отдано варианту советского плена. Это выглядит уже более чем «экзотичным» для генералов, участвовавших в осаде «голодного Ленинграда».
Ведь на какие в таком случае «поблажки» они могли в принципе рассчитывать?
В какой-то мере очевидная абсурдность ситуации получает своё логическое объяснение в воспоминаниях всё того же подполковника Михаила Недюхи. Ведь представитель 2-го Прибалтийского фронта Михаил Недюха на переговорах в Штабе Курляндской группировки сам был озабочен информацией о присвоении Командующему Карлу Гильперту звания  генерал-полковника вермахта. Ведь по тогдашнему мнению Михаила Недюхи это могло означать лишь поощрение Командующего Курляндской группировки к продолжению сопротивления.
Это ставило под угрозу срыв возложенной на него миссии обеспечить капитуляцию Курляндской группировки. Под «дипломатическим» предлогом поздравления подполковник Михаил Недюха одновременно призвал уже генерал-полковника Карла Гильперта взять пример с Командующего 6-ой Армией Фридриха Паулюса, который после присвоения ему воинского звания фельдмаршала вместе со своей армией сдался в советский плен в районе Сталинграда. На это Карл Гильперт достаточно иронично ответил, что они именно потому настаивают на своих условиях капитуляции, чтобы не повторить «пример» 6-й Армии Фридриха Паулюса. Действительно, из 92 000 солдат и офицеров 6-ой Армии вермахта, взятых в советский плен под Сталинградом, уцелели лишь немногие. Остальные погибли от голода, холода и болезней. Неудивительно, что в процессе переговоров в Штабе Курляндской группировки основной ажиотаж вызвал предложенный германской стороной пункт о соблюдении Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными, не без оснований рассматриваемый командованием Курляндской группировки как вопрос жизни или смерти в случае её капитуляции. Но сложность состояла в том, что данная конвенция не была подписана Советским Союзом, не говоря уже о её ратификации. Именно этим обстоятельством объясняется де-факто негативное отношение к военнопленным, как с  германской, так и с советской сторон. В этом плане показательно достаточно цивилизованное германское отношение к английским и американским военнопленным. Уже с самого начала переговоров стало очевидным, что намерение германской стороны внести пункт о соблюдении Женевской конвенции в текст предполагаемого Акта о капитуляции было вызвано стремлением де-юре закрепить распространение действия данной конвенции не только на личный состав курляндской группировки, но и на остальных, взятых в советский плен солдат и офицеров вермахта.
Так, что командующий Курляндской группировкой генерал-полковник Карл Гильперт на переговорах отстаивал не свои личные соображения, а прежде всего стратегические интересы Германии на фоне уже свершившегося её военного разгрома. В этой связи представляется необходимым упомянуть о факте, когда 1 мая 1945 года, то есть уже на следующий день после назначения на пост рейхсканцлера Германии (по завещанию Гитлера от 30 апреля 1945 года), гросс-адмирал Дённиц присвоил генералу от инфантерии Карлу Августу Гильперту воинское звание – генерал-полковника вермахта. Решение рейхсканцлера Германии Дённица данного «карьерного» вопроса выглядело, по меньшей мере, уникальным в условиях приближающейся катастрофы для Германии в целом.  В хронологическом порядке затем последовало предложение командования Курляндской группировки направить представителя 2-го Прибалтийского фронта для проведения переговоров непосредственно в Штабе данной группировки. Насколько понятно для обеспечения наиболее благоприятных условий в плане достижения нужных результатов. Лишь после получения информации о начавшихся 6 мая 1945 года переговорах, из штаб-квартиры рейхсканцлера Германии гросс-адмирала Дённица 7 мая 1945 года в штаб Курляндской группировки поступила упомянутая журналистом Юрием Москаленко шифровка о присвоении командующему Курляндской группировки Карлу Гильперту звания генерал-полковника вермахта на основании Приказа от 1 мая 1945 года. Столь длительная задержка с поступлением данной шифровки может получить логическое объяснение лишь при её связи с начавшимися переговорами. Замысел рейхсканцлера Германии гросс-адмирала Дённица еще от 1 мая 1945 года очевиден: для поднятия авторитетности запланированного заключительного Акта (с результатами предстоящих переговоров)  под ним должна стоять подпись не «рядового» генерала от инфантерии, а именно генерал-полковника вермахта Карла Августа Гильперта. Лишь в таком ракурсе получает логическое объяснение фактическое начало деятельности Дённица на посту рейхсканцлера Германии с издания 1 мая 1945 года вышеотмеченного «сверхактуального» Приказа. В том же контексте не могло быть и речи о какой-либо Директиве рейхсканцлера Германии Дённица командующему группы Армий «Курляндия» генерал-полковнику Карлу Гильперту типа «продолжать доставлять большие неприятности русским» (по Юрию Москаленко). 
Ведь ещё до отправки данной шифровки в штаб группы Армий «Курляндия» тот же Дённиц направляет своего представителя генерал-полковника Йодля в Штаб-квартиру союзников в Реймсе для проведения переговоров о капитуляции Германии. Главной задачей генерал-полковника Йодля было добиться согласия, командующего союзными экспедиционными силами в Европе генерала армии Дуайта Эйзенхауэра на то, чтобы предложенный германской стороной Акт о капитуляции Германии вступил в силу не ранее 10 мая 1945 года. Но генерал армии Дуайт Эйзенхауэр отказался выполнить это германское условие и 6 мая 1945 года сообщил генерал-полковнику Йодлю о своей готовности подписать лишь Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Союзники разгадали замысел рейхсканцлера Германии Дённица обеспечить временные условия для полного завершения вывода германских войск из западной Чехословакии с последующей их сдачей именно в американский, а не в советский плен. Генерал-полковнику Йодлю пришлось подчиниться требованию командующего войсками союзников генерала армии Дуайта Эйзенхауэра. В 02:41 ночи 7 мая 1945 года по центральноевропейскому времени в Реймсе был подписан первый по счету Акт о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил, который вступил в силу 8 мая 1945 года в 23:01 по центральноевропейскому времени. Так, что у рейхсканцлера Германии гросс-адмирала Денница уже не оставалось другой возможности изменить столь нежелательный «безоговорочный» статус Акта о капитуляции Германии, как в тот же день 7 мая 1945 года ввести в действие запасной вариант, направив соответствующую шифровку в Штаб группы армий «Курляндия». Ведь в потенциале остались лишь её «эксклюзивные» возможности для подписания Акта хотя бы регионального значения, но с принципиальным внесением в его текст германских условий.  Действительно, при внесении в текст предполагаемого Прибалтийского Акта, например, пункта о соблюдении Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными был бы снивелирован «безоговорочный» характер не только Реймского, но и любых других подобных ему Актов о капитуляции Германии и её вооруженных сил. Именно по этой причине командование Курляндской группировки наотрез отказывалось подписывать какой-либо Акт о капитуляции без внесения в его текст данного «правового» пункта. В конкретном плане по очевидному замыслу рейхсканцлера Германии Дённица это позволило бы распространить действие Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными не только на личный состав группы армий «Курляндия», но и на германские войска, находившиеся в западной Чехословакии. Ведь после вышеотмеченной реакции командующего союзными экспедиционными силами в Европе генерал армии Дуайта Эйзенхауэра эта группировка германских войск уже имела все шансы оказаться не в американском, а именно в советском плену. Как и «догадливый» обергруппенфюрер СС Карл Крюгер, рейхсканцлер Германии Денниц уже вечером 5 мая 1945 года наверняка должен был задуматься над фактом направления в Штаб группы армий «Курляндия» советского представителя лишь в чине подполковника, что могло свидетельствовать о соответствующем отношении советского командования к предстоящим переговорам. Поэтому неудивительно, что шифровка о присвоении Карлу Гильперту звания генерал-полковника вермахта поступила не в начале переговоров 6 мая 1945 года, а 7 мая 1945 года лишь после подписания генерал-полковником  Йозлем Реймского Акта о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил. 
То есть, когда германская сторона уже была вынуждена руководствоваться принципом типа «на безрыбье и рак – рыба», относительно статуса официального представителя 2-го Прибалтийского фронта подполковника Михаила Недюхи на переговорах в Штабе группы армий «Курляндия».
Вопрос в том, было ли согласие представителя 2-го Прибалтийского фронта подполковника Михаила Недюхи на включение «правового» Пункта в текст, подписанного им Акта о капитуляции чисто «волевым» или санкционировалось «свыше». Например, во время периодических сеансов радиосвязи, которую «по контракту» обеспечивала германская сторона. Последняя версия так же имеет право, на существование, судя хотя бы потому, что в текст Берлинского Акта о капитуляции был включен совершенно неестественный для советской стороны (с её приверженностью к идеологическому принципу безальтернативности) Пункт 4. Действительно, данный Пункт имеет явно «либеральное» содержание о правовой возможности проведения дальнейших, а следовательно, альтернативных переговоров по тому же капитуляционному вопросу: «Этот Акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом». В правовом плане по Пункту 4 Берлинского акта победителя фактически обязывались признать другие «перспективные» Акты, касающиеся капитуляции Германии и её вооруженных сил. И что особенно важно, без фиксации в тексте данного Пункта каких-либо оговорок относительно их характера, а, следовательно, не обязательно «безоговорочного», то есть согласно известному правовому принципу: что не запрещено, то разрешено. 
Этот вывод тем более правомочен в отношении условия выполнения Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными, принятой с участием Лиги Наций и признанной её правонаследницей – Организацией Объединенных Наций. Уже при составлении текста  Берлинского акта, начиная с 7 мая 1945 году, советскому командованию были известны основная формальная («Женевская») и неформальная (статусно-представительская) причины непринятия командованием Курляндской группировки вермахта ультиматума от 5 мая 1945 года командующего 2-го Прибалтийского фронта маршала Леонида Говорова. Для гарантии оперативного и безэксцессного подписания Акта о капитуляции Курляндской группировки вермахта необходимо было создать у её командования уверенность в том, что в случае подписания им капитуляционного Акта (с включением в его текст предложенного германской стороной Пункта о соблюдении Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными) этот документ будет признан юридически правомочным, а, следовательно, обязательным для выполнения. В принципе данный правовой момент должен был полностью скомпенсировать «неавторитетный» статус советского официального представителя подполковника Михаила Недюхи на переговорах в Штабе Курляндской группировки. 
Введение 4 Пункта в текст Берлинского Акта о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил не могло иметь место без соответствующей санкции Верховного Главнокомандующего И. Сталина. Сталин постоянно держал Курляндскую ситуацию под личным контролем. Особенно с того момента, когда в начале февраля 1945 года, он пошёл на беспрецедентный шаг одновременного смещения с постов аж двух командующих фронтов (1-го и 2-го Прибалтийских) с последующим назначением маршала Леонида Говорова на пост командующего объединенным 2-ым Прибалтийским фронтом.
В конечном итоге, как и предполагалось, Пункт 4 Берлинского капитуляционного Акта стал одним из главных моментов, обеспечивших успешное завершение переговоров о капитуляции группы армий «Курляндия» с заключительным подписанием Прибалтийского Акта с зафиксированными в его тексте условиями капитуляции последней крупной боеспособной 300-тысячной группировки германских вооруженных сил на Европейском театре военных действий. Однако, события, последовавшие за подписанием вышеотмеченного Прибалтийского Акта, свидетельствуют, что И. Сталин уже изначально и не помышлял о реализации «альтернативного» 4 Пункта Берлинского Акта. И. Сталин лишь использовал его для камуфляжа своего истинного замысла нейтрализовать любые правовые последствия капитуляционного Прибалтийского Акта, не вписывающиеся в рамки «безоговорочных». Но сталинская «игра» стоила «свеч». Действительно, о какой реальной безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил вообще могла идти речь при продолжении функционирования мощной Курляндской группировки вермахта, снабженной на многие месяцы вперед всем необходимым для продолжения сопротивления. К тому же при наличии разветвленной глубокоэшелонированной системы обороны, безуспешные попытки, преодоления которой лишь с февраля по май 1945 года обошлись 2-му Прибалтийскому фронту потерями более чем в 160 тысяч убитых и раненных. Но всё же главным моментом являлось отсутствие в ближайшей перспективе возможности накопления достаточных сил необходимых для военного разгрома Курляндской группировки вермахта. Ведь согласно обязательствам, взятым И. Сталиным на Ялтинской конференции ещё в феврале 1945 года, Советский Союз после окончания войны в Европе должен был вступить в войну с Японией для поддержки союзников. Поэтому все потенциально возможные «резервы» направлялись исключительно на Дальний Восток и в Забайкалье, где были сформированы несколько фронтов под общим командованием маршала Александра Василевского. Общая численность сформированной группировки советских войск составила 1 740 000 человек при 5300 танках, 26 тысяч орудия и миномётов, 5200 самолётов и 92 боевых корабля.
Советский Союз объявил войну Японии 8 августа 1945 года, то есть практически сразу после атомной бомбардировки японских городов 6 августа 1945 года. Помимо наличия у СССР и Японии договорных обязательств о ненападении (как и в 1939 году между СССР и Польшей, которую затем «по-братски» поделили с Германией) пикантность «японской» ситуации состояла та же в том, что если бы Япония в 1941 году выполнила свои аналогичные обязательства по отношению к союзной Германии, то само существование Советского Союза, как такового стало бы боле чем проблематичным. Ведь лишь благодаря информации из Токио разведчика Рихарда Зорге об отсутствии у Японии планов нападения (по крайней мере, на ближайшее будущее) на Советский Союз появилась возможность использовать все боеспособные воинские соединения, ранее дислоцированные на советском Дальнем Востоке и Сибири, для спасения столицы государства – Москвы, а вместе с ней и всего Советского Союза в декабре 1941 года.
Можно лишь представить гипотетическую степень катастрофы, если бы в том же декабре 1941 года Япония своей мощью навалилась бы на восточную часть Советского Союза. Но это только дополнительно подчеркивает, что в принципе для И. Сталина не существовало каких-либо договорных обязательств, которых нельзя было бы нарушать в зависимости от конъюнктуры момента. При неизбежности капитуляции Японии (после её атомной бомбардировки) вступление Советского Союза в войну с ней формально ради выполнения союзнических обязательств теряло практически смысл. Зато во всю мощь появился реальный сталинский стимул – расширения своей империи не только на запад, но и на восток. Нужен был лишь очередной повод для реализации имперских амбиций И. Сталина. Кроме территориальных приобретений непосредственно у Японии это в конечном итоге результировалось в образовании коммунистической – Китайской Народной Республики (КНР) и Корейской Народно-Демократической республики (КНДР). Этот «идеологический» процесс по заведенной схеме начался с элементарной передачи трофейного японского и советского оружия местным коммунистическим силам, традиционно поддерживавшихся И. Сталиным. На подобном глобальном фоне какое-либо существенное отвлечение сил на региональное «Курляндское» направление вряд ли вообще могло быть реализовано, по крайней мере, до капитуляции Японии 2 сентября 1945 года. 
Командование Курляндской группировки вермахта понимало все преимущества своего стратегического положения и соответственно вступало на переговорах фактически в качестве равноправной стороны. В свою очередь это позволило уже после отстранения Дённица от власти выполнить его ещё рейхсканцлерское указание о включении «Женевского» Пункта в текст Прибалтийского Акта, что в принципе должно было бы обеспечить правовую защиту германским военнопленным в советском плену. Но сам рейхсканцлер Германии Дённиц лишь продолжил прежнюю линию по использованию группы Армий «Курляндия» в общем спектре германских военных усилий, когда уже стало очевидным поражение Германии в войне и речь могла идти лишь об условиях её капитуляции с минимально возможными для Германии негативными последствиями. В этом контексте уже изначально группе Армий «Курляндия» отводилась роль стать одним из главных «козырей» на «торгах» по поводу условий неизбежной капитуляции Германии. Об этом, в частности, свидетельствует приводимое маршалом Иваном Баграмяном высказывание генерал-фельдмаршала Кейтеля (на Нюрнбергском процессе) по вопросу эвакуации в Германию группы Армий «Курляндия»: «Фюрер решил продолжить вывоз техники, материальной части, конского состава и небольшого количества войск, оставляя главные силы для сковывания русских».
По этому, постоянные опасения И. Сталина по поводу перспективы эвакуации в Германию группы Армий «Курляндия» априори были напрасными. Более того согласно данным, приведенным в главе 9 книги маршала Ивана Баграмяна «Так или мы к Победе» - «В октябре 587 кораблей перебросили в Курляндию 881 000 тонн грузов, в ноябре эти цифры повысились — 764 корабля и 1 577 000 тонн, а в декабре у Курляндского побережья бросили якорь 575 кораблей с 1 112 000 тонн груза. 
Стало быть, фашистские войска в Курляндии не испытывали, как армия Паулюса под Сталинградом, недостатка ни в боеприпасах, ни в горючем, ни в продовольствии».
Между тем, в тот же период 1944 года проходила подготовка к масштабному контрнаступлению германских войск в Арденнах, начавшегося 16 декабря 1944 года. Однако, Арденнское наступление, широко разрекламированное, как германский шанс изменить в свою пользу характер войны, как известно уже к 25 декабря 1944 года фактически захлебнулось из-за элементарного дефицита у наступающих германских войск горючего и боеприпасов. В этой связи весьма показательно, что германские войска не смогли по этой причине преодолеть сопротивление даже одного американского полка, занимавшего круговую оборону в районе важного транспортного узла (город Бастонь). Но именно с овладением этим пунктом открывался широкий оперативный простор для дальнейшего наступления германских войск. Упорное многодневное сопротивление данного полка позволило командованию союзных экспедиционных сил сосредоточить в этом районе достаточные силы 1-ой и 3-ей американских армий и заставить германские войска с большими потерями для себя  ретироваться обратно в Германию. В контексте этих событий не должно вводить в заблуждение известное обращение премьер-министра Англии Уинстона Черчилля от 6 января 1945 года с просьбой к И. Сталину оказать помощь союзным войскам, начав наступление на западном направлении.  Но Уинстон Черчилль, по видимому, не был в достаточной степени информирован, что к этому времени 1-ая и 3-ая американские Армии не только полностью контролировали ситуацию, но и создали реальную угрозу окружения всей вторгшейся германской группировки. Вместе с тем, не исключено, что премьер-министр Англии Уинстон Черчилль лишь использовал арденнское наступление, как повод для инициирования советского наступления на западном направлении, чтобы за счет переброски германских сил на восток облегчить продвижение союзных экспедиционных сил к центру Германии. На этом фоне, приоритетное (даже по сравнению с войсками арденнского направления) снабжение группы Армий «Курляндия» материальными ресурсами служит дополнительным подтверждением её стратегической роли в планах тогдашнего германского руководства.
Подписание прибалтийского Акта о капитуляции Курляндской группировки вермахта стало результатом компромисса договаривающихся сторон, как и подобает для правовых отношений. Данный Прибалтийский Акт стал результатом практической реализации 4 пункта Берлинского Акта, в принципе не исключившего правовую возможность появления капитуляционного Акта, касающегося Германии и её вооруженных сил. С альтернативным содержанием. Де-юре это означает, что командование последней крупной боеспособной 300-тысячной группировки германских вооруженных сил отказалось признать Реймский и Берлинский «безоговорочные» акты и согласилось капитулировать на определённых условиях. В плане де-факто значение Прибалтийского Акта трудно переоценить. Ведь альтернативой данному Акту могло быть длительное противостояние с наиболее вероятным финальным кровопролитием. В конкретном плане были спасены жизни сотен тысяч солдат и офицеров противоборствующих сторон, местного гражданского населения, предотвращено тотальное разрушение всего «курляндского» региона.
 Вышеизложенное позволяет выделить основные моменты, ставшие мотивационной базой издания Приказа И. Сталина от 24 мая 1945 года, фактически лишившего 2-ой Прибалтийский фронт даже права на историческое существование путём искусственного исключения его из списка фронтов, принимавших участие в заключительном этапе Отечественной войны 1941-1945 гг. 
Во-первых, Прибалтийский Акт о капитуляции группы Армий «Курляндия» , де-юре являясь альтернативой Берлинскому Акту фактически снивелировал значение последнего, как советского символа окончания Отечественной войны и Второй мировой войны на территории Европы. Как это ни парадоксально, но на самом деле «безоговорочному» Берлинскому Акту не подчинилось ни одно серьезное воинское формирование противника на советско-германском фронте. Более того после подписания Берлинского Акта командование германских войск в западной Чехословакии даже намеревалось разрушить Прагу. Как известно осуществлению подобного акта вандализма помешали подразделения российской оборонительной армии под командованием небезызвестного генерала Власова. Ведь, спешившие на помощь Праге советские танки вошли в город лишь днём 9 мая 1945 года. Противник продолжал оказывать упорное сопротивление и лишь благодаря проведению 10-11 мая 1945 года Остраво-Оломоуцкой операции силой оружия удалось заставить капитулировать некоторые его соединения. Остальные части, отказываясь сдаваться в советский плен, продолжали отступление в направлении германской границы.
Именно в процессе этого отступления 13 мая 1945 года был взят в плен вышеупомянутый генерал Власов.
Вместе с тем на западном фронте все подразделения германской армии беспрекословно выполнили временные параметры Реймского Акта и 8 мая 1945 года к 23:01 по центральноевропейскому времени полностью капитулировали перед союзниками. Так что из всего Берлинского Акта о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил на реальную капитуляцию сработал лишь его «альтернативный» 4 Пункт, обеспечивший возможность «оговорочной» капитуляции группы Армий «Курляндия».
Во-вторых, зафиксированное в тексте Прибалтийского акта условии выполнения Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными ставило под сомнение «безоговорочный» характер капитуляции Германии и её вооруженных сил.
В-третьих, «Женевский» Пункт Прибалтийского Акта вступал в противоречие с планами И. Сталина использовать даровую рабочую силу из германских военнопленных уже в послевоенный период, чем, собственно, может быть объяснён отказ Советского Союза заключить мирный договор с побежденной Германией. Официальное прекращение войны с Германией произошло лишь 25 января 1955 года согласно соответствующего решения Президиума Верховного Совета СССР.
«Адекватное» игнорирование Сталиным «заключительного» исторического существования 2-го Прибалтийского фронта и подписанного его представителем Прибалтийского Акта стало «объективной» базой для всей совокупности вышеотмеченных гибридных «капитуляционных» версий. Их всех объединяет общая сталинская «идея», что, мол, единственная в своем роде «дисциплинированная» Курляндская группировка незамедлительно подчинилась Берлинскому Акту, оправдав хотя бы этим практическую необходимость его подписания.  Соответственно, если исходить из данной сталинской «идеи» и порожденных ею версий, то командование Курляндской группировки из всех возможных альтернативных вариантов приняло для себя, выходит, наиболее правильный путь «познания истины» в московских тюрьмах МГБ. 
Но для этого Сталину пришлось, по существу, денонсировать де-юре оформленный (не без его ведома) договор с германской стороной. Вместе с тем лишь на условиях выполнения «оговорочных» правовых статей, подписанного Прибалтийского Акта согласилась добровольно капитулировать и сложить оружие Курляндская группировка вермахта.
«Денонсация» началась с издания вышеотмеченного Приказа Верховного Главнокомандующего за №087 от 13 мая 1945 года, то есть тогда когда капитулировала основная часть Курляндской группировки и практически весь её генералитет, а соответственно И. Сталин стал монопольным хозяином положения. «Деловая» логика сталинской «денонсации» достаточно понятна: германская сторона проводила переговоры с «банкротом» - несуществующим 2-ым Прибалтийским фронтом, а, следовательно, подписанный с его официальным представителем «документ» - лишь пустая бумажка. Именно для этого и понадобился по деловой терминологии процесс искусственного «банкротства» 2-го Прибалтийского фронта с 1 апреля 1945 года. Но даже искусственное «банкротство» 2-го Прибалтийского фронта могло вступить в правовую силу лишь после выхода соответствующего Указа Верховного Главнокомандующего Сталина за №087 от 13 мая 1945 года, то есть уже после подписания «пустого» (по Сталину) прибалтийского Акта. В конечном итоге, проведенной Сталиным данной «денонсации» 2-ой Прибалтийский фронт был обречен на историческое забвение по традиционной для И. Сталина схеме: нет фронта – нет проблем с ним связанных.
В реальном же плане именно по требованию официального представителя 2-го Прибалтийского фронта подполковника Михаила Недюхи Прибалтийский Акт вступал в правовую силу сразу после его подписания, что отвечало содержанию ультиматума командующего 2-ым Прибалтийским фронтом маршала Леонида Говорова от 5 мая 1945 года о немедленной капитуляции группы Армий «Курляндия».
Чтобы не ставить под вопрос соблюдение германской стороной уже подписанного Прибалтийского Акта, генерал-полковник Карл Гильперт был вынужден подчиниться этому требованию и стать не только де-юре, но и де-факто военнопленным, уповаясь лишь на то, что он сам и его бывшие подчиненные будут находиться под правовой защитой Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными согласно условию, подписанного им Акта о капитуляции группы Армий «Курляндия». Помимо этого генерал-полковник Карл Гильперт был просто обязан своим личным примером продемонстрировать подчинённым, что, несмотря на их полную боеспособность, все они отныне де-юре становятся военнопленными с последующим переходом в стадию де-юре и де-факто. Так что, вышеприведенную интерпретацию российского журналиста Юрия Москаленко поведения Карла Гильперта, (как и фактически трусливую сдачу в плен с опережением армейской массы) в свою очередь есть основания рассматривать, как попытку преднамеренной дискредитации бывшего командующего группы Армий «Курляндия». Уже персонально по отношению к Карлу Гильперту целесообразно повторить, что если следовать логике Юрия Москаленко, то командующий группы Армий «Курляндия», имея реальную возможность 9 мая 1945 года покинуть Курляндию с любым из отправленных по его указанию морских конвоев, выходит, только и ждал удобного момента, чтобы как можно скорее «сбежать» в советский плен, а не, например, в нейтральную Швецию. Преднамеренная дискредитация Карла Гильперта началась ещё в мае 1945 года. Об этом свидетельствует тот факт, что согласно информации журналиста Юрия Москаленко в советский плен попал не генерал-полковник, а генерал от инфантерии Карл Гильперт, это может лишь означать, что советское командование не признало присвоенное ему рейхсканцлером Германии гросс-адмиралом Дённицем очередного воинского звания генерал-полковника вермахта. На такой беспрецедентный шаг могли пойти лишь с санкции Верховного Главнокомандующего. Следует напомнить, что сдавшемуся в советский плен Фридриху Паулюсу тот же И. Сталин оставил все его регалии, включая звание фельдмаршала. Накануне капитуляции 6-ой Армии под Сталинградом звание фельдмаршала Гитлер присвоил с единственной целью стимулирования решимости генерал-полковника вермахта Фридриха Паулюса или геройски погибнуть в бою, или покончить жизнь самоубийством. Но только лишением воинского звания внимание И. Сталина к персоне командующего Курляндской группировки Карла Гильперта не ограничились.
Ведь по опубликованной информации Юрия Москаленко, даже не будучи в списках военных преступников, «последние годы своей жизни Гильперт провёл…  в Москве, в одной из тюрем. Здесь же он и скончался 24 декабря 1948 года на 61-м году жизни. Похоронен в Красногорске».

Игорь Недюха. Правда о 2-ом Прибалтийском фронте. Ч. 4

  • 28.11.12, 15:43

Правда о 2-ом Прибалтийском фронте. Прибалтийскийфинал Отечественной войны. Часть 4. Окончание. 

 Явно негативное отношение к Карлу Гильперту со стороны И. Сталина в принципе можно было бы связать с его участием в блокаде Ленинграда. Но дело в том, что в данный период времени Карл Гильперт был лишь «рядовым» командиром Армейского корпуса и, следовательно, не определял военную политику в отношении осажденного Ленинграда. Командующим 16-й Армией он стал лишь в сентябре 1944 года, то есть после полного снятия блокады Ленинграда. «Алиби» для Карла Гильперта состоит также в том, что командующий 18-й Армией, несущей основную ответственность за страдания осажденного Ленинграда, генерал-лейтенант Беге после «благополучного» пребывания в советском плену в 1955 году вернулся на Родину. Единственное логическое объяснение «персонального» отношения к Карлу Гильперту в том, что И. Сталин посчитал необходимым любым путём нейтрализовать подпись Командующего Курляндской группировки генерал-полковника вермахта Карла Гильперта под Прибалтийским Актом и его возможные возмущения нарушениями условий последнего, но можно представить степень возмущения бывшего командующего Курляндской группировки Карла Гильперта, когда в мае 1945 года ему объяснили, что он находится в плену 2-го Прибалтийского, а не Ленинградского фронта и, что никакой он не генерал-полковник, а, следовательно, подписанный им Прибалтийский Акт уже «яйца выеденного не стоит» при фиксации в тексте документа названия, не существующего 2-го Прибалтийского фронта.  Тогдашние «волнения» Карла Гильперта вышеотмеченный Павел Лухницкий объяснил его элементарным перепугом. Но куда более достоверной причиной могло быть понимание Гильпертом, что он стал, как и предполагал обергруппенфюрер СС Карл Крюгер жертвой «советских шулеров» и не смог реально обеспечить выполнение указание рейхсканцлера Германии Дённица относительно правовой защиты германских военнопленных. Пребывая в московской тюрьме Карл Гильперт наверняка размышлял над тем, что не стоило бы последовать рекомендациям обергруппенфюрера СС Карла Крюгера не верить «большевикам» и как подобает солдату погибнуть в бою, чем «гнить» в тюремной камере. Но, судя по всему, даже в последней перспективе Карлу Гильперту было отказано.
Из других источников известно, что официальной причиной смерти бывшего командующего группой Армий «Курляндия» стал инфаркт миокарда. По нынешней официальной информации в июне 1947 года во внутренней тюрьме МГБ на Лубянке в Москве также от инфаркта миокарда скончался известный шведский дипломат Рауль Валленберг, арестованный в Будапеште еще в январе 1945 года и содержавшийся в тюрьме МГБ наряду с германскими военнопленными.
«Инфарктный» исход для Рауля Валленберга произошёл после неоднократных запросов шведских властей относительно его судьбы и официального ответа советской стороны об отсутствии у неё информации на этот счет. Ведь основанием наиболее вероятной версии кончины Карла Гильперта, как и вышеупомянутого Рауля Валленберга может служить информация украинского телеканала «НТН», что уже в послевоенные годы министр Госбезопасности Абакумов организовал при тюрьме МГБ лабораторию по изготовлению специальных ядов.
Действие этих ядов полностью имитировало признаки естественного инфаркта миокарда и «успешно» использовалось в случае необходимости реализации сталинского постулата: «нет человека, нет проблем». По этому поводу заслуживает особого внимания оценка подполковника Михаила Недюха, что его удивляла физическая выносливость на много более старшего по возрасту командующего Курляндской группировки на протяжении всего периода непрерывных и сверхнапряженных переговоров.  Это означает, что каких-либо внешних проявлений сердечной недостаточности у Карла Гильперта подполковник Михаил Недюха не наблюдал.
Можно констатировать, что жизненные линии обоих подписантов Прибалтийского Акта о капитуляции группы Армий «Курляндия» достигли своего пика при подписании данного Акта. Но «жизнь» в лице И. Сталина внесла свои коррективы: подписанты предполагали, а Сталин «располагал».
А еще вечером 9 (или утром 10) мая 1945 года ситуация была совершенно иной. Командование группы Армий «Курляндия» выступало в качестве фактически равноправной стороны на переговорах с официальным представителем 2-го Прибалтийского фронта, когда у советской стороны не было каких-либо реальных возможностей военным путем разрешить курляндскую ситуацию. После подписания Прибалтийского акта оба подписанта полагали, что они выполнили возложенные на них ответственные миссии. Оснований для их оптимизма было вполне достаточно на фоне перспектив от достигнутого благодаря их усилиям мира в регионе. Поэтому неудивительно, что подписание Прибалтийского Акта в Штабе Курляндской группировки проходило в торжественной обстановке. Подписанты – командующий группы Армий «Курляндия» генерал-полковник Карл Август Гильперт и официальный представитель 2-го Прибалтийского фронта, комендант его Штаба подполковник Михаил Недюха – после постановки своих подписей под документом с чувством выполненного долга даже обменялись рукопожатиями. В современном стиле это может быть проинтерпретировано, что именно представитель Украины из казацкого рода на Черниговщине (город Корюковка), выпускник 1932 года Харьковской школы Червонных старшин, а в мае 1945 года представитель 2-го Прибалтийского фронта фактически первым из официальных представителей тогдашней антигитлеровской коалиции подал руку взаимопонимания побежденной Германии. А ведь именно с установления атмосферы доверия с послевоенной Германией начался процесс объединения Европы, организационно завершившийся образованием нынешнего Европейского Союза.
«Взаимопонимание» по-Сталински нашло конкретное выражение в тюремной изоляции германского подписанта Прибалтийского Акта Карла Гильперта с последующим «инфарктным» исходом для  свидетеля реальных событий мая 1945 года в Курляндии с далеко не «безоговорочным» финалом Отечественной войны 1941-1945 годов. После выхода 24 мая 1945 года вышеотмеченного Приказа И. Сталина, исключившего 2-ой Прибалтийский фронт из списка «заключительных» фронтов, возвращений Карла Гильперта на Родину уже тогда априори стало проблематичным. А тем более на фоне отказа Сталина от выполнения «Женевского» условия Прибалтийского Акта при де-юре продолжении войны с Германией вплоть до октября 1955 года, то есть до момента заключения официального мирного договора с Германией.
В свете вышеизложенного считаю необходимым высказать свою личную точку зрения, что Карл Гильперт был удостоен лучшей судьбы, чем та, которая была уготовлена ему И. Сталиным, а соответственно, его могила в подмосковном г. Красногорске заслуживает, по меньшей мере, надлежащего ухода. В отношении же советского подписанта – «курляндского мавра» - подполковника Михаила Недюхи ограничились «консервацией» его военной карьеры. И за это «спасибо». Ведь в принципе могло быть и хуже. Но судя по всему, подполковник Михаил Недюха не был проинформирован о реальной сути, порученной ему официальной миссии. А тем более о том, что ему предстоит стать своеобразной «подсадной уткой» в сталинской игре «шулерского» характера с фактической имитацией переговоров об условиях капитуляции группы Армий «Курляндия».
Коменданта штаба 2-го Прибалтийского фронта подполковника Михаила Недюху, начиная с 5 мая 1945 года, использовали аналогично тому, как это практически одновременно произошло 6 мая 1945 года с постоянным представителем И. Сталина при Верховном Командовании Союзных экспедиционных сил в Европе генералом Иваном Суслопаровым. Дело в том, что 6 мая 1945 года  командующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал-армии Дуайт Эйзенхауэр вызвал в свой штаб в Реймсе постоянного представителя Сталина при союзниках генерала Ивана Суслопарова.
Дуайт Эйзенхауэр сообщил генералу Ивану Суслопарову о пребывании в Реймсе генерал-полковника вермахта Йодля – полномочного представителя рейхсканцлера Германии гросс-адмирала Денница. Генералу Ивану Суслопарову было предложено подписать в Реймсе Акт о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил. И. Сталин, несомненно, разгадал альтернативную его собственным планам цель предложения генерала-армии Дуайта Эйзенхауэра. По официальной советской версии генерал Иван Суслопаров не смог тогда связаться с Москвой и самостоятельно завизировал вместе с американским генералом Уолтером Смитом известный Реймский «капитуляционный» акт, подписанный с германской стороны генерал-полковником вермахта Йодлем 7 мая 1945 года в 2:41 ночи при вступлении его в силу 8 мая 1945 года в 23:01 по центральноевропейскому времени. Но судя по тому, что генерал Суслопаров не понёс наказания за свою, более чем смелую самостоятельность, его действия не были экспромтными. Ведь именно благодаря подобной «самостоятельности» Ивана Суслопарова И. Сталин получил возможность заявить что он не санкционировал подпись своего постоянного представителя под Реймским Актом, поставив под сомнение де-юре правомочность данного Акта. По этой причине И. Сталин потребовал от союзников повторения процедуры подписания «капитуляционного» акта именно во взятой советскими войсками столице Германии – Берлине. Чтобы как-то задобрить «разгневанного» И. Сталина и вместе с тем сохранить приоритетное значение Реймского Акта, союзники по антигитлеровской коалиции направили в Берлин для участия в подписании уже второго «капитуляционного» акта своих далеко не первого ранга представителей. В последствии И. Сталин не простил союзникам подобную «обиду». В отместку он направил для подписания 2 сентября  1945 года Акта о капитуляции Японии лишь «рядового» начальника штаба одной из армий Берлинского направления генерал-лейтенанта Кузьму Деревянко. И это при наличии таких потенциальных подписантов, как Главнокомандующий советской Дальневосточной группировкой маршал А.М. Василевский или хотя бы командующих фронтов маршалов К.А. Мерецкова и Р.Я. Малиновского.
Но именно, генерал-лейтенант Кузьма Деревянко от имени Советского Союза поставил свою подпись на Акте о капитуляции Японии от 2 сентября 1945 года рядом с подписью лица такой степени значимости как Верховного Командующего союзными силами на тихоокеанской театре военных действий генерала-армии Дугласа Макартура. В этом и заключался адекватный ответный жест И. Сталина на реакцию союзников в мае 1945 года: ни командующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал-армии Дуайт Эйзенхауэр, ни командующий английской армии фельдмаршал Бернард Монтгомери не сочли необходимым лично приехать для участия в церемонии подписания Берлинского Акта о капитуляции Германии, а направили своих подчиненных.
8 мая 1945 года в 22:43 по центральноевропейскому времени (9 мая в 00:43 по московскому времени) генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, а также представитель люфтваффе генерал-полковник Штумпф и адмирал фон Фридебург, имевшие соответствующие полномочия от рейхсканцлера Германии гросс-адмирала Дённица, подписали еще один Акт о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил, который вступил в силу одновременно с Реймским Актом. 
Маршал Георгий Жуков и представители союзников поставили свои подписи лишь в качестве официальных свидетелей самого факта подписания Германской стороной 8 мая 1945 года в Берлине Акта о капитуляции Германии.
На самом Акте стоит дата 8 мая 1945 года, с отметкой в тексте документа центрально-европейского времени вступления его в правовую силу – в 23:01 8 мая 1945 года.
При объективной интерпретации событий мая 1945 года следует учитывать тот несомненный факт, что Берлинский Акт как таковой был подписан лишь германской стороной с фиксацией именно берлинского (центрально-европейского), а не московского времени. Если исходить даже из одного лишь фундаментального принципа единства времени и пространства (при фиксации времени по месту совершения «капитуляционного» события именно в Берлине, а не в Москве), подписание Берлинского Акта о капитуляции никак не может ассоциироваться с московским временем, а только с центрально-европейским. Тем более при его вышеотмеченном одновременном вхождении в силу с Реймским Актом, датируемым именно по центрально-европейскому времени.
В целом, есть все объективные основания констатировать, что вся двухэтапная процедура принятия капитуляции Германии и её вооруженных сил проходила в единой системе временных координат с началом точки отсчёта 7 мая 1945 года в 02:41 ночи по центрально-европейскому времени – момента подписания первого Реймского Акта о капитуляции Германии. Естественно, последний к московскому времени не имеет никакого отношения. В свою очередь последующее подписание Берлинского Акта (8 мая в 22:43) уже изначально было привязано именно к центрально-европейскому времени, так как могла состояться лишь до вступления в силу капитуляционного Реймского Акта – 8 мая 1945 года в 23:01 по центрально-европейскому времени. Ведь с данного (центрально-европейского) момента согласно Реймскому Акту прекращались властные полномочия рейхсканцлера Германии Дённица, а соответственно и полномочия, направленных им представителей для подписания Берлинского Акта.
В этом контексте более чем символично, что выступая по московскому радио, уже в начале третьего ночи 9 мая 1945 года диктор Юрий Левитан передал в эфир экстренное (ещё не откорректированное) официальное сообщение: «8 мая 1945 года в Берлине подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил. Лишь в последствии поступило указание «свыше» внести «отечественную» поправку – изменения даты Дня Победы с 8 на 9 мая. В западной историографии подписание капитуляции германских вооруженных сил связывают с процедурой в Реймсе, а подписание Акта о капитуляции в Берлине именуется его «ратификацией». Все страны западного мира отмечают День Победу 8 мая, ассоциируя его с одновременным вступлением в силу 8 мая 1945 года в 23:01 по центрально-европейскому времени как Реймского, так и Берлинского Актов о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил. Ведь еще по первоначальному настоянию союзников время подписания Берлинского Акта 8 мая в 22:43 по центрально-европейскому времени было выбрано таким образом, чтобы синхронизировать вступление его в правовую силу одновременно с ранее подписанным Реймским Актом. 8 мая 1945 года в 23:01. Целью де-юре, оформленной синхронизации вступления в силу Реймского и Берлинского Актов являлось создание правовых предпосылок для празднования общего у стран антигитлеровской коалиции Дня Победы над гитлеровской Германией именно 8 мая 1945 года по центрально-европейскому времени, а не по «сепаратным» московскому или альтернативному ему, например, вашингтонскому времени.
Однако, ради удовлетворения амбиций Сталина усилиями советской пропагандисткой машины Берлинский Акт, подписание которого фактически искусственно было трансформировано с 8 (центрально-европейского) на 9 (московское) мая 1945 года стал советским «сепаратным» символом не только окончания Отечественной войны 1941-1945 годов, но и вообще Второй мировой войны на территории Европы.
Лишь Верховный Главнокомандующий И. Сталин мог перенести День Победы с 8 на 9 мая 1945 года фактически дезавуировав подпись представителя Советского Союза маршала Георгия Жукова при оформлении Берлинского Акта 8 мая 1945 года с официально зафиксированной привязкой его именно к центрально-европейскому времени. Более того данная позиция И. Сталина в принципе равносильна денонсации Советским Союзом самого Берлинского Акта.
Ведь при сохранении официальной привязки Дня Победы 9 мая 1945 года с подписанием Берлинского Акта возникает естественный парадокс. Дело в том, что при фиксации подписания Берлинского Акта в рамках московского времени, связанную с ним Отечественную войну 1941-1945 гг. пришлось фактически искусственно (по указанию «свыше») продлить до 9 мая 1945 года, то есть на один день по сравнению с вышеотмеченным и общепризнанным окончанием Второй мировой войны на территории Европы 8 мая 1945 года. А, следовательно, в рамках данной сталинской версии, даже после официального окончания 8 мая 1945 года Второй Мировой войны на Европейском театре военных действий еще продолжала «бушевать» Отечественная война 1941-1945 гг.
Волевой перенос И. Сталиным Дня Победы над фашисткой Германией с 8 на 9 мая 1945 года также объясняется его желанием не делить с союзниками лавры победителя. Но это могло быть реализовано лишь при наличии Победы в «персональной» войне, каковой фактически и стала Отечественная война 1941-1945 гг. с «персональным» Днём Победы 9 мая 1945 года. Сталин действовал по принципу: победно смеётся тот, кто смеется последним. По настоящее время в странах СНГ не потеряла своих сторонников «волевая» версия И. Сталина, что в мае 1945 года Германия капитулировала дважды: сначала в Реймсе перед западными союзниками, а затем в Берлине настала «капитуляционная» очередь Советского Союза. Именно для этого и был спровоцирован вышеотмеченный инцидент с фактически преднамеренной дискредитацией И. Сталиным правомочности подписи своего постоянного представителя при союзниках генерала Ивана Суслопарова под Реймским «капитуляционным» актом.
Союзники наверняка разгадали истинный смысл сталинского манёвра. Этот вывод логически вытекает даже из текста Берлинского «капитуляционного» Акта, который союзники согласились завизировать. Ведь непосредственно подписавшая Берлинский Акт германская сторона согласно его Пункта 2 де-юре лишь подтвердила свою ранее зафиксированную еще в Реймском Акте готовность с точностью до минуты капитулировать именно в «реймское» время – 8 мая 1945 года в 23:01 по центрально-европейскому времени, что и завизировали представители антигитлеровской коалиции, в том числе и маршал Георгий Жуков.
Именно поэтому «сталинской» историографии пришлось выделить Отечественную войну из общих рамок Второй Мировой войны на территории Европы. До сих пор сохранилась официальная точка зрения о чисто российской (ранее сталинской) Победе, естественно не во Второй Мировой войне (при наличии «существенных» союзников), а в «сепаратной» Отечественной войне. Словно эти две войны проходили изолированно друг от друга и не против одного и того же «монстра» - гитлеровской Германии. Но согласно западной историографии события Отечественной войны интерпретируются как происходившие на Восточном фронте Второй Мировой войны на территории Европы. Именно последний момент стал для западной историографии надлежащим основанием для интерпретации подписания Берлинского Акта как заключительного этапа ратификации «первоисточника» - Реймского Акта о безоговорочной капитуляции Германии и её вооруженных сил.
Существуют методологические особенности при классификации Отечественных войн по сравнению с обычными. Согласно академическому толковому словарю «Отечественная война – справедливая война за свободу и независимость Отечества против иноземных захватчиков».
Классическим эталоном Отечественной войны как таковой является Отечественная война 1812 года. 24 июня 1812 года в 6 часов утра корпус наполеоновского маршала Мюрата первым без объявления войны вошёл в город Ковно (нынешний Каунас), переправившись через реку Неман, ставшую  пограничной по условиям Тильзитского мира 1807 года. Так началась Отечественная война 1812 года. Характерно, что последняя колонна уже отступающих французских войск, численностью в 1800 человек, в декабре 1812 года также в районе города Ковно переправилась через реку Неман, спасаясь от русских войск в обратном западном направлении. Это позволило Главнокомандующему русской Армии Михаилу Кутузову 21 декабря 1812 года сообщить императору Александру I: «Война закончилась за полным истреблением неприятеля». 25 декабря 1812 года Александр I издал Манифест об окончании Отечественной войны 1812 года.
В январе 1813 года начался официальный Заграничный поход русской армии, который завершился штурмом Парижа с последующей капитуляцией его гарнизона 31 марта 1814 года и отречением императора Франции Наполеона Бонапарта от власти и престола 6 апреля 1814 года. Есть все основания рассматривать, подписанный Наполеоном 6 апреля 1814 года Акт об отречении как Акт о капитуляции Франции и её вооруженных сил. 20 апреля 1814 года Наполеон был отправлен в ссылку на остров Эльба в Средиземном море. Так закончился Заграничный поход русской армии. 
По концепции, предложенной старшим преподавателем Саратовского Государственного Университета, кандидатом исторических наук В.Г. Петровичем в его публикации «Отечественные войны в истории нашей страны» (http://vvov.shpl.ru/pish4.html , Российский журнал «Преподавание истории в школе, 2006 год, №2, стр.2) после выхода Красной армии на государственную границу СССР в районе реки Прут (с последующим вступлением на территорию Румынии) 2 апреля 1944 года начался Заграничный поход Красной Армии. То есть аналогично классической терминологии при описании «отечественных» событий 1812-1814гг.
Соответственно, по В.Г. Петровичу Отечественная война, начавшаяся 22 июня 1941 года, закончилась с выходом 22 октября 1944 года войск Карельского фронта на последний не освобожденный участок Государственной границы СССР с Норвегией.
Классическая историография всегда рассматривала вышеотмеченные события 1813-1814 гг. как де-юре и де-факто происходившие вне «пространственно-временных» рамок Отечественной войны 1812 года. Поэтому сталинскую интерпретацию штурма «заграничного» Берлина и не менее «заграничного» Берлинского Акта (как фундаментальных символов Окончания Отечественной войны 1941-1945 гг.) есть основания рассматривать, как конъюнктурно обусловленное амбициями И. Сталина нарушение традиционных принципов классификации Отечественной войны как таковой. В интернет-публикации «Отечественные войны 1812г. и 1941-1945 гг.» (http://nedyuha.livejournal.com) автором было приведено дополнительное подтверждение обоснованности вышеотмеченного вывода. Действительно, в плане реализации явно «заграничного» («внеотечественного») сталинского лозунга: «Добьем врага в его логове!» более чем символичным выглядит то обстоятельство, что для сопоставляемых Заграничного похода русской армии 1813-1814гг. и официальной Отечественной войны 1941-1945гг. временные интервалы между капитуляциями столиц (Париж-Берлин) и побежденных государств в целом (Франция – Германия) практически идентичны – порядка недели.
Кроме этого в развитии классического «Отечественного» принципа дано трансформированное определение понятия Отечественной войны как таковой: «Отечественная война начинается и завершается на границах Отечества».
Но рамки данной авторской классификации определили разночтения с «Заграничной» схемой В.Г. Петровича.
Во-первых, автор не согласен с мнением В.Г. Петровича, который отнёс участие Российской Империи в Первой Мировой Войне к категории Отечественных войн. Дело в том, что В.Г. Петрович не учёл то важное обстоятельство, что Российская империя, спасая свою союзницу Францию от военного разгрома, первой направила свои войска в германскую Восточную Пруссию сразу после начала Первой Мировой войны 28 июля 1914 года. Соответственно, 1 августа 1914 года Германия объявила войну России и, сняв часть войск с западного фронта в экстренном порядке направила их на спасение своей Восточной Пруссии. В результате две российские Армии под командованием генералов Самсонова и Ранненкампфа были фактически полностью разгромлены на территории Восточной Пруссии. Генерал Самсонов застрелился, а генерал Ранненкампф в 1915 года был вынужден уйти в отставку. На него была возложена основная ответственность за провал «заграничного похода русской армии» в Восточную Пруссию в конце июля - начале августа 1914 года. В том же контексте следует отметить осуществленный в 1916 году  под командованием генерала Брусилова прорыв русской армии через тогда ещё австрийскую Галичину вплоть до Перемышля.  Были взяты в плен сотни тысяч солдат и офицеров австро-венгерской армии. Именно из числа пленных тогда чехов и словаков сформировали известный Чехословацкий корпус, который уже в 1918 году сыграл существенную роль в период Гражданской войны.
Во-вторых, в серьезной корректировке нуждается также вышеотмеченный тезис В.Г. Петровича о полном освобождении государственных границ СССР и соответственно его территории к 22 октября 1944 года. Ведь в действительности группа Армий «Курляндия» вермахта ещё в начале мая 1945 года оккупировала и полностью контролировала западную часть Латвии в районе Курляндского полуострова, включая соответствующий участок морской границы Советского Союза.
Это свидетельствует о том, что старания И. Сталина по части исторического забвения 2-го Прибалтийского фронта на заключительном этапе войны отнюдь не пропали даром и коснулись даже нынешних историков-профессионалов.
На протяжении столетий Курляндия входит в состав Российской Империи. Достаточно вспомнить, что сестра российского императора Петра I и будущая российская императрица Анна в своё время была выдана замуж за Курляндского Герцога. А в 1940 году Латвия, Эстония и Литва вошли в состав «социалистического Отечества», то есть СССР, в качестве союзных республик, на основании проведенных в этих странах в июне – июле 1940 года референдумов, правда ныне подвергаемых сомнениям. Соответственно, последнее определило новые официальные границы этого «социалистического Отечества» ещё до начала Отечественной войны 1941-1945 гг.
Именно де-юре «отечественный статус» Курляндского полуострова на момент 22 июня 1941 года позволяет даже в канонах классической историографии интерпретировать дату подписания Прибалтийского Акта о капитуляции Группы Армий «Курляндия» как реальную дату конца отечественной войны 1941-1945 гг., то есть когда была освобождена уже вся территория советского Союза. Интерпретация конца отечественной войны 22 октября 1944 года (по В.Г. Петровичу) в принципе исключает нынешнюю официальную датировку – 9 мая 1945 года – Дня Победы в Отечественной войне 1941-1945 гг.
Именно этим можно объяснить внесённую В.Г. Петровичем коррективу: «Незыблемым, что особенно важно в нынешних российских условиях, остаётся 9 мая 1945 года – День Победы советского народа над фашисткой Германией в годы Второй Мировой войны». Но как уже отмечалось проблемы со статусом Дня Победы 9 мая 1945 года существуют и у официальной историографии при наличии привязки этой даты к подписанию Берлинского Акта о капитуляции Германии и её вооруженных сил. Вместе с тем «правовая», классическая и пространственно – временная проблема относительно де-юре и де-факто обоснования даты Дня Победы в Отечественной войне 1941-1945 гг. находят надлежащее разрешение в случае официального признания «денонсированного» И. Сталиным Прибалтийского Акта о капитуляции Группы Армий «Курляндия».
Прибалтийский Акт тем более правомочен при наличии вышеотмеченного 4 Пункта Берлинского Акта, априори допустившего появление других «капитуляционных» Актов, касающихся Германии и её вооруженных сил.
В этом плане «пророческим» может оказаться редакционное, (а не авторское) название «курляндской» публикации автора в газете «Вечерние вести» от 26 июня 2001 года – «День Победы с третьей попытки».
В рамках данной интерпретации более чем символично, что реальные финалы отечественных войн 1812 года и 1941-1945 гг. имели место в одном и том же Прибалтийском регионе.
25 декабря 2012 года – Юбилейная дата 200-годовщины Прибалтийского финала отечественной войны 1812 года согласно Манифесту – Указу от 25 декабря 1812 года российского императора Александра I о завершении Отечественной войны с констатацией факта полного изгнания захватчиков с территории Российской империи. В полном соответствии с классическими канонами 9 (10) мая 2015 года – ближайшая юбилейная дата 70-й годовщины Прибалтийского финала отечественной войны 1941-1945 гг. согласно Прибалтийскому Акту о капитуляции Группы Армий «Курляндия» 9(10) мая 1945 года с завершением освобождения ранее оккупированной территории тогдашнего СССР.
Правовое оформление капитуляции Группы Арий «Курляндия» было проведено уже после официального прекращения функционирования германского государства как такового (8 мая 1945 года в 23:01 по центрально-европейскому времени) согласно как Реймскому, так и Берлинскому актам о безоговорочной капитуляции германии и её вооруженных сил. Это обстоятельство дает правовую возможность классифицировать данный Прибалтийский Акт (с зафиксированными в нем условиями капитуляции) как автономный правовой документ, завершивший правовую процедуру капитуляции германских вооруженных сил.
Действительно, вслед за Реймским и Берлинским Актами именно третий и последний по счету Прибалтийский Акт о капитуляции последней боеспособной 300-тысячной группировки германских вооруженных сил – Группы Армий «Курляндия» может быть признан заключительным де-юре оформленным символом окончания не только Отечественной войны 1941-1945 гг., но и Второй Мировой войны в Европе.
Но как бы не толковала официальная историография события мая 1945 года всё же остается историческим фактом, что именно Командующий Группы Армий «Курляндия» генерал-полковник Карл Август Гильперт (уроженец германского города Нюрнберга) и официальный представитель 2-го Прибалтийского фронта, комендант его штаба подполковник Михаил Недюха (уроженец Черниговской области Украины) 9(10) мая 1945 года подписали заключительный (на Европейском театре военных действий) «капитуляционный» документ не стандартного «безоговорочного», а правового характера. Лишь благодаря последнему удалось предотвратить масштабное кровопролитие и тотальное разрушение инфраструктуры всего «курляндского» региона, которые в противном случае потенциально могли стать «сверхзаключительными» результатами Второй Мировой войны на территории Европы.
На фоне известного «поминального» девиза: «Никто не забыт, ничто не забыто» тем более неприглядным выглядит и нынешнее конъюнктурное игнорирование исторического существования 2-го Прибалтийского фронта. В этом плане 2-ой Прибалтийский фронт, через который за период его функционирования с 20 октября 1943 года  прошли сотни тысяч представителей Украины вполне заслуживает хотя бы упоминания в экспозициях Мемориального комплекса «Национальный музей Истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». тем более, что именно представитель 2-го Прибалтийского фронта украинец Михаил Недюха в мае 1945 года «подписал» заключительную страницу классической истории Отечественной войны 1941-1945 гг., ради увековечивания памяти, о которой и был создан данный Мемориальный комплекс. В целом, вне зависимости от конъюнктуры власть предержащих «никто» и «ничто» в отечественной войне 1941-1945 гг. не должны быть забыты и сохранены в памяти настоящего и будущих поколений.

Исторический детектив. Отечественные войны 1812 и 1941-1945 гг.

  • 28.11.12, 14:43
Игорь Недюха. Исторический детектив. Отечественные войны 1812 и 1941-1945 гг. 
В 2012 году отмечается славный юбилей – 200-летие Отечественной войны 1812 года, ставший поворотным фрагментом целой эпохи наполеоновских войн, запечатленных в национальной памяти народов Европы. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что выступая 23 февраля 2012 года на «установочном» предвыборном митинге в Москве, тогда еще кандидат в Президенты Российской Федерации Владимир Путин, призвал своих сторонников брать пример со спасителей Отечества – героев Бородина 2012 года.
Отечественной войне 1812 года предшествовало пятилетнее «мирное сосуществование» России и Франции после заключения между ними Тильзитского мира в 1807 году. Этот период обе стороны использовали для укрепления своего влияния в Европе. Наполеон занял позицию нейтралитета в российско-шведской войне, начавшейся 9 февраля 1908 года и закончившейся подписанием мира 9 марта 1809 года в городе Або. По условиям этого мира к Российской Империи отошла Финляндия в качестве автономного Великого Княжества. Затем по условиям Бухарестского мира от 20 мая 1812 года с Турцией, в состав Российской Империи вошла территория Бессарабии между реками Днестр и Прут. За это Россия не оказала поддержки своей бывшей союзнице Австрии в ее противостоянии с наполеоновской Францией. По условиям Мира от 9 октября 1809 года Австрия лишилась территории с тремя миллионами человек населения, уплатила Франции огромную контрибуцию при обязательстве сократить армию до 150 тысяч солдат и офицеров. Одним из результатов победы Наполеона над Австрией стало его бракосочетание с австрийской принцессой Марией-Луизой, подарившей Наполеону наследника императорского престола. Заметную роль в вынужденном сближении Австрии с Францией сыграл австрийский посол генерал Карл Шварценберг – будущий участник вторжения Наполеона в Россию в 1812 году.
Наполеон, покорив практически всю континентальную Европу, использовал ее ресурсы для реализации своей главной цели – разгрома Российской Империи. Так, Россия, получив с согласия Наполеона «сыр» в виде новоприобретенных Финляндии и Бессарабии, оказалась один на один со всей мощью «объединённой» Наполеоном 
Европой.
 24 июня 1812 года в 6 часов утра корпус наполеоновского маршала Мюрата первым без объявления войны вошел в город Ковно (нынешний Каунас), переправившись через реку Неман, ставшую пограничной по условиям Тильзитского мира 1807 года. Так началась Отечественная война 1812 года. Первоначальная численность армии вторжения составила 430 тыс., а вместе с последующими подкреплениями – 550 тыс. солдат и офицеров и многократно превосходила противостоящую ей Российскую армию.
Государственный суверенитет России оказался под угрозой, тем более вероятной, если бы Наполеон решил направить свои войска не в глубь России, на Москву, а непосредственно на столицу Империи – Санкт-Петербург. Используя абсолютное превосходство сил и внезапность удара, отказавшись ради этого от «джентльменского» объявления войны, Наполеон явно рассчитывал на быстрый разгром Российской армии по современной терминологии в стиле блиц-крига. Но бдительность российского руководства отнюдь не усыпила предыдущая показанная лояльность Наполеона. Одним из первых на перспективу вторжения Наполеона в Россию указал командующий Подольской армией генерал Багратион – потомок древнего рода грузинских царей.
Сформированная в Украинской Подолии (с историческим центром в г. Каменец-Подольск) Подольская армия, по инициативе генерала Багратиона, была переименована во 2-ю Западную армию и передислоцирована ближе к западной границе Российской Империи, где уже располагалась 1-я Западная армия. Искусно маневрируя российское военное руководство сорвало попытки Наполеона окружить и по отдельности разгромить эти отступающие армии. 2 августа 1812 года обе армии соединились под Смоленском. После неудачного Смоленского сражения главнокомандующего Барклая-де-Толля сменил Михаил Кутузов, решивший дать Наполеону генеральное сражение под Бородино 7 сентября 1812 года.
Собственно французы составляли менее половины общей численности армии вторжения, в которой практически была представлена вся Европа, вплоть до частей регулярных армий Пруссии (20 тысяч) и Австрии (30 тысяч солдат и офицеров под командованием генерала Карла Шварценберга). По официальной терминологии, Наполеоновским войскам противостояла «русская армия», что в принципе противоречило названию самого государства - Российская, а не «Русская» империя). Ведь помимо русских в состав «Русской» армии входили представители других национальностей огромного государства и, в первую очередь, второй по численности – украинской.
Помимо пехотных частей, украинская составляющая «русской» армии была представлена пятью украинскими гусарскими полками: ахтырским, изюмским, сумским, елизаветградским, мариупольским и двумя драгунскими - черниговским и киевским.
Согласно историческим данным о прорыве осенью 1812 года, в ополчение Украина (тогдашняя Малороссия) дала 75 тысяч новобранцев, а собственно русские губернии - 205 тысяч новобранцев, то есть в соотношении 1 к 3. В Бородинском сражении 7 сентября 1812 года наиболее «украинизированным» оказался левый фланг российской армии под командованием генерала Багратиона (под общим руководством главнокомандующего Михаила Кутузова). Именно левый фланг вместе с центром приняли на себя основной удар наполеоновских войск, выстояв в жестокой схватке с врагом, хотя и понесли огромные потери. Сам генерал Багратион был тяжело ранен и спустя месяц скончался от гангрены. К следующему дню 8 сентября 1812 года Российская армия по приказу Кутузова покинула поле сражения и отошла в сторону Москвы, а на военном совете в Филях главнокомандующий Михаил Кутузов настоял на сдаче Москвы без боя ради сохранения костяка армии с последующей организацией своего знаменитого Тарутинского маневра на юг от Москвы.
До сих пор дискуссионным является вопрос относительно мотивации решения главнокомандующего Михаила Кутузова покинуть 8 сентября 1812 года поле Бородинского сражения. Наиболее вероятно, Михаил Кутузов извлек уроки из своего проигрыша Наполеону в сражении при Аустерлице в 1806 году с последующим беспорядочным отступлением российской армии, включая бегство самого императора Александра I. Дело в том, что в сражении 7 сентября 1812 года Наполеон даже при настояниях своих маршалов, не ввел в бой свою главную ударную силу – императорскую гвардию, численность которой на момент вторжения в Россию составляла 47 тысяч солдат и офицеров. Естественно, у главнокомандующего Михаила Кутузова не было никаких гарантий, что на следующий день 8 сентября 1812 года Наполеон не введет свою армию в бой с непредсказуемыми для российской армии последствиями.
Существуют различные оценки относительно победителя в Бородинском сражении. Западные историки в подавляющем большинстве отдают предпочтение Наполеону, за которым действительно осталось поле Бородинского сражения, что по всем признанным нормам определяет победителя. Российские историки придерживаются мнения, что 7 сентября 1812 года имела место «боевая ничья». В качестве сбалансированного вывода можно предложить вариант «пирровой победы» Наполеона. Ведь еще в 3-м веке до нашей эры царь Эпира и Македонии Пирр после победы над римлянами произнес знаменитую фразу: «Еще одна такая победа и у меня не останется войск». Его слова оказались пророческими, и он был вынужден в конечном итоге бесславно вернуться обратно в Грецию.
После Бородинского сражения Наполеон вообще потерял из виду российскую армию. По-видимому, французы искали ее на севере от Москвы, предполагая что верноподданный Михаил Кутузов, прежде всего будет защищать дорогу к столице Империи – Санкт-Петербургу.
Гениальность Кутузова как полководца и состояла в том, что спасая Отечество, он принял более чем смелое нестандартное решение, позволившее не только сохранить армию, но и пополнить ее за счет новобранцев с южных губерний, включая украинские (малороссийские).
Результаты не замедлили сказаться. После бегства Наполеона из Москвы 19 октября 1812 года обновленная российская армия, под командованием Михаила Кутузова в битве под Малоярославцем 24 октября 1812 года преградила Наполеону путь отступления через Украину, заставив продвигаться по уже разоренной старой смоленской дороге в условиях широкого партизанского движения. Партизаны не только уничтожали живую силу противника, но и сорвали поставки так необходимого провианта. Чтобы сберечь личный состав армии Кутузов лишь вел войска параллельным курсом относительно отступающих наполеоновских войск, выбирая моменты для эффективных ударов. Одним из них стало сражение на реке Березина в Белоруссии. В условиях полного развала своей армии 6 декабря 1812 года Наполеон покидает Россию для набора новых армий. Перед этим 2 декабря 1812 года он послал австрийскому императору свои рекомендации о присвоении генералу Карлу Шварценбергу звания фельдмаршала. 13 декабря 1812 года последняя колона отступающих наполеоновских войск численностью в 1800 солдат и офицеров в районе города Ковно (Каунас) переправилась через реку Неман и ушла на запад. Так закончилась Отечественная война 1812 года. 
В январе 1813 года согласно официальной терминологии начался «заграничный поход» русской армии. Известно, что в нем приняло участие черниговско-полтавское ополчение численностью 60 тысяч человек, включая 20 казачьих полков. На фоне успехов наступающей российской армии в марте 1813 года первой среди европейских стран против Наполеона фактически восстала Пруссия. Затем к ней присоединились Австрия и Швеция. После смерти Михаила Кутузова 28 апреля 1813 года (на территории прусской Силезии – ныне западная область Польши) функции главнокомандующего практически перешли непосредственно к императору Александру I. В битве народов под Лейпцигом 16 -19 октября 1813 года объединенные силы антинаполеоновской коалиции нанесли тяжелое поражение Наполеону.
В декабре 1813 года союзники подошли к пограничной реке Рейн. Первыми на территорию Франции вступили российские войска и лишь затем к ним присоединились австрийцы и пруссаки. Соединение союзников произошло во французской провинции Шампань. Далее последовала борьба с переменным успехом. Мешала медлительность и более чем чрезмерная осторожность командующего австрийской армией фельдмаршала Карла Шварценберга. Не исключено, что сказалась особая позиция Австрии по отношению к наполеоновской Франции. По крайней мере, без участия австрийцев 29 марта 1814 года объединенная стотысячная российско-прусская армия (россияне составляли 63 тысячи солдат и офицеров) подошла к Парижу. 30 марта 1814 года командующий парижским гарнизоном маршал Мормон прислал делегацию для проведения переговоров, но Александр I настаивал на безоговорочной капитуляции. Французы отказались. Начался штурм Парижа, который обошелся союзникам в 8 тысяч одних лишь убитых, из них более 6 тысяч россиян. 31 марта 1814 года в 2 часа ночи, с целью спасения Парижа от разрушения был подписан компромиссный вариант капитуляции, согласно которому гарнизон Парижа должен был к 7-ми часам утра покинуть город. В полдень 31 марта 1814 года победители во главе с Александром I на белом коне торжественным маршем вошли в Париж, пройдя под Триумфальной аркой, воздвигнутой в честь побед Наполеона. Среди марширующих были и шесть вышеназванных украинских гусарских и драгунских полков.
При переходе части французского генералитета на сторону союзников 4 апреля 1814 года Наполеон подписывает акт об отречении от престола, назначив свою жену Марию-Луизу регентом Французской империи. Но российский император Александр I категорически настоял на полном отстранении Наполеона и его семьи от власти. 6 апреля 1814 года в условиях жесткого российского прессинга, Наполеону пришлось подписать окончательный акт о своем безоговорочном отречении от власти. Фактически это был акт о безоговорочной капитуляции Франции и ее вооруженных сил. 20 апреля 1814 года низложенный Наполеон отправился в ссылку на остров Эльба. Этим и закончился заграничный поход русской армии 1813-1814 гг.
Многие аналогии с Отечественной войной 1812 года уже изначально определили преемственное название и Отечественной войны 1941-1945 гг. Последняя также началась в июне месяце (21 июня 1941 года в 4 часа утра) и опять без объявления войны.
В 2011 году тогдашний президент России Дмитрий Медведев призвал «передать потомкам память о Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. и противодействовать попыткам пересмотра ее истории». Вопрос лишь в том, передавать ли потомкам всю имеющуюся противоречивую информацию об Отечественной войне 1941-1945 гг. или, как это логически следует из вышеприведенного заявления Дмитрия Медведева, только ее традиционную официальную составляющую, основанную на сталинском стереотипе понимания исторического анализа: если исторические факты противоречат «нужным» представлениям о них, тем хуже для истории. Немаловажно также, распространяется ли вышеприведенный тезис Дмитрия Медведева и на известное публичное заявление тогдашнего премьер-министра России Владимира Путина, что в Отечественной войне 1941-1945 гг. Россия победила бы и без помощи Украины и вообще по-путиновски, «Россия – страна победителей». В свете данного заявления, народу Украины, как и другим народам стран СНГ, отводится лишь роль восторженных почитателей «эксклюзивных» побед и вообще великой судьбы российского народа. Словно зря Украина положила до 10 миллионов жизней своих соотечественников на общий для всех народов бывшего Советского Союза алтарь Победы. В том же контексте, эвакуированные из Украины вместе с персоналом в глубь России сотни промышленных и даже сельскохозяйственных предприятий (своеобразные украинский «ленд-лиз») проработали в годы войны в бешеном темпе, выходит по Путину без особой на то необходимости. Трудно представить, например, успешное функционирование советской танковой промышленности в годы войны без шефской помощи специалистов Киевского института электросварки, руководимого в те годы Евгением Патоном. И таких примеров великое множество.
На фронтах Отечественной войны представители Украины воевали на всем пространстве боевых действий, от Баренцева моря на севере до Черного моря на юге. 2300 представителей Украины награждены званием Героя Советского Союза. А среди высшего командного состава было более 200 боевых генералов украинского происхождения. Партизаны Украины, в духе славных партизанских традиций Отечественной войны 1812 года, уничтожили за период 1941 – 1945гг. порядка 500 тысяч оккупантов и взорвали более 5 тысяч вражеских эшелонов. Одна лишь украинская семья моего отца Михаила Недюхи дала стране трех боевых офицеров. Помимо старшего брата Михаила Недюхи, начавшего войну танкистом, с первых дней войны воевал летчик-бомбардировщик Андрей Недюха и артиллерист Александр Недюха. Среди многочисленных боевых наград Александра Недюхи есть и орден Богдана Хмельницкого, полученный им за фактический подвиг, когда спасая штаб армии от прорвавшихся танков противника, он на своей самоходной артиллерийской установке лично уничтожил во встречном бою восемь вражеских «тигров», что, кстати, зафиксировано на страницах боевых воспоминаний маршала Ивана Якубовского.
Вышеприведенные факты объективно свидетельствуют о значительности вклада Украины в дело общей победы над фашистской Германией.
На фоне игнорирования «отечественного» вклада Украины заявление Путина фактически эквивалентно утверждению о чисто российской Победе, естественно не во второй мировой войне (при наличии «существенных» союзников), а в «сепаратной» отечественной войне. Словно эти две войны проходили изолированно друг от друга и не против одного и того же «монстра» - фашистской Германии.
Взять хотя бы тот факт, что сам маршал Георгий Жуков не отрицал огромную роль американского лэнд-лиза по обеспечению советской армии многим необходимым, особенно в первые годы войны.
Действительно, Соединенные Штаты поставили по лэнд-лизу в СССР более 16 тыс. самолетов, 12 тыс. танков, 450 тыс. грузовых автомобилей, 44 тысячи тягачей, не считая боеприпасов, военных материалов и продовольствия.

Исторический детектив. Отечественные войны 1812 и 1941-1945 гг.

  • 28.11.12, 14:35
Игорь Недюха. Исторический детектив. Отечественные войны 1812 г. и 1941-1945 гг. Продолжение. Часть 2

Существенным был вклад и украинского «ленд-лиза», в виде продукции сотен украинских предприятий, эвакуированных в глубь России, Узбекистана, Казахстана.
Согласно западной историографии события Отечественной войны интерпретируются как происходившие на восточном фронте второй мировой войны на территории Европы. Символом общей победы объединенных наций над фашистской Германией является, например, разделение взятой исключительно советскими войсками столицы Германии – города Берлина на секторы: советский (а не российский), американский, английский, французский. Смысл публичного заявления Владимира Путина фактически о, якобы, несущественном вкладе Украины в дело Победы объективно опровергается также тем фактом, что «персональные» потери Украины, лишь по погибшим солдатам и офицерам (3,5 млн. человек), более чем в три раза превышают соответствующие потери всех «существенных» западных союзников вместе взятых.
Несмотря на очевидную виртуальность всех вариантов суждений о чисто российской победе в отечественной войне, они получили широкое распространение в России и фактически уже стали чуть ли не национальной идеей, конъюнктурно используемой в политических целях и, в частности, в ущерб российско-украинским отношениям.
Но Владимир Путин фактически лишь дополнил своим персональным «украинским» вкладом российскую концепцию великой Победы, масштабно прозвучавшую еще при президенте России Борисе Ельцине в период празднования 50-летнего юбилея Победы в 1995 году. Именно тогда российские СМИ были заполнены информацией о великом подвиге именно российского народа в Отечественной войне 1941 – 1945гг., а краеугольным камнем нынешней концепции «Русского мира» стало заявление тогдашнего председателя Союза театральных обществ Российской Федерации Михаила Ульянова: «9 мая – это не столько праздник, сколько напоминание о великой судьбе российского народа».
Но все это вместе взятое берет свое начало из «тронной» здравицы Сталина 24 мая 1945 года на банкете в Георгиевском зале Кремлевского дворца в честь подвига «великого русского народа» в Отечественной войне 1941-1945 гг. Остальные «братские» народы Советского Союза для Сталина словно не существовали.
Действительно, было удивительно, как «великий русский народ» мог позволить бывшему наркому по делам национальностей Сталину (Джугашвили) в «профилактико-устрашающих» целях замордовать миллионы русских. Не говоря уже о загубленных и заморенных голодом украинцев, представителей других национальностей тогдашнего СССР. Сталин методом массового террора, как присуще настоящему оккупанту, превратил страну в огромный анклав своей личной безграничной власти. На протяжении десятилетий страна «победителей» практически безропотно жила в условиях жесточайшего, де-факто – оккупационного, сталинского режима .По своей бесчеловечности этот режим сопоставим с разве что с гитлеровским «тысячелетним рейхом».
При более чем вялой реакции официального Киева на «победное» заявление Владимира Путина (вплоть до рекомендаций типа «не обращать внимания на такие пустяки») представляется необходимым уже на гражданском уровне настаивать, чтобы нынешний Президент Российской Федерации Владимир Путин принёс публичное извинение за фактическое игнорирование премьер-министрам Российской Федерации Путиным исторического национального достоинства украинского народа.
Ведь на самом деле вклад Украины в Победу над фашистской Германией по крайней мере сопоставим с другими участниками антигитлеровской коалиции. Признание вклада Украины и Белоруссии в дело Победы, в частности, нашло отражение в их специальном статусе «персональных» членов Организации Объединённых Наций (наравне с СССР) ещё со времени образования ООН в 1945 году.
На этом объективном фоне предлагаемый вариант проявления доброй воли с российской стороны, несомненно, будет способствовать поддержанию атмосферы доверия в отношениях между нашими странами. Естественно, если сам Президент РФ к этому стремится.
В свое время с аналогичной целью Владимир Путин от имени Российской Федерации принес извинения польскому народу за предыдущее официальное игнорирование исторического факта проведения преступной сталинской «катынской» акции в отношении поляков, взятых в советский плен в 1939 году и расстрелянных в 1940 году.
События 1939-1940 гг. изначально определили неизбежность Отечественной войны 1941-1945 гг., и без их анализа невозможно попытаться хоть в какой-то мере распутать клубок политических противоречий и преступлений, которые, в конечном счете поставили Отечество на грань катастрофы уже в процессе самой войны.
23 августа 1939 года в Москве был подписан пакт Молотова-Риббентропа с его тайными протоколами, зафиксировавшими фактически партнерский уровень советско-германских отношений при распределении сфер влияния и интересов в Европе. Германия достигла главного - гарантии отсутствия Восточного фронта в случае военного конфликта с Западом - и незамедлительно этим воспользовалась, уже через неделю 1 сентября 1939 года напав на Польшу, тем самым развязав Вторую мировую войну. 18 сентября 1939 года Советский Союз стал ее непосредственным участником фактически на стороне Германии, направив части Красной Армии в Западную Украину и Беларусь навстречу наступающим с запада соединениям германской армии. О предварительном согласованном характере действий обеих сторон свидетельствует и факт подписания 28 сентября 1939 года советско-германского договора о границе, для чего, естественно, требовалась большая подготовительная работа многих служб и ведомств. В этой связи весьма характерно, что германские войска, взявшие в осаду польский гарнизон г. Львова, входившего в зону советской оккупации территории польского государства, передали дело окончательной капитуляции поляков подошедшим к Львову частям Красной Армии. Затем последовали совместные военные парады, чтобы не осталось сомнений в «братском» характере отношений двух стратегических партнеров.
Совместными усилиями Германии и Советского Союза Польша была разгромлена. По различным оценкам в советский плен попало от 250 до 400 тыс. польских солдат и офицеров.
При фактическом участии на стороне Германии Советского Союза западные союзники Польши не решились оказать ей военную поддержку, ограничившись формальным объявлением войны Германии. Это они просто обязаны были сделать согласно своим союзническим обязательствам по отношении к Польше. Так начался период «странной войны» без военных действий, который длился до апреля- мая 1940 года.
Сталин после присоединения Западной Украины и Белоруссии к СССР не терял времени даром, введя войска в октябре 1939 года в Прибалтийские страны, естественно, в качестве гаранта их государственной независимости. В нынешних независимых государствах Эстонии, Латвии и Литве этот период официально называют началом советской оккупации, окончательно закрепленной их официальным вхождением в июле 1940 г. в состав СССР как союзных республик. Формально это произошло на основании результатов референдумов, происходивших, правда, под контролем советской военной администрации и спецорганов, естественно, с прогнозируемым исходом.
30 ноября 1939 года началась война с маленькой Финляндией, якобы угрожавшей безопасности огромного СССР. В действительности, Сталин на примере Финляндии, находившейся в дружеских отношениях с Германией, решил испытать на прочность свой партнерский союз с Гитлером. Однако вместо ожидаемого Сталиным быстрого военного триумфа с демонстрацией силы и могущества Советского Союза, начался затяжной военный конфликт. Он продемонстрировал неподготовленность ни армии, ни страны в целом даже к такой, фактически локальной ситуации. 
Для нейтрализации возможной негативной реакции Германии потребовались убедительные доказательства лояльности Сталина по отношению к гитлеровской Германии. Помимо этого, необходимо было отвлечь внимание Гитлера от СССР, переключив его активность на Запад, например, в виде затяжного военного конфликта с Францией и Англией при сталинской гарантии отсутствия восточного фронта.
В подобных ситуациях, как известно, цель оправдывает средства. Решение было найдено более чем своеобразное с использованием находившихся в военном плену польских военнопленных. Нарком внутренних дел Берия, на совести которого миллионы репрессированных жертв, в принципе мог реализовать «польскую» инициативу Сталина своим личным решением, а следовательно, ведомственного, а не государственного значения. Поэтому, уже 3 марта 1940 года Берия обращается в Политбюро ЦК ВКП(б) отностельно необходимости «расстрельной» разгрузки лагерей польских военнопленных. Формулировка обращения была явно выдуманной, словно в те лагеря вот-вот ожидались новые колонны польских военнопленных. О предварительной согласованности обращения наркома Берии с первым секретарем ЦК Сталиным, свидетельствует тот факт, что уже 5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) в экстренном порядке рассмотрело и фактически автоматом приняло положительное решение по «бытовым» проблемам НКВД, словно дело шло не о будущих тысячах расстрелянных поляков даже без формального привлечения каких-либо персональных обвинений. И все это в то время, когда Политбюро ЦК ВКП(б) занималось исключительно вопросами государственной важности – завершением финской кампании с планируемым отторжением от Финляндии Выборгской области. Без связи с финскими событиями обращение Берии в Политбюро было бы рассмотрено по крайней мере лишь после заключения мира с Финляндией 12 марта 1940 года. Все остальное было лишь делом техники. О принятом Политбюро ЦК ВКП(б) 5 марта 1940 года государственном решении Гитлер мог быть поставлен в известность наиболее вероятно стандартным для таких ситуаций способом – санкционируемой утечкой информации по разведывательным каналам. Это легко было осуществить при наличии в довоенном СССР широкой сети германской разведки, которую не особенно беспокоили по «этическим» соображениям.
Далее началась организационная работа в НКВД. Отбирались из числа польских военнопленных наиболее подходящие кандидаты, по принципу наибольшей подозрительности, в привычном для НКВД стиле сочетания «приятного с полезным». Работа была завершена к концу марта, удивительно совпав по времени с демонстративным образованием и вхождением в СССР новой Карело-Финской республики 31 марта 1940 года.
Уже 7 апреля 1940 года первые эшелоны с 350-400 ничего не подозревающими польскими военнопленными прибыли к местам предстоящей казни. Судя по всему, первые расстрелы начались уже 8-9 апреля. Всего за период апрель-первая половина мая 1940 года было расстреляно 21 тысяча 857 поляков. В известной всему миру Катыни расстреляли 4 тысячи 421 человека. Наибольшее число поляков было расстреляно в Калининском лагере – 6 тысяч 321 человек, в лагере под Харьковом – 3 тысячи 820 человек. Именно из лагерей Западной Украины подлежащих расстрелу поляков отправляли эшелонами на восток с наиболее вероятным местом казни в Быковне под Киевом при возможности использования разветвленной сети подъездных путей, в первую очередь железнодорожных.
10 апреля 2010 года в авиакатастрофе погибли Президент Польши Лех Качинский и представители польского истеблишмента, спешившие на торжественное открытие мемориала в память расстрелянных 70 лет назад польских военнопленных.
70 лет тому назад, 10 апреля произошли и другие события. 10 апреля 1940 года Германия напала на Данию и Норвегию.
Уже в первый период оккупации Советского Союза гитлеровцы, явно проинформированные о Катынской акции, занялись раскопками и эксгумацией трупов расстрелянных польских военнопленных, объявив на весь мир о зверствах большевиков. Но они забыли упомянуть, что именно начало расстрела польских военнопленных по указанию Сталина стало «стартовым сигналом» для нового этапа агрессии Германии после скрепленной кровью польских военнопленных гарантии Сталина не открывать восточный фронт в случае конфликта Германии с Западом.
Но для подстраховки, чтобы проверить надежность сталинских гарантий, Гитлер напал лишь на Данию и Норвегию при риске всеобщих мобилизаций во Франции и Англии с приведением в боевую готовность их армий. Но Франция и Англия, как и в случае с Польшей, промолчали. Сложилась более чем своеобразная ситуация, когда Запад ожидал неизбежного нападения Германии на СССР, а Сталин, в свою очередь, подталкивал Гитлера к затяжной схватке с Францией и Англией.
Гитлер разрубил этот европейский Гордеев узел неожиданным прорывом своих армий во Францию не через хорошо укрепленную франко-германскую границу, а нападением 9 мая 1940 года на «нейтральную» Бельгию с последующим наступлением через франко-бельгийскую границу на Париж и к Дюнкерку где были разгромлены экспедиционные британские войска в конце мая 1940 года. 14 июня 1940 года капитулировал Париж, а 17 июня 1940 года – Франция в целом.

Исторический детектив. Отечественные войны 1812 г. и 1941-1945 г

  • 28.11.12, 14:28
Игорь Недюха. Исторический детектив. Отечественные войны 1812 г. и 1941-1945 гг. Продолжение. Часть 3. 
В свете вышеизложенного, просматривается закономерность в том, что расстрелы польских военнопленных прекратились после вторжения Гитлера в Бельгию, когда стал очевидным уже необратимый характер военной конфронтации Германии с Францией и Англией. Но вопреки своим ожиданиям, вместо связанного по рукам и ногам Гитлера Сталин получил оппонента с «полной свободой рук» при гарантии отсутствия уже Западного фронта.
Вместе с тем, Гитлер не спешил с развязкой событий и даже предоставил Сталину очередную порцию «сыра». 27 июня 1940 года Красная Армия вступила в город Кишинев, а 28 июня – в город Черновцы с последующим переходом Буковины от Румынии в состав СССР и образованием Молдавской союзной республики.
Таким образом, нейтралитет СССР при разгроме Гитлером Франции и Англии имел результатом присоединение к нему новых 4-х союзных республик – Эстонской, Латвийской, Литовской и Молдавской.
В целом, есть все основания констатировать, что в игре Гитлера со Сталиным в «поддавки» победителем оказался Гитлер, объявив «шах королю», т.е. Сталину 22 июня 1941 года после чего «кремлевский мыслитель» впал в шоковое состояние в самые трудные для Отечества первые дни гитлеровской агрессии, выдавив из себя фразу: «Мы погубили дело Ленина».
22 июня 1941 года гитлеровская Германия, установив господство практически над всей территорией Европы, всей силой своей огромной военной мощи напала на Советский Союз. Началась война, которая забрала жизни более 26 миллионов граждан СССР, при громадных разрушениях хозяйственно-экономического потенциала и инфраструктуры, в первую очередь, Украины и Белоруссии. Поэтому, дата 22 июня 1941 года всегда должна занимать особое место в истории как напоминание о пагубности политических комбинаций, основанных на беспринципности и волюнтаризме.
Военные поражения СССР летом и осенью 1941 года в значительной мере были объективно обусловлены событиями внутри страны, предшествующими началу войны. В первую очередь – это грандиозная по своим масштабам кадровая «чистка» и установление абсолютной власти Сталина. Это сыграло фатальную роль: за период с 1937 года было ликвидировано более чем 60% армейского командного состава просто для «профилактики», якобы по подозрению в измене Родине. Такая же судьба постигла и подавляющее большинство «неблагонадежных» советских участников гражданской войны в Испании 1936-1939 гг., которые приобрели боевой опыт в сражениях с фашистами. Из заменили политически благонадежными (за чекистскими мерками), но еще недостаточно компетентными кадрами.
Уже 22 июня 1941 года начались массированные бомбардировки всей системы коммуникаций, мест дислокации войск, баз их технического снабжения при одновременном введении в прорыв советской обороны крупных танковых и механизированных соединений Вермахта. 
При этом следует сказать о постоянной угрозе чекистских репрессий, которые вынудили всю огромную страну, включая армию, отказаться даже от элементарных предупредительных мер, чтобы не вызывать и тени сомнений у новоприобретенного «стратегического партнера». Об этом свидетельствует, например, описанный Ильей Эренбургом факт, когда на фоне начавшейся войны со всей суровостью тогдашнего «закона» слушалось стандартное по тем временам дело о «провокационных» антигитлеровских высказываниях и настроениях. Да что там суды, когда уже 22 июня 1941 года заместитель наркома обороны СССР Георгий Жуков направил в пограничные военные округа экстренное указание… не отвечать на германские провокации. Вследствие этого, 22 июня 1941 года вырисовалась парадоксальная картина, когда вопреки элементарной военной логике, практически вся военная авиация пограничных военных округов была сконцентрирована на нескольких крупных аэродромах и стала добычей уже первого эшелона немецкой бомбардировочной и истребительной авиации. Это полностью лишило авиационного прикрытия танковые и механизированные соединения, которые к тому же при весьма странном стечении обстоятельств оказались не обеспеченными должным образом боеприпасами и горючим.
И что в этих экстремальных условиях, кроме собственного героизма могли противопоставить советские пехотные части и отряды пограничников механизированным армадам Вермахта, которые сразу же вырвались на оперативный простор? А, тем более, при безответственном, санкционированном высшим руководством демонтаже вооружений оборонительных комплексов по линии старой государственной границы 1939 года и отсутствии системы новых опорных пунктов обороны. Разрозненные танковые и механизированные резервы второго эшелона обороны были буквально перемелены во встречных боях превосходящими силами противника или же попали в окружение. Только немногим из этих соединений удалось избежать подобной участи. К ним относится, например, 25-й механизированный корпус, в котором заместителем начальника оперативного отдела был мой отец, тогда еще капитан Михаил Недюха – выпускник Харьковской школы Червоных старшин и Московской Военной Академии им. Фрунзе 1941 года. В условиях панического транса, в котором пребывало командование корпусом, он лично взял на себя общее командование корпусом и с боями вывел его из окружения, прорвав при этом линию фронта. За проявленную решительность и доблесть в августе 1941 года он первым на Брянском фронте был награжден редким тогда орденом Красной Звезды.
Не зря немецкие генералы в своих послевоенных мемуарах единогласно констатировали, что в начальный период войны сохранению боеспособности их советского противника способствовали, в первую очередь, мужество и стойкость солдат младшего и среднего командного состава, их изобретательность и инициативность.
 При общем хаосе с потерей управления войсками и отсутствием координации их действий уже в начале войны попали в плен несколько миллионов солдат и офицеров (для камуфляжа бездарности и некомпетентности высшего военного командования заранее провозглашенных изменниками). Фактически, уже в 1941 году была безвозвратно утрачена основная часть кадровой армии, для пополнения которой прямо в бой бросали почти не обученных новобранцев и ополченцев, превращая военные действия в настоящую мясорубку.
Даже эти огромные жертвы в принципе могли и не спасти руководимое «великим вождем народов» государство от разгрома, если бы не цепочка благоприятных факторов, так сказать, по воле проведения. Так, были дни 1941 года, когда в отдельных местах между передовыми частями немецкого Вермахта и Москвой, как выяснилось позже, вообще не было советских войск, о чем даже не подозревало немецкого командование. Сама Москва в том же 1941 году была реально спасена от врага лишь за счет вынужденного снятия практически всех боеспособных и технически оснащенных частей из районов Дальнего Востока и Сибири после донесения Рихарда Зорге из Токио осенью 1941 года о переориентации военно-стратегических интересов Японии в акваторию Тихого океана. Если бы в Японии победила тогда не «военно-морская», а «сухопутная» партия войны, или опоздала бы спасительная информация Рихарда Зорге, то можно лишь представить, какой катастрофической оказалась бы военно-стратегическая ситуация, если бы в разгар битвы за Москву, на Дальний Восток и Сибирь навалилась бы миллионная Квантунская армия, не говоря уже об остальной военной мощи Японии. Без сибирских и дальневосточных военных контингентов, прибытие которых под Москву обеспечила полученная информация от Рихарда Зорге, наверное остался бы не реализованным и полководческий талант «официального» спасителя Москвы, а вместе с ней и всего СССР, маршала Георгия Жукова, конная статуя которого воздвигнута на Красной площади.
Несмотря на успешное контрнаступление советских войск под Москвой в декабре 1941 года, военная ситуация в целом продолжала оставаться напряженной, при постоянном вмешательстве главнокомандующего Сталина в планирование стратегических операций с принятием ошибочных решений. Дело в том, что Сталин продолжал себя считать выдающимся полководцем вопреки произошедшим по его вине военным катаклизмам 1941 года. Если верить «придворному» писателю Алексею Толстому (повесть «Хлеб») восхождение Сталина на полководческий Олимп началось еще в гражданскую войну во время его поездки в 1918 году в город Царицын. На самом деле до Царицына просто не дотянулись ни адмирал Колчак с востока, ни генерал Деникин с запада. Вместе с тем, в ознаменование этой фактически эпизодической поездки тогдашнего наркома по делам национальностей Сталина «на фронт», город Царицын уже в 1925 году был переименован в Сталинград.
Весной 1942 года «полководческий талант» Сталина проявился, например, в организации авантюрных по своим последствиям наступлений Красной армии в районе Вязьмы и на Харьковском направлении. Но все же, главным просчетом Сталина, стал его руководящий тезис о том, что в 1942 году Гитлер начнет новое наступление на Москву. В результате было ослаблено внимание по отношению к другим фронтам. Этим воспользовалось германское командование, нацелив главный удар лета 1942 года в неожиданном юго-восточном направлении, с выходом к Волге в районе Сталинграда и на линию Моздок – Владикавказ, вплоть до демонстрационного восхождения германских альпийских стрелков на гору Эльбрус, от которой до родной Сталину Грузии уже было рукой подать. Все это отнюдь не помешало Сталину согласиться на присвоение ему (или себе) в марте 1943 года звания маршала, хотя за все годы войны он только раз совершил кратковременный заезд во фронтовую зону на достаточно безопасном расстоянии от линии фронта и то лишь в сопровождении Берии.
Положение на фронтах стабилизировалось лишь к концу 1943 года, когда высший командный состав приобрел надлежащий опыт управления войсками в боевых условиях, и главное, уже не избегал принятия самостоятельных решений.
Но по-прежнему действовал сталинский тезис – человеческих жизней не жалеть («бабы новых народят»). Чтобы обезопасить себя от возможного расстрела или разжалования за невыполнение боевых задач, командирам в большинстве случаев приходилось жертвовать значительной частью личного состава своих подразделений. Характерным проявление этого принципа стали знаменитые штрафные батальоны и не мене знаменитые заградительные отряды, расстреливавшие без суда и следствия всех тех, кого посчитали дезертирами, паникерами и просто подозрительными лицами. Здесь стоит поставить вопрос, вошли ли результаты всех видов подобной «спецдеятельности» в масштабах всей страны, в общие списки ее потерь? Например, при освобождении Донбасса в 1943 году, на штурм хорошо укрепленных вражеских позиций был брошен женский штрафной батальон, вооружены й... саперными лопатками и полностью расстрелянный противником без какого-либо последующего наказания командиров, отдавших этот преступный по всем правовым и моральным нормам приказ. Не найдете имена погибших женщин-штрафниц, похороненных в общей могиле, в списках награжденных за героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Зато, в советское время каждый знал о бессмертном подвиге 28-ми героев-панфиловцев и об их политруке Клочкове с его знаменитой фразой «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва». Впоследствии выяснилось, что «бессмертный подвиг» является лишь плодом творческой фантазии военного корреспондента, который, не добравшись до линии фронта, получил «ценную» информацию от попутчиков. В свою очередь, Президиум Верховного Совета СССР в экстренном порядке посмертно наградил званиями Героев Советского Союза всех лиц, перечисленных в опубликованном журналистом материале. Вмешался случай. Был установлен факт, что один из награжденных званием Героя Советского Союза, оказавшись после боя на оккупированной территории, до прихода советских войск, служил в немецкой полиции. Однако Политбюро ЦК КПСС, специальным решением постановило сохранить миф об этом «бессмертном подвиге» учитывая его огромное воспитательное значение для подрастающего поколения и потомков. 
Особенно большие потери приходились на те участки фронта, куда приезжал представитель Ставки Верховного командования маршал Георгий Жуков. С его приездом в войсках уже знали, что предстоит очередная героическая мясорубка. Уже в самом начале освобождения Украины маршал Жуков, явно стараясь угодить главнокомандующему Сталину, дал руководящую установку: «С предателями-украинцами нечего церемониться». Словно народ Украины по своей воле оказался на оккупированной врагом территории. Именно благодаря упрямству и некомпетентности главнокомандующего Сталина германскому командованию были созданы все условия для осуществления самого грандиозного в мире окружения войск в сентябре 1941 года, когда в плен попали 665 тысяч солдат и офицеров Юго-Западного фронта, а его командующий генерал-полковник Михаил Кирпонос погиб в бою, пытаясь вырваться из окружения.
В соответствии с вышеприведенной «украинской» установкой маршала Георгия Жукова с украинцами, действительно не церемонились. Фактически, Украина была превращена в огромный штрафной батальон с поголовно-принудительной мобилизацией практически всего мужского населения. Именно эти необученные, не достаточно экипированные и плохо вооруженные солдаты были брошены на штурм вражеских позиций при форсировании Днепра в битве за Киев. Потери советских войск только убитыми составили 417 тысяч солдат и офицеров. И это лишь для того, чтобы отрапортовать главнокомандующему Сталину о том, что его приказ – любой ценой взять Киев к 26-летию Октябрьской революции, то есть к 7 ноября 1943 года – выполнен.
Особенно большие потери Красная армия понесла в «мясорубке» на Букринском плацдарме (в условиях не пригодной для наступления овражистой местности) при двух безуспешных попытках реализации военных планов, разработанных с участием представителя СВК маршала Жукова, под общим командованием маршала Сталина, требовавшего очередного доказательства своего «полководческого дарования».

Исторический детектив. Отечественные войны 1812 и 1941-1945 гг.

  • 28.11.12, 11:26

Игорь Недюха. Исторический детектив. Отечественные войны 1812 и 1941-1945 гг. Часть 4. Окончание. 


Следует особо отметить, что успех Киевской операции 1943 года стал возможным лишь после переноса главного удара с южного Букринского плацдарма на северный Лютежский, по предложению генерала армии Константина Рокоссовского. В целом, девизы «Победа – любой ценой» и «Мы за ценой не постоим» обошлись советскому народу в миллионы человеческих жизней, в частности, из 7-ми миллионов мобилизованных в армию с территории Украины, погибли 3,5 миллиона человек, а большинство из оставшихся в живых, вернулись домой инвалидами. Общие потери Красной армии за годы войны, только убитыми и пленными, составили около 12 миллионов человек. Для сравнения, потери Соединенных Штатов во Второй мировой войне на Европейском и Тихоокеанском театрах военных действий составили 405 тысяч солдат и офицеров.

Также в плане сравнения целесообразно отметить, что главнокомандующий Российской армией Михаил Кутузов в период контрнаступления 1812 года свел потери личного состава к минимально возможному уровню и вместе с тем добился полного разгрома вторгшихся на пределы Отечества наполеоновских войск.

В период войны 1941-1945 гг., на фоне присущей сталинскому стилю бесчеловечности альтернативным примером «кутузовского» отношения к рядовым воинам может служить операция «Багратион», которая началась 20 июня 1944 года под командованием генерала армии (а с 26 июня 1944 года – маршала) Константина Рокоссовского. Действительно, при минимальных потерях личного состава были достигнуты значительные стратегические результаты: при прорыве в Белоруссии была взорвана вся оборонительная линия германских войск с последующим выходом Красной армии к концу июля 1944 года на государственную границу СССР.

В целом, есть все основания утверждать, что основная заслуга в деле освобождения от гитлеровцев последних отечественных территорий принадлежит командующему Вторым Белорусским фронтом Константину Рокоссовскому.

В этой связи, хотел бы упомянуть о посещении Рокоссовским в том же 1944 году Второго Прибалтийского фронта, комендантом штаба которого был мой отец, тогда уже подполковник Михаил Недюха. Рокоссовский попросил коменданта штаба организовать для него «банный день» и отцу представился случай спросить у высокого гостя о рубцах на его теле. Рокоссовский откровенно ответил, что это результат «общения» еще в довоенные годы с чекистскими органами, которые безуспешно пытались вырвать из «подозрительного» поляка «чистосердечное признание» в измене родине. Лишь благодаря заступничеству маршала Тимошенко, Константину Рокоссовскому удалось избежать участи десятков тысяч коллег по армии, расстрелянных по фальшивым обвинениям в сотрудничестве с иностранными разведками или во вредительской деятельности.

Есть все основания утверждать, что именно эти преступные злодеяния сталинского режима в значительной мере способствовали переходу на сторону врага, например в виде более миллионной российской освободительной армии (РОА), воевавшей под германским командованием наряду с румынской, итальянской, венгерской, финской армиями. Более того, согласно данным, полученным в результате исследования этнического состава германской армии, на Восточной фронте оперативно функционировали укомплектованные преимущественно россиянами, десять дивизий СС. По сравнению с ними, созданная фактически для «одноразового» боя в 1944 году под Бродами украинская дивизия СС «Галичина» выглядела просто карликом. Тем более, на фоне массовых расстрелов сразу после начала войны 22-х тысяч «подозрительных» граждан Советского Союза – узников тюрем НКВД в Западной Украине. Де-факто это была «стартовая» акция сталинского режима формально ради спасения Отечества от возникшей угрозы со стороны еще вчера находившихся вне подозрения «фашистских друзей».

Одним из наиболее негативных фрагментов, противоречащим благородным целям и задачам Отечественной войны, явилось предательское отношение Сталина к Варшавскому восстанию, которое началось без его одобрения 1 августа 1944 года, но в очевидной связи с выходом 28 июля 1944 года Красной армии на государственную границу СССР в районе Бреста. Сталин с самого начала восстания не разрешил приземление на советской территории самолетов союзников, сбрасывавших грузы для повстанцев. В связи с этим, премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю пришлось организовать переброску грузов для восставших варшавян воздушным путем с территории Италии. Правда, следует отметить, что Сталин все же направил самолеты с грузами для восставших, чтобы как-то закамуфлировать свое предательство, но лишь тогда, когда стал очевиден неизбежный разгром фашистами Варшавского восстания. К 2-му октября 1944 года гитлеровские каратели подавили все очаги сопротивления, уничтожив тысячи варшавян (вплоть до ликвидации раненых в лазаретах) и превратив сам город в руины. Это произошло при санкционированном Сталиным преднамеренном «нейтралитете» Красной армии, освободившей на следующий же день после начала восстания польский город Люблин, но не оказавшей какой-либо прямой поддержки восставшей Варшаве. Безусловно, причиной фактического предательства явилось то обстоятельство, что основной силой восставших варшавян была армия Крайова, которая отказалась подчиняться диктату Сталина и сохранила прежнюю верность польскому правительству, пребывавшему в эмиграции в Лондоне. После варшавского разгрома армии Крайовой руками фашистских карателей практически было нейтрализовано нежелательное для Сталина влияние польского правительства в эмиграции на ход событий в стране. Последнее, в свою очередь, обеспечило Сталину превалирующую роль в определении судьбы послевоенной Польши со всеми известными последствиями.

Таким образом, на примере Польши четко проявились реальные планы Сталина использовать Отечественную войну для расширения границ своей империи далеко на Запад.

После освобождения Варшавы 17 января 1945 года дальнейшие боевые действия достигли своего апогея при проведении берлинской операции силами нескольких фронтов Красной Армии под общим руководством главнокомандующего Сталина. 16 апреля 1945 года началось наступление на Зееловские высоты с последующим штурмом Берлина.

30 апреля 1945 года Гитлер, передав по завещанию должность канцлера Германии гроссадмиралу Фон Деницу, покончил жизнь самоубийством. 2 мая 1945 года гарнизон Берлина капитулировал. В плен сдались 135 тысяч солдат и офицеров Вермахта.

При этом существовала возможность капитуляции гарнизона уже полностью обреченного Берлина в результате мирных переговоров, что было лишь делом времени и позволило бы избежать огромных потерь и сохранить инфраструктуру города. Однако, для удовлетворения своих «полководческих» амбиций Сталин не пожелал разделить с союзниками лавры победителя Германии, организовав «престижный» штурм Берлина, за что пришлось уплатить ценой в 352 тысячи убитыми и ранеными советских солдат и офицеров. Победителям достался полностью разрушенный Берлинский регион, вошедший в Советскую зону оккупации Германии, на восстановление которого ушли многие годы, опять таки с советским участием. Сам город Берлин все равно был «по-братски» разделен и каждый из союзников получил свою долю (сектор) без приложения каких-либо усилий и потерь, в отличие от «щедрой» на жизни соотечественников советской стороны. Поэтому спрашивается, какое отношение к защите Отечества, безопасности которого уже ничего не угрожало, и здравому смыслу вообще, имело санкционированное Сталиным берлинское кровопролитие?

Опасения Сталина относительно возможности даже символического участия союзников в апреле 1945 года в штурме Берлина уже априори были напрасными или просто фальшивыми. Ведь Сталин вряд ли мог не знать, что задолго до этих событий Верховное командование союзников, чтобы избежать лишних потерь своих войск оставило решение проблемы столицы Германии на усмотрение Сталина, прогнозируя, к чему все это приведет. Уже изначально, Главнокомандующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал армии Дуайт Эйзенхауэр (будущий Президент США) охладил, аналогичную сталинской, прыть своих ближайших помощников – генералов Омара Брэдли и Джорджа Паттона, ратовавших за опережение русских в плане взятия Берлина. На эти предложения Дуайт Эйзенхауэр заявил, что жизни американских солдат дороже чисто престижных акций любого масштаба.

К сожалению, такой подход к ценности жизней своих соотечественников был абсолютно чужд принципам советского руководства на протяжении всего периода войны 1941-1945 гг.

Сталин изначально планировал использовать кровопролитную акцию штурма Берлина не только, как грандиозное доказательство своего «полководческого дарования», достойного увенчания высшим, новым для СССР воинским званием генералиссимуса, а также и, вероятно, в первую очередь, в качестве де-факто обоснования последующего постоянного пребывания частей советских войск в странах Восточной и Центральной Европы.

Подобной перспективе счел необходимым противодействовать главнокомандующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал армии Дуайт Эйзенхауэр, который 6 мая 1945 года вызвал к себе постоянного представителя Сталина при союзниках генерала Ивана Суслопарова. Эйзенхауэр сообщил ему о пребывании в Реймской штаб-квартире союзников генерал-полковника Вермахта Альфреда Йодля – полномочного представителя канцлера Германии гроссадмирала Фон Деница и предложил Ивану Суслопарову подписать в Реймсе акт о безоговорочной капитуляции Германии. Сталин, несомненно, разгадал альтернативную его собственным планам цель предложения Эйзенхауэра. По официальной советской версии генерал Иван Суслопаров не смог тогда связаться с Москвой и самостоятельно завизировал вместе с американским генералом Уолтером Смитом известный Реймский Акт о безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил, подписанный с германской стороны генерал-полковником Вермахта Альфредом Йодлем 7 мая 1945 года в 2:41 ночи по центральноевропейскому времени.

Судя по тому, что Иван Суслопаров не понес какого-либо наказания за свою, более чем смелую, самостоятельность, его действия не были экспромтными. Ведь при этом Сталин получил возможность заявить, что он не санкционировал подпись своего постоянного представителя, поставив под сомнение де-юре правомочность Реймского Акта. По этой причине Сталин потребовал от союзников повторения процедуры подписания акта капитуляции, именно во взятой советскими войсками столице Германии – Берлине.

Чтобы как-то задобрить «разгневанного» Сталина и вместе с тем сохранить приоритетное значение Реймского Акта, союзники по антигитлеровской коалиции направили в Берлин для участия в подписании уже второго акта капитуляции своих, далеко не первых рангов, представителей.

8 мая в 22:43 по центральноевропейскому времени (9 мая в 0:43 по московскому времени) генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель а также представитель Люфтваффе генерал-полковник Штумпф и генерал Фон Фридебург, имевшие соответствующие полномочия от Деница, подписали еще один акт безоговорочной капитуляции, который вступил в силу одновременно с Реймским Актом 8 мая в 23:00 по центральноевропейскому времени.

Маршал Георгий Жуков и представители союзников поставили свои подписи лишь в качестве официальных свидетелей самого факта подписания германской стороной 8 мая 1945 года в Берлине Акта о капитуляции Германии. 

В этой связи весьма характерно, что выступая по московскому радио уже 9 мая 1945 года диктор Юрий Левитан передал в эфир экстренное, еще не откорректированное официальное сообщение: «8 мая 1945 года в Берлине подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил». Лишь впоследствии поступило указание внести «отечественную» поправку – изменение даты Дня Победы с 8 на 9 мая. В западной историографии подписание капитуляции германских вооруженных сил как правило, связывают с процедурой в Реймсе, а подписание Акта о капитуляции в Берлине именуется его ратификацией.

Однако, усилиями сталинской пропагандистской машины и дипломатов Берлинский Акт не от 8 мая 1945 года, как это было в действительности, а именно от «московского» 9 мая 1945 года стал символом и фактически «правовой базой» послевоенного раздела зон влияния в Европе, с последующим переходом в «холодное» противостояние двух систем.

Только что освобожденные от нацистской оккупации народы ряда стран Центральной и Восточной Европы оказались в жестких тисках советского присутствия.

Только силой оружия удавалось на протяжении послевоенных десятилетий удерживать все эти страны в орбите «Советской коммунистической империи», о чем свидетельствуют последовательные подавления восстаний в Венгрии, ГДР, Чехословакии, Польше.

Таким образом сталинский аппарат угнетения и насилия добавил к огромным жертвам Второй мировой войны новые жертвы уже в мирных условиях.

Внутри Советской страны одними из первых жертв сталинского режима в послевоенный период стали советские военнопленные, чудом выжившие в условиях фашистских концлагерей, но оказавшиеся неблагонадежными с точки зрения чекистских спецорганов. Проводились широкомасштабные наказания предателей Отечества без различия персоналий, типа поголовного выселения еще в 1944 году крымско-татарского народа, наряду с аналогичными акциями в отношении не менее «подозрительных» некоторых народов Северного Кавказа, которые были реабилитированы десятилетия спустя практически вместе с теми же советскими военнопленными.

Между тем, разве не предварительное «братание» Сталина с Гитлером при одновременной изоляции от западных союзников создало ситуацию, когда в 1941 году судьба огромной страны в буквальном смысле слова висела на волоске, а народы этой страны (в первую очередь, украинский и белорусский, понесшие наибольшие жертвы) были поставлены на грань национального выживания?

Не менее важно коснуться историко-методологических аспектов. Дело в том, что название «отечественная», которое получила война 1941 – 1945 гг., преемственно связано с Отечественной войной 1812 года.

 Согласно классической историографии, Отечественная война 1812 года закончилась в декабре 1812 года изгнанием захватчиков за западные границы Российской Империи, определенные условиями Тильзитского мира 1807 года. А в январе 1813 года начался, по официальной терминологии, заграничный поход русской армии. Как выше было отмечено, заграничный поход русской армии завершился штурмом Парижа с последующей капитуляцией его гарнизона 31 марта 1814 года и отречением самого Наполеона Бонапарта от власти 6 апреля 1814 года, которое можно рассматривать как акт капитуляции Франции и ее вооруженных сил.

Поэтому, если следовать классическим канонам историографии Отечественной войны 1812 года, после выхода Красной армии на государственную границу начался «заграничный поход Красной Армии» (автор категории Петрович В.Г.). В соответствии с этой концепцией штурм Берлина и капитуляцию Германии следует вынести за временные рамки собственно Отечественной войны, начавшейся 22 июня 1941 года и соотнести их с окончанием Второй мировой войны в Европе и общей для всех антигитлеровских сил победой над фашистской Германией.

 Более чем символичным выглядит то обстоятельство, что для сопоставляемых заграничного похода Русской армии 1813-1814 годов и Отечественной войны 1941- 1945 годов временные интервалы между капитуляциями столиц (Париж – Берлин) и побежденных государств в целом (Франция – Германия) практически идентичны - порядка недели.

На основании вышеизложенного, и чтобы быть объективными и достоверными, хотя бы в методологическом плане, в глазах потомков, о которых упоминал в своем заявлении от 2011 года Президент, а ныне премьер-министр Российской Федерации Дмитрий Медведев, стоит разрешить следующую дилемму: или сохранить официальное название «Отечественная война 1941 – 1945 гг.», но добавить новое «Отечественная война 1812 – 1914 гг.», или сохранить название «Отечественная война 1812 года», добавив новое – «Отечественная война 1941 – 1944 гг.». Второй вариант представляется предпочтительнее, так как базируется на классическом принципе, суть которого в модифицированном виде может быть сформулирована следующим образом: отечественная война начинается и завершается в пределах границ Отечества.

Отмечаемое в этом году 200-летие Отечественной войны 1812 года может служить надлежащим примером «эстафетной» передачи потомкам объективной исторической информации. Действительно, победа в Отечественной войне 1812 года классически определяется самим фактом полного изгнания французских захватчиков за границы Отечества к 13 декабря 1812 года, затем в январе 1813 года начался заграничный поход Русской армии, который продолжался по апрель 1814 года. Де-факто, день отречения самого Наполеона 6 апреля 1814 года классически интерпретируется не как отечественный символ, а как результат общих усилий России и ее основных тогдашних союзников – Пруссии и Австрии – в их совместной борьбе против Европейского монстра – наполеоновской Франции.

Данный исторический фактаж, полученный от наших предков, целесообразно учитывать в качестве примера при объективной интерпретации событий 1941-1945 гг. с последующей передачей информации об этих событиях будущим поколениям.

Представляется необходимым передать будущим поколениям правду об Отечественной войне 1941-1945 гг. во всем ее многообразии, какой бы она ни была, как это осуществили наши предки относительно подлинной истории Отечественной войны 1812 года. Это нужно не только для восстановления исторической справедливости, но и для правильного осмысления новыми поколениями исторического опыта, что является важной гарантией их достойного будущего.



Сторінки:
1
3
4
5
6
7
8
9
попередня
наступна