хочу сюди!
 

Тетяна

43 роки, рак, познайомиться з хлопцем у віці 38-45 років

Прибалтийский финал 2-й Мировой войны в Европе. - Часть 4

  • 20.03.15, 21:55

В официальной историографии вообще отсутствует какая либо информация о миссии подполковника Недюхи, но как может быть иначе, в отношении участника спецоперации.  Когда подполковника Михаила Недюху, фактически использовали в качестве подсадной утки, в сталинской игре шулерского характера, с имитацией переговоров якобы об условиях капитуляции группы армий «Курляндия». В этом контексте, нужно отдать должное, командующему группы армий «Курляндии» Карлу Гильперту, который явно предвидя подобный вариант на фоне радикальных призывов сражаться «до последнего солдата Рейха» (среди части своих подчиненных), приказал обеспечить круглосуточную охрану парламентера из числа доверенных офицеров своего штаба. Поэтому миссия подполковника Михаила Недюхи, принципиально отличалась, например, от миссии генерал-лейтенанта Бориса Деревянко, подписавшего, 2 сентября 1945 года от имени Советского Союза на борту американского линкора Миссури, предварительно согласованным со Сталиным,  акт о капитуляции Японии. 

Особо усложнилось положение официального представителя 2-го Прибалтийского фронта, подполковника Михаила Недюхи, после подписания генерал-майором Отто Раузером протокола, о процедуре капитуляции перед Ленинградским фронтом.

В этих условиях подполковник Михаил Недюха в инициативном порядке решился на довольно «экзотический» психологический шаг для разрядки ситуации, предложив сделать перерыв в переговорах и… вызвал на шахматный поединок лучшего шахматиста Штаба группы армий «Курляндия». На удивление подполковника Михаила Недюхи, его экспромтную инициативу поддержал не только командующий генерал-полковник Карл Гильперт, но и другие представители генералитета группы армий «Курляндия».

Некоторые генералы даже вспомнили, что их далекие предки с известных рыцарских орденов – Меченосцев, Тевтонского и Левонского, обычно разрешали острые противоречия, путем рыцарских поединков, полагаясь на волю Божью. Германский соперник, оказался довольно «крепким орешком», по воспоминаниям Недюхи, в необычной обстановке несколько перенервничал. И это фактически определило конечный результат шахматного поединка. После этого один из генералов старой гвардии даже сказал: «Наверное, такова воля Всевышнего». Характерно, что при последующей встрече Михаила Недюхи с маршалом Леонидом Говоровым, последний, прежде всего, спросил, отдавал ли подполковник себе отчет в том, к каким негативным последствиям для Курляндской операции в целом, мог привести его потенциально возможный проигрыш в шахматном поединке в штабе группы армий «Курляндия».

На этом фоне произошел перелом в характере проводимых с 5-го мая 1945 года переговоров. Хронологически, после завершения вышеотмеченной эвакуационной акции, командующий группы армий «Курляндия», генерал-полковник Карл Гильперт, предложил официальному представителю 2-го Прибалтийского фронта, подполковнику Михаилу Недюхе, подписать Прибалтийский акт, о капитуляции группы армий «Курляндия», с включением в него пункта, о соблюдении советской стороной, в отношении германских военнопленных, Женевской конвенции 1928 года, об отношении к военнопленным.  При отказе от ранее выдвинутых германской стороной,  целой серии условий капитуляции группы армий «Курляндия».  Именно в Прибалтийском акте от 9 мая 1945 года, впервые официально зафиксировано воинское звание Карла Гильперта, генерал полковник вермахта. К. Гильперт фактически придержал это «опубликование» вплоть до заключительного «хода конем» в своей многоходовой комбинации. Символически это означало, что он выполнил возложенные на него задачи, и не зря рейсканцлер и главнокомандующий вооруженными силами Германии гросс адмирал Карл Дениц, 1 мая 1945 года «авансом» присвоил ему воинское звание – генерал-полковник вермахта.

Со своей стороны, подполковник Михаил Недюха, настоял на включение в текст Прибалтийского акта, положение о вступлении  его в силу, немедленно после его подписания,  обосновывая свое требование содержанием первичного ультиматума маршала Леонида Говорова от 5 мая 1945 года.

Вслед за подписанием Прибалтийского акта, подполковник Михаил Недюха от 9 мая 1945 года немедленно приступил к реализации данного документа, начав с разоружения, персонала штаба Курляндской группировки и охранявших его подразделений вермахта.

Офицеры штаба начали сдавать личное оружие, и его принимал подполковник Михаил Недюха. По его воспоминаниям, многие немецкие офицеры со слезами на глазах целовали свое личное оружие, прежде чем с ним расстаться навсегда. А некоторые офицеры даже предпочли альтернативное решение в виде «пули в висок». Среди них были и те, которые готовили условия для борьбы «до последнего солдата рейха».

Вышеизложенное первоначально было отражено в авторских публикациях «Шахматная партия на острие ножа» (Демократична Украiна, от 6 мая 1995 года), шахматный поединок помог подполковнику Михаилу Недюхе проводившему переговоры в штабе Курляндской группировки добиться капитуляции врага (Хрещатик, от 1 июня 2005 года).

 Вопрос лишь в том, подписал ли данный акт подполковник Михаил Недюха по собственной инициативе, или все же санкции маршала Леонида Говорова, объективно вынужденного учитывать реальное соотношение сил противоборствующих сторон, на момент утра 9 мая 1945 года, отражением которого, может служить, например, зафиксированный в книге маршала Ивана Баграмяна « Так шли мы к Победе» перечень всего арсенала трофейного оружия после капитуляции группы армий «Курляндия»:  «было захвачено  в исправности 158 самолетов, около 500 танков и штурмовых орудий, почти 3,5 тысячи полевых орудий и миномётов, свыше 18 тысяч машин, 675 транспортёров тягачей, много другой техники и огромное количество различных материальных запасов». Действительно, в сложившихся условиях советскому командованию, целесообразно было идти на любые уступки, чтобы началась не «декоративная», а реальная капитуляция группы армий «Курляндия». Со своей стороны во исполнении подписанного им Прибалтийского акта, командующий группы армий «Курляндия», генерал-полковник Карл Гильперт, о своём решении начал ставить в известность подчиненных ему командиров секторов. Прежде всего, это коснулось 1-го армейского корпуса, командирам которого  до сентября 1944 года, был сам Карл Гильперт, с последующим назначением на должность командующего  16-й армии вермахта. В мае 1945 года именно данный корпус прикрывал подступы в штабы группы армий «Курляндия».  Командующий группы армий «Курляндия», Карл Гильперт,  никоем образом не нарушил обязательство германской стороны по Прибалтийскому акту. В отличии от Сталина вообще дезавуировавшего Прибалтийский акт 9 мая 1945 года, после того, как полностью отпала оперативная необходимость в нем. 

Воспользовавшись подобным поворотом событий, маршал Говоров, уже не доверяя Карлу Гильперту (после всех его «махинаций» с протоколом), подписанным генералом-майором Отто Раузером и «нелегального проведения» эвакуационной акции, он отдал распоряжение незамедлительно пленить командующего группой армии «Курляндия», генерал-полковника Карла Гильперта, насколько понятно, чтобы лишить последнего какой либо возможности пересмотреть свое решение. Именно благодаря предварительно проведенной подполковником Михаилом Недюхой «профилактики», советские представители имели возможность, фактически беспрепятственно войти в личный блендаж командующего группы армий «Курляндия», генерал-полковника, Карла Гильперта и пленить его в 10:40 9 мая 1945 года. В условиях экспромтного «пленения», последний уже не мог оперативно сообщить о подписании  Прибалтийского акта, во Флейнсбург, гросс-адмиралу Карлу Деницу. Затем он был доставлен в лагерь специально сооруженный для пленённого генералитета Курляндской группировки в 2-3 километрах от латвийского города Мажейкяй, где находилась резиденция маршала Леонида Говорова. С последующим представлением уже плененного Карла Гильберта, своему советскому «визави», маршалу Леониду Говорову, которому и был передан сам Прибалтийский акт от 9 мая 1945 года, о капитуляции группы армий «Курляндия», подписанный его командующим, генерал-полковником Карлом Гильпертом, а советской стороны – официальным представителем 2-го Прибалтийского фронта, комендантом его штаба, подполковника Михаилом Недюхой. Именно при наличии такого документа, маршал Леонид Говоров, не имел возможности своей личной подписью зафиксировать вместе с генерал-полковником Карлом Гильпертом, факт капитуляции группы армии «Курляндия». Такова реальная суть вышеотмеченной «реплики» маршала Ивана Баграмяна, что маршал Леонид Говоров «9 мая 1945 года принял капитуляцию Курляндской группировки вермахта».  Наряду с маршалом, Иваном Баграмяном, большинство других источников информации, например совинформбюро, также определяют  9 мая 1945 года, когда-то капитуляций группы армий «Курляндия», но без каких либо ссылок на документальную фиксацию данной капитуляции, то есть без упоминания «первоисточника» - Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года.

Вместе с Карлом Гильпертом, были взяты в плен большинство генералов штаба группы армий «Курляндия», но сразу же возникла проблема, а кто же будет обеспечивать процесс капитуляции на остальных секторах по всей двухсот километровой линии фронта. Согласно информации начальника инженерных войск Ленинградского фронта (с августа 1941 года), генерал-лейтенанта Бориса Бычевского («Маршал Говоров», Москва, воен.издат. 1970 год). По этой причине, маршал Леонид Говоров приказал передать в личное распоряжение, военнопленному Карлу Гильперту радиостанцию, чтобы последний мог оперативно связываться с командирами секторов, для ускорения процесса пленения всего личного состава группы армии «Курляндия». Однако вместо этого, уже в ночь с 9-го на 10 мая 1945 года, Карл Гильперт, прежде всего, попытался связаться по радио с гросс-адмиралом Карлом Деницем, попытка была пресечена и пришлось отказаться от «капитуляционных» услуг бывшекомандующего группы армии «Курляндия». Судя по всему, Карл Гильперт, уже тогда заподозрил «неладное» по части реального отношения советского командования к Прибалтийскому акту в духе постулата: «смеется тот, кто смеется последним». Но Карлу Гильперту действительно было что сообщить Карлу Деницу по части реализации (им Гильпертом) вышеотмеченных планов последнего рейхсканцлера Германии и главнокомандующего вермахта, гросс-адмирала Карла Деница. В частности о том, что пункт Прибалтийского акта от 9-го мая 1945 года о соблюдении Женевской конвенции 1928 года об отношении к военнопленным, в принципе распространяется не только на личный состав группы армий «Курляндия», но и, например, на германские войска в западной Чехословакии, продолжавших отступать к границам Германии (вплоть до 13 мая 1945 года). В результате фактического обезглавниванивания  группы армии «Курляндия», процесс ее капитуляции был переведен на режим самотека в зависимости от  динамики персональных решений командиров секторов. Конкретная картина процесса капитуляции группы армий «Курляндия», нашла отражение в боевых воспоминаниях непосредственно участника этих событий, танкиста М. Кугелева («Лехаим» и танковый экипаж», http://www.Lechaim.ru/ARHIV/157/mail.htm): « 9 мая немцы подписали Акт о капитуляции, а на участке фронта против Курляндской группировки, противник встретил нас плотным огнем». Только 11 мая утром послышался звук горна, показался солдат с белым флагом. За ним шла легковая машина. Немецкого генерала встречал наш генерал-лейтенант. Машина с переводчиком где-то застряла, и я случайно стал участником мирных переговоров.»

В конечном итоге задействованный процесс «добровольной» капитуляции группы армий «Курляндия», затянулся до 17 мая 1945 года, когда командующий фронтом маршал Говоров, отдал приказ о прочесывании территории Курляндского полуострова с целью принудительного пленения «дезертиров».

Достаточно оригинальная точка зрения на процесс «Курляндской» капитуляции изложена в вышеупомянутой книге Готтлоба Бидермана, где автор описывает условия своего собственного пленения, которое произошло 8 мая 1945 года. Готтлоб Бидерман представляет себя как командира, направляющейся в советский плен колонны 1-го батальона 437 полка 132 пехотной дивизии, фиксируя в составе данной колонны чинов не выше унтер-офицерского звания, то есть без надлежавшего офицерского состава. Совершенно непонятно, почему произведенный из унтер-офицеров в лейтенанты  Готтлоб Бидерман и подчиненные ему солдаты и унтер офицеры 2-й роты I-го батальона того же полка, уже 8 мая оказались в советском плену, когда их 132-я пехотная дивизия, как и вся 18-я армия, по приказу командующего, должны были стойко обороняться, обеспечивая успешную эвакуацию из порта Лиепаи, начавшуюся вечером 8 мая и закончившуюся на рассвете 9 мая 1945 года. Возникает естественный вопрос: было это результатом личного решения «ротного» Готтлоба Бидермана или он выполнял приказ в плане общего введения в заблуждения советского командования. Ведь тот же Готтлоб Бидерман параллельно излагает фактически альтернативную информацию, что находящиеся в окопах солдаты и офицеры 132–й пехотной дивизии, не знали о последнем приказе главного штаба вермахта по группе армий «Курляндия», поступившего 9 мая 1945 года. То есть, когда сам автор данной книги,  по его собственной информации, уже находился в советском плену. 

На самом деле, реальный процесс капитуляции группы армий «Курляндия», в организованном порядке, начался лишь утром 9 мая 1945 года. По информации вышеупомянутого А.И. Петренко («Прибалтийские дивизии Сталина»): «Утром 9 мая в штаб 43-й дивизии прибыл командир 24-й немецкой пехотной дивизии генерал фон Шульц, прибалтийский барон, в сопровождении помощника начальника штаба 125-го гвардейского Стрелкового полка, майора И. Петрова. Шульцу были даны инструкции, а он по радио из штаба Латышской дивизии дал своим войскам указания, о порядке сдачи их в плен частям 130-го корпуса. 9-12 мая Латышский корпус разоружал и принимал в плен солдат и офицеров 24-й саксонской пехотной дивизии и 19-й пехотной дивизии СС». Аналогичная ситуация имела место в районе действия 8-го стрелкового Эстонского корпуса: «на следующий день начался прием войск капитулировавшей курляндской группировки, продолжавшийся с 9 по 13 мая».

В целом в отличии от информации Готлоба Бидермана, даже официальная статистика свидетельствует, что масштабная сдача в плен личного состава группы армий «Курляндия», проходила в период 9-13 мая 1945 года. При чем преобладающая масса солдат и офицеров группировки, сдались в плен в период 10-13 мая 1945 года. К 8 часам 10 мая 1945 года сдалось в плен 68578 немецких солдат и унтер-офицеров, 1982 офицера и 13 генералов.  На 12 мая соответствующие данные: 140408 солдат и унтер-офицеров, 5083 офицера, 28 генералов. Аналогичные данные на 13 мая: 181092 солдат и унтер-офицеров, 8038 офицеров и 42 генерала. Таким образом, лишь в период от 10 до 13 мая 1945 года сдались в плен 118599 тысяч из личного состава группы армий «Курляндия» и общее количество военнопленных достигла 189172 тыс. человек. 

Приказ Верховного Главнокомандующего за № 087 о преобразовании 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский , был выдан 13 мая 1945 года, то есть когда в советском плену оказалась почти вся Курляндская группировка, а главное практически весь ее генералитет (42 из 48 номинальных генералов). Данный приказ хронологически зафиксировал момент, когда Сталин стал фактически единственным «хозяином» положения на Курляндском полуострове. 

Дискуссионным остается вопрос, перед каким фронтом Красной армии капитулировала группа армий «Курляндия». Разрешение этого вопроса усложняется тем обстоятельством, что капитуляция группы армий «Курляндия» произошла в промежуточный период, фактически одновременного существования двух обозначенных фронтов.  Ведь с точки зрения права де-юре, 2-й Прибалтийский фронт существовал вплоть до выхода приказа Главнокомандующего № 087 до 13 мая 1945 года. А следовательно, с сохранением документальной фиксации фронтовой принадлежности личного состава 2-го Прибалтийского фронта. Но дело даже не в этом, ведь как показано выше, Ленинградский фронт перестал функционировать как таковой, фактически с ноября 1944 года. Именно поэтому Сталин имел возможность назначить «безработного» командующего Ленинградским фронтом, маршала Говорова, сначала куратором взаимодействия 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, а затем командующим объединенным 2-м Прибалтийским фронтом. При практическом отсутствии у Ленинградского фронта собственных войск на момент 1 апреля 1945 года, тезис о вхождении с 1 апреля 1945 года войск  2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский фронт, равносилен утверждению о возможности вхождения полка в состав взвода.  Поэтому неудивительно, что при анализе ситуации на Курляндском полуострове, маршал Иван Баграмян отмечает лишь действие «прибалтийских фронтов», без какого либо упоминания о причастности Ленинградского фронта, ограничивая фазу его наступательной  активности, проведением Моондзунской операции в ноябре 1944 года. Этим самым, бывший командующий 1-м Прибалтийским фронтом, а затем маршал Иван Баграмян, в рамках своих «советских» возможностей, фактически отдает лавры финального Победителя, группы армий «Курляндия»,  именно 2-му Прибалтийскому фронту, в состав которого вошли войска 1-го Белорусского фронта, согласно первоначальной директивы Ставки Верховного Командования от 6 февраля 1945 года. Информация маршала Ивана Баграмяна находит подтверждение в книге А. Петренко «Прибалтийские дивизии Сталина»:  «с конца декабря 1944 года и до последнего дня войны 130-й корпус в ходе боев по разгрому курляндской группировки  участвовал в наступательных операциях 2-го Прибалтийского фронта». Но акцент « до последнего дня войны», может лишь означать, что 2-й Прибалтийский фронт реально функционировал вплоть до выхода приказа Верховного Главнокомандующего № 087 от 13 мая 1945 года.  

В данном контексте, арбитром может быть германская сторона, всегда признававшая своим «визами» на курляндском фронте именно 2-й Прибалтийский фронт. Об этом свидетельствует  и финальный документ – Прибалтийский акт от 9 мая 1945 года, о капитуляции группы армий «Курляндия», под которым с советской стороны стоит подпись подполковника Михаила Недюхи – официального представителя 2-го Прибалтийского фронта, коменданта его штаба. 

Вне зависимости от «фронтовой» принадлежности, Прибалтийский акт от 9 мая 1945 года, сыграл свою историческую роль решающего «стартового» фактора, практически бескровного крупнейшего пленения германских войск за всю отечественную войну 1941-1945 гг.  На 17 мая 1945 года в советском плену оказалось порядка 195 тысяч германских солдат и офицеров. Следовательно, с учетом предварительно эвакуированных морским путем 25 тысяч человек, общая численность личного состава группы армий «Курляндия» на вечер 8 мая 1945 года, составляла порядка 220 тысяч солдат и офицеров. Для сравнения, после капитуляций 6-й армии  в начале 1943 года, под Сталинградом в плен сдалось порядка 90 тысяч солдат и офицеров, в результате Корсунь-Шевченковской операции – 54 тысячи плененных солдат и офицеров, результатом операции «Багратион», в июне 1944 года, стало пленение порядка 100 тысяч солдат и офицеров, после капитуляции гарнизона Берлина 2 мая 1945 года, число военнопленных составило 134 тысячи солдат и офицеров.  Но при всех масштабных пленениях, предшествующих «курляндскому», в плен сдавались деморализованные и фактически лишенные возможностей для дальнейшего сопротивления, германские солдаты и офицеры. Абсолютно иная ситуация имела место в отношении группы армий «Курляндия», полностью обеспеченной боеприпасами, горючим и продовольствием за счет массированных поставок морем из Германии, на протяжении всего периода своего боевого функционирования. Подтверждением этому может служить  информация маршала Ивана Баграмяна ( «Так шли мы к Победе»): «У меня невольно возникает вопрос: могли ли советские войска в сложившейся стратегической обстановке разгромить прижатые к морю 33 вполне боеспособные, технически хорошо оснащенные дивизии Курляндской группировки противника? Должен признаться, что я не раз задумывался над этим вопросом как во время войны, так и в послевоенные годы. И в результате тщательного анализа обстановки того времени, пришел к твердому убеждению, что подобная задача была связана для советских войск, с преодолением ряда весьма серьезных трудностей. Для разгрома такого мощного объединения отборных сил вермахта, каким являлась Курляндская группировка, нужно было иметь крупные силы и солидные средства. А между тем, именно в это время Ставка Верховного Главнокомандования была озабочена созданием мощных ударных группировок для подготовки генерального наступления на главном западном направлении».  Российский журналист Юрий Москаленко, в своей интернет-публикации «Последние дни войны. Какими они были? Курляндия» от мая 2008 года, констатирует «финальную», абсолютную боеспособность 16-й и 18-й армий составлявших группу армий «Курляндия»: « две боеспособные армии могли сопротивляться сколь угодно долго».

В этой связи стоит особо отметить, что фактически не одна достаточно серьезная группировка германских войск, не капитулировала как результат подписания Берлинского акта от 8 мая 1945 года о  безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил. Уже 5 мая 1945 года германские войска полностью капитулировали перед союзными экспедиционными силами в Европе, с приказом продолжать сопротивление Красной армии на восточном фронте. Именно во исполнении данного приказа,  командование германской группировки в западной Чехословакии, ночью 9 мая 1945 года, отдало своим частям распоряжение, приступить к разрушению исторического центра Праги, в отместку за тотальное разрушение всего Берлинского региона, с последующим подписанием 8 мая в 22:41 по центрально-европейскому времени, Берлинского акта о безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил.  Этот замысел был сорван лишь благодаря вмешательству подразделений так называемой Российской Освободительной Армии (РОА), которыми командовал небезызвестный генерал Власов. Советские танки вошли в Прагу лишь днем 9 мая 1945 года. Сам генерал Власов попал в советский плен 13 мая 1945 года при отступлении германских войск к границам Германии. Не менее характерным примером отношения к Берлинскому акту, является судьба загнанной в Плавне Устья реки Висла тридцатитысячной германской группировки во главе с тремя генералами. По информации маршала Ивана Баграмяна (глава 11. Победа, книги «Так шли мы к Победе»),  данная группировка даже днем 9 мая 1945 года, отказалась капитулировать и пришлось использовать всю огневую мощь 3-го Белорусского фронта  для подавления противника. Именно благодаря подписанию Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года, командующему группы армий «Курляндия», генерал-полковнику Карлу Гильперту, удалось нейтрализовать  аналогичные намерения «курляндских» сторонников борьбы «до последнего солдата рейха». Проведённая вопреки протокола, подписанного генерал-майором Отто Раузером и Берлинского акта, подписанного маршалом Георгием Жуковым, эвакуация в ночь с 8 на 9 мая 1945 года более 10 % личного состава группы армий «Курляндия», является объективным свидетельством непризнания этих документов, командованием  данной последней полностью боеспособной группировки германских вооруженных сил.  В условиях де-юре, прекращения в 23:01 8 мая 1945 года (по центрально-европейскому времени) функционирования Германии как государства. Подобный отказ означал, что группа армий «Курляндия» продолжала считать себя не капитулировавшим фрагментом германской государственности, а следовательно, вправе распоряжаться своей собственной судьбой, что и нашло отражение в подписании автономного Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года. Соответственно, данный акт является 3-м и последним по счету капитуляционным документом на Европейском театре военных действий.  

Правомочность Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года объективно вытекает в частности из пункта 4 Берлинского акта, от 8 мая 1945 года: «этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом».  В правовом плане по Пункту 4 Берлинского акта, победители фактически обязались признать другие «перспективные» акты, касающиеся капитуляции Германии и ее вооруженных сил. И что особенно важно, без фиксации в тексте данного Пункта каких-либо оговорок относительно их характера, а следовательно, не обязательно «безоговорочного», то есть согласно известному правовому принципу: «что не запрещено, то разрешено».

Этот вывод полностью правомочен касательно  пункта Прибалтийского акта от 9 мая 1945, об обязательстве Советской стороны выполнять Женевскую конвенцию 1929 года об отношении к военнопленным. Ведь данная конвенция была принята с участием Лиги Наций и признанной ее правонаследницей – Организацией Объединенных Наций. Вместе с тем, наличие «Женевского» пункта в тексте Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года, в свою очередь означает, что данный акт в целом не является «безоговорочным», а следовательно, принципиально отличается от Реймского и Берлинского актов о безоговорочной капитуляции Германии и ее вооруженных сил. 

В объективном плане пункт 4 Берлинского акта от 8 мая 1945 года, нашел свое развитие лишь в виде Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года. Но почему в текст Берлинского акта уже изначально был включен совершенно неестественный для советской стороны (с ее приверженностью к идеологическому принципу безальтернативности) Пункт 4? Остается открытым вопрос, кто же был инициатором включения этого  пункта в текст Берлинского акта от 8 мая, а тем более, при его отсутствии в тексте Реймского акта от 7 мая.  Так что автором пункта 4 Берлинского акта, могла быть только германская сторона, настоявшая на включение данного пункта, как условие своего подписания Берлинского акта в целом. Действительно, ведь должен же был рейхсканцлер и главнокомандующий вооруженными силами Германии, гросс-адмирал Карл Дениц заранее позаботиться, чтобы его планы, затем реализованные в виде Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года, обеспечивались в достаточной степени правомочности. 

Подписание Прибалтийского акта о капитуляции группы армий «Курляндия» вермахта, действительно являлось результатом компромисса договаривающихся сторон, как и подобает правовым отношениям. 

Но уже изначально Прибалтийский акт от 9 мая 1945 года, стал альтернативой Берлинскому акту, фактически снивелировав значение последнего, как сталинского символа окончания Отечественной войны 1941-1945 гг, а соответственно и Второй Мировой войны на территории Европы. Зафиксированное в тексте Прибалтийского акта условие выполнения Женевской конвенции 1929 года об отношении к военнопленным, поставило под сомнение «безоговорочный» характер капитуляции Германии и ее вооруженных сил. «Женевский» пункт Прибалтийского акта, вступал в противоречие с планами Сталина, использовать даровую рабочую силу из германских военнопленных уже в послевоенный период, чем, собственно, может быть объяснен отказ Советского Союза заключить мирный договор с побежденной Германией. Официальное прекращение войны с Германией произошло лишь 25 января 1955 года, согласно соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР. Поэтому у Сталина в принципе не было иного выхода,  как  нейтрализовать любые правовые последствия капитуляционного Прибалтийского акта. Последующая закономерная «денонсация» Сталиным Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года (по истечению использования его возможностей в оперативных целях), была проведена под «сконструированным» предлогом, что, мол, в Прибалтийском акте, зафиксирована  капитуляция группы армий «Курляндия», перед якобы уже не существовавшим 2-м Прибалтийским фронтом. Именно ради этого и пришлось проигнорировать приказ Верховного Главнокомандующего за № 087 от 13 мая 1945 года, о преобразовании Победителя – 2-го Прибалтийского фронта в Ленинградский, полностью преднамеренно исказив реальную картину событий мая 1945 года на Курляндском полуострове. Исходя из сталинского тезиса: если история противоречит нашим взглядам о ней, тем хуже для истории.  «Персональной» жертвой этого тезиса и стал 2-й Прибалтийский фронт, конъектурно исключённый Сталиным, согласно его приказу от 25 мая 1945 года, из списка фронтов, принимавших участие на заключительном этапе Отечественной войны, что в свою очередь, преградило путь потенциальной колонне 2-го Прибалтийского фронта, наряду с колоннами, например, Карельского и 1-го Прибалтийского фронтов, для участия в параде Победы 24 июня 1945 года на Красной площади в Москве.  Для этого за неимением каких либо правовых обоснований, Сталину пришлось предать историческому забвению 2-й Прибалтийский фронт, исходя из принципа: нет фронта – нет проблем с ним связанных. Тем не менее, последний тезис и по настоящее время реализуется при проведении торжеств на Красной площади в Москве, по случаю юбилейных годовщин дня Победы, начиная с реконструкции парада Победы на Красной площади в Москве 9 мая 1995 года, при праздновании 50-той годовщины дня Победы. 

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Подписание Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года, при всем его историческом значении, стало пиком активной деятельности обоих его подписантов – генерал-полковника вермахта Карла Гильперта и подполковника Михаила Недюхи. Согласно германским источникам информации, в апреле 1946 года военнопленный Карл Гильперт, выступил в защиту своих бывших подчиненных, права которых, по его мнению, были нарушены. В принципе, Карл Гильперт мог тогда ссылаться лишь на подписанный им Прибалтийский акт от 9 мая 1945 года с его «женевским» пунктом об обязательстве советской стороны соблюдать Женевскую конвенцию 1928 года об отношении к военнопленным.  Ответная реакция последовала незамедлительно. И военнопленный Карл Гильперт был арестован и направлен в Московскую тюрьму министерства госбезопасности СССР, естественно под другим формальным предлогом, грозящим «подозреваемому» 25-тью годами тюремного заключения. Характерно, что даже вышеотмеченный «интендант» генерал-майор Отто Раузер, наряду с другими «курляндскими» персонажами, получил свои «25». Ему явно не простили участие в «махинациях» своего бывшего шефа Карла Гильперта, сумевшего переиграть не только маршала Леонида Говорова, но и самого Сталина, начавшего раскладывать свой прибалтийско-ленинградский «пасьянс», еще прибывая в начале февраля 1945 года на Ялтинской конференции руководителей стран антигитлеровской коалиции. Характерно, что Карл Гильперт официально не числился в списках военных преступников. Во время осады Ленинграда, он был лишь «рядовым» командиром 1-го армейского корпуса и следовательно, не мог нести ответственности за военную политику своего руководства в отношении «голодного» Ленинграда. Командующим 16-й армии стал в сентябре 1944 года,  то есть после полного снятия блокады Ленинграда.  6 апреля 1945 года назначен на пост командующего  группы армий «Курляндия», сменив своего предшественника генерал-полковника Лотора Рендулича. Последний действительно был осужден по приговору Ньюрнберского трибунала на 10 лет тюремного заключения, за расстрел югославских заложников.  «Алиби» для Карла Гильперта подтвержается также тем, что командующий 18-й армии, несущей основную ответственность за страдания осажденного Ленинграда, генерал-лейтенант Беге, после «благополучного» пребывания в советском плену в 1955 году вернулся на Родину.  Но в отличии, например, от генерал-лейтенанта Безе, такого возмутителя «спокойствия», как Карл Гильперт, действительно было опасно оставлять без постоянного контроля, а тем более дожидаться его возвращения в Германию. По официальной информации, бывший командующий группы армий «Курляндия», Карл Гильперт в возрасте 60-ти лет, скончался 24 декабря 1948 года, вследствие инфаркта миокарда и похоронен в подмосковном Красногорске. По имеющейся  официальной информации, в июне 1947 года во внутренней тюрьме МКБ на Лубянке в Москве, также от инфаркта миокарда скончался известный шведский дипломат Рауль Валленберг, арестованный в Будапеште еще в январе 1945 года и содержавшийся в тюрьме МГБ наряду с германскими военнопленными. «Инфарктный» исход для Рауля Валленберга произошел после неоднократных запросов шведских властей относительно его судьбы и официального ответа советской стороны, об отсутствии у нее информации на этот счет. Основанием наиболее вероятной версии кончины Карла Гильперта, как и вышеупомянутого Рауля Валленберга, может служить информация украинского телеканала «НТН», что уже в послевоенные годы министр госбезопасности Абакумов, организовал при тюрьме МКБ лабораторию по изготовлению специальных ядов.

Действие этих ядов полностью имитировало признаки естественного инфаркта миокарда и «успешно» использовалось в случае необходимости реализации сталинского постулата: «нет человека, нет проблем». По этому поводу, заслуживает особого внимания оценка подполковника Михаила Недюхи, что его удивляла физическая выносливость на много более старшего по возрасту, командующего Курляндской группировки, на протяжении всего периода практически круглосуточных и сверхнапряженных переговоров. Это означает, что каких либо внешних проявлений сердечной недостаточности у Карла Гильперта, подполковник Михаил Недюха не наблюдал.

Следует также отметить фрагмент из воспоминаний подполковника Михаила Недюхи, что после подписания Прибалтийского акта, утром 9 мая 1945 года, оба подписанта с чувством выполненного долга обменялись рукопожатиями. Данный факт нашел отражение в авторской публикации в газете «Хрещатик», от 1 июня 2005 года. В современном  стиле это может быть проинтерпретировано, что именно представитель Украины из казацкого рода на Черниговщине, выпускник Харьковской школы Червонных старшин, официальный представитель 2-го Прибалтийского фронта, комендант его штаба, подполковник Михаил Недюха, фактически первым из официальных представителей тогдашней антигитлеровской коалиции, протянул руку взаимопонимания побежденной Германии. А ведь именно с установления атмосферы доверия с послевоенной Германией, начался процесс объединения Европы, организационно завершившийся образованием нынешнего Европейского Союза. 

«Взаимопонимание» по-сталински, нашло конкретное выражение в тюремной изоляции, германского подписанта Прибалтийского акта Карла Гильперта, с последующим «инфарктным» исходом  для опасного свидетеля реальных событий мая 1945 года в Курляндии. 

Что касается подполковника Михаила Недюхи, то маршал Леонид Говоров безусловно понимал, что направленный им 5 мая 1945 года «парламентер» выжил, как говорится, не «благодаря», а «вопреки».    Не только выжил, но и внес «стартовый» вклад приведшей в конечном итоге к практически бескровному завершению курляндской операции. В рамках своих возможностей, Леонид Говоров по-маршальски отблагодарил подполковника Михаила Недюху, которого он лично инструктировал 5 мая 1945 года перед отправкой в штаб группы армий «Курляндия». 13 мая 1945 года подполковник Михаил Недюха, был назначен на генеральскую должность коменданта города Рига, с отправкой в тот же день в Москву представления маршала Леонида Говорова, о присвоении подполковнику Михаилу Недюхе воинского звания полковник. Но самым символическим жестом маршала Леонида Говорова, была передача в личное распоряжение подполковника Михаила Недюхи главного трофейного приза, при капитуляции группы армий «Курляндия» -персонального автомобиля «Mersedes Benz», ее командующего генерал-полковника Карла Гильперта. Действительно, подобный трофей достался не подписанту вышеотмеченного «капитуляционного» протокола от 8 мая 1945 года, генералу армии М.М. Попову, а именно подписанту Прибалтийского акта от 9 мая 1945 года, подполковнику Михаилу Недюхе.  

На приложенном фото, сделанном в 1947 году, представлен данный «курляндский» автомобиль, вместе с его пассажирами, сержантом Михаилом Скрипкой и Игорем Недюхой.  Для идентификации последнего параллельно прилагается  фото помещенное в газете «Хрещатик», от 1 июня 2005 года, с подрисуночной надписью «Игорь Недюха среди офицеров штаба 2-го Прибалтийского фронта. 



1

Коментарі