Когда-то в детстве, ещё до школы, ходила я с бабушкой в церковь. Но уже через год я стала упираться, и даже за конфеты в обитель жирнопузых святош меня было не затащить.

Я помню своё детство — и с ужасом издалека наблюдаю таких же бабушек с такими же внучатами. Маленькое дитё стоит, притихнув, и испуганно таращит глазёнки на святошу с животом, выдающимся вперед на полметра. Любящая бабушка подталкивает малыша с воплями: «Целуй руку! Целуй крест! Поклонись иконе!» Ребёнок не знает, куда деться — родители, слава богу, ещё не успели вдолбить ему, что он чей-то раб.

Девочка, аккуратненькая, миленькая, в розовой одёжке. Бабуся заботливо закутывает её с ног до головы в черный платок — как же так, грех! Девчушка плачет, твердит: «Жарко!», пытается снять колючий шерстяной платок. Получает увесистый шлепок по попе и угрозу, что «господь покарает». Заливается плачем от боли и от испуга. Подходиткто-то из священников, и бабуля орёт то же самое: «Целуй руку, отец Кто-то-там благословит!» Девочка, не зная, куда себя деть, нерешительно мнётся.

Святоша с улыбкой протягивает отъетую клешню к малышке. Не выдержав, подхожу и с размаху бью по руке. Бабуля начинает визжать, святоша готовится изрыгнуть нечто бранное. Я, ещё на взводе, хотя решительная часть закончена, выдаю:
— Кого вы воспитываете? Будущих рабов? Нет? Это унизительно — целовать руку другому человеку. Не факт, что ещё чистую! Заставьте вашу внучку целовать ноги и называть его (кивок в сторону ошалевшего святоши) господином. Будет то же самое. Я ненавижу вас. Ненавижу за то, что делаете с собственными детьми. Испортили свою жизнь — не делайте из замечательного ребёнка подобие барана, идущего за пастухом и не имеющего собственного мнения. Мне бы хотелось взять вашу внучку за руку и отвести на пару слов, но, боюсь, это вне закона. До свидания.

Молча плюю под ноги священнику. Разворачиваюсь и ухожу. Задолбали! Мне больно видеть этих несчастных детей, воспитываемых в духе рабов.

11й век - "Проклятый безбожник, и чем же ты объяснишь землетрясения и молнии? Молчишь? Вот то-то же!"

21й век - "Религия не спорит с наукой, но знаете ли вы, профессор, как возникла жизнь? Нет? Всего лишь теории и гипотезы? Ну разумеется!"

31й век - "Происхождение жизни и разума - вопрос давно решеный, но вот как вы объясните нарушение причинности при симметричных макропереходах в Мультиверсе? Никак? Ну, это неудивительно! А ведь Библия ясно говорит нам о том, что..."

Когда над больным ребёнком читают молитву, когда ему нужно лекарство.

Это когда женщина боится выйти на улицу без паранджи.

Это когда в стране строят церкви, а детские сады закрывают.

Это когда честной матери-одиночке с высшим образованием и зарплатой в пять тысяч рублей на госслужбе запрещают делать аборт, потому что «у ребёнка уже есть душа».

Это когда запрещают один из самых загадочных и удивительных опытов — клонирование человека, потому что это является «актом, выходящим за рамки вероучения»!

Это когда фэнтези — книги дьявола.

Это когда короткая юбка — грех и смерть, а вот ударить за неё женщину по роже — правильно и хорошо, ибо нечего тут.

Это когда «свобода вероисповедания», но крестят с рождения.

Верят в одного бога, в другого, в третьего, в биоэнергетику, приметы, гадания, гороскопы, национальную идею, доброго правителя… Да пусть бы себе, но каждый хочет, чтобы все остальные верили в то же, во что и они.

Вера — это принятие истинности какого-то утверждения без достаточных оснований. Разумный человек такого не допустит. Можно предполагать, сомневаться, надеяться, рассчитывать, можно даже временно принять как рабочую гипотезу, но считать что-то истиной просто потому, что так хочется, или потому, что «так сказано» — это недоразумение какое-то. И пусть бы они верили у себя дома, втихую, так нет — несут своё недоумие наружу, напоказ, гордо.

Для меня вера человека во что-то — маркер неспособности мыслить и безответственности. Если он сейчас верит в одну фигню, так может поверить и в любую другую. И горе мне, если от этой фигни будет что-то зависеть для меня.

Если ты приходишь ко мне наниматься на должность выше грузчика с крестом на шее, ты сразу идёшь на фиг. А то поверит такой, что в розетке нет тока, а если и есть, то боженька его спасёт, а мне отвечать. Или внутренним взором обнаружит, что предлагаемый контракт выгоден. Или поверит, что у него баланс сошёлся. А как же, он же молился! На фиг. Работать буду только с теми, у кого голова работает. Мне нужны ответственные люди, а верун относится безответственно к себе самому — без обоснований принимает за истину правила, по которым живёт. Решения можно доверять только тем, кто умеет думать, сомневаться и проверять.

Особенно задолбали воцерковлённые. Злобные, лживые, эгоистичные, лицемерные и тупые. Ничем не интересующиеся, преисполненные апломба и чувства собственного превосходства перед неприобщившимися, списывающие свои косяки на «Бог попустил», ханжествующие по всякому поводу, развешивающие свои амулеты тут и там, без признаков чувства юмора, путающиеся в элементарной логике… На фиг.

Пусть меня окружают весёлые, спокойные, умные и доброжелательные скептики, сами отвечающие за свою судьбу и за то, что они делают. У них нет доброго боженьки, который за свечку-другую всё простит, поэтому они не станут делать мне гадости во имя веры. С ними можно спорить по любому поводу, не боясь обвинений в оскорблении религиозных чувств. Они добры не потому, что кто-то так велел, а потому, что для разумного человека это естественно.

Извлеченный из глубин Средневековья закон о «чувствах» наконец прошел гигиеническую обработку. Создатели «новой русской духовности», прежде чем спустить закон на публику, соскребли с него часть паутины и слизи, а также помыли ему клыки и морду, попачканные кровью всяких богохульников типа Джордано Бруно. Но суть закона ничуть не поменялась. Любое публичное свободомыслие он трактует как преступление. И он голоден.

Появление закона о «чувствах» доказывает, что миссия православия на Руси снова провалена: без нагаек, штыков, штрафов, «сроков» и иной полицейщины учение божье оказалось бессильно. А его миссионеры, конечно, готовы выходить на диспуты «о любви к ближнему», но при условии, что их оппоненту вбит кляп до самого надгортанника, а руки заломлены и связаны. Новая редакция 148-й статьи УК РФ возможности «заткнуть» и «связать» предоставляет в полном объеме.

Так что закон не надо недооценивать. Он вполне эффективен. Неспособный спасти «веру», он в состоянии какое-то время защищать идеологию, в которую давно трансформировалась государственная религия. Будем откровенны: она утратила свою «возвышенную» составляющую еще в пожарах Новгорода и Ростова, восставших против кровавых методов христианизации, в воплях сжигаемых заживо волхвов, староверов и вольнодумцев. Вспомним: «А ежели кто не причащается, тех сечь розгами, давая по 5000 раз нещадно» (В.И.Семевский «Крестьяне в царствование Екатерины II», т. 1, СПб, 1903, стр. 310).

В реальности XXI века клерикальная идеология выглядит особенно забавно. Она опирается на «традиционные ценности России», позабыв, что они порождение того общества, в котором работорговля, рабовладение, публичные побои, вырывание ноздрей, гаремы из крестьянских девок, клеймение лбов и травля детей собаками для потехи, лакейство, холуйство, «запорки вусмерть» и челобитные — были не просто обыденным делом, но являлись узаконенным государственным нормативом. Закон о «чувствах», если будет умело применяться, вероятно, позволит вернуться ко многим из этих традиционных ценностей, так как большинство из них имеет религиозные подпорки.

Современная клерикальная идеология лукавит, делая вид, что напрочь позабыла и еще один пикантный факт: уровень умственного развития основы Св. Руси, т.е. русского крепостного крестьянина (того самого «богоносца»), не только в X—XVIII вв., но даже в начале XX века не отличался от уровня туземца Соломоновых островов, Новой Зеландии, Новой Гвинеи или народностей Нижнего Конго. Мировоззрение тех и других, их представления о болезнях, зачатии, родах, жизни, смерти, механике мира, добре и зле были практически идентичны. В «парничок», где выращивалась «вековая мудрость народа», легко заглянуть благодаря огромному объему документов, зафиксировавших подлинные представления основной массы жителей России того времени. Этнографическое бюро князя В.Н.Тенишева с 1844 по 1903 год дотошно, по всем без исключения губерниям, собирало свидетельства «народного мировоззрения». Сравнив их с современными им антропологическими материалами Тэйлора, Леви-Брюлля, Леви-Стросса, зафиксировавшими основные представления конголезцев, аборигенов Австралии, Соломоновых островов и Новой Гвинеи, мы видим поразительное сходство народов, которые удерживались в первобытности насильно или же естественным образом.

Приведем несколько примеров.

С туземцами Соломоновых островов тогдашнего русского крестьянина роднит убежденность, что пол зачинаемого ребенка можно отрегулировать в момент зачатия. Разница лишь в том, что русский народный способ предлагает мужчине при совокуплении надевать шапку или «бабий платок», а «соломоновец» пытается воздействовать на процесс с помощью «мужских» или «женских» перьев в голове. Примерно так же обстоит дело с контрацепцией. Народная мудрость предписывает крестьянской барышне пить собственные месячные, слегка растворенные водами семи ручьев, а туземке Австралии разводить их брызгами ночного дождя.

Впрочем, дело даже не в сходстве — первобытное мышление, как известно, транснационально. Дело в уровне интеллекта основной массы жителей православной империи. Это первобытное состояние 80% населения сегодня практически недостижимо, а именно в нем был секрет «державности» царской России. В принципе, конечно, можно заставить наших дам вновь начать пить свои месячные. Но для этого потребуются долгая, кропотливая работа религиозных организаций и очень большие бюджетные средства. Здесь одним удалением астрономии-биологии-геологии из школьного курса уже не обойдешься.

Впрочем, возможно, мы плохо думаем о тех людях, которые откопали закон о «чувствах» на средневековой помойке и спустили на впечатлительную российскую публику. Не исключено, что они руководствовались отнюдь не мракобесием, не желанием обрушить страну в прошлое, из которого нет возврата в цивилизованный мир, а вполне здравыми меркантильными соображениями. Например, созданием суперофшора.

Зачем нужны все эти кипрско-мальтийские риски? Зачем иметь дело с коварными греками? Проще создать нечто подобное внутри страны. Обнести ЭТО саркофагом из «моралей», «вер» и «патриотизмов» настолько мощным, чтобы снаружи никому и никогда не было возможности расслышать клокотания бродящих внутри денежных масс. А вокруг саркофага создать силовое поле из постоянной истерики об «оскорблении чувств» и нарушении «таинства веры». Чтобы ни один налоговик, ни один прокурорец никогда не смел бы сунуть туда носа в погонах.

Это уже даже не суперофшор. Это блаженный и праведный Офшорий. Ну, а мелкие побочные эффекты, вроде деградации и раскола страны, в этом случае вполне извинительны заботой о неусыпном благе блаженного старца. Конечно, у обслуги Офшория могло бы ничего и не получиться, если бы не общественность на «подтанцовке». Активисты, хоругвеносцы, депутаты… Все те, кто способен поддерживать градус религиозной истерики и принимать законы, охраняющие покой блаженного.

Вряд ли, кстати, сама «подтанцовка» в курсе, в каком величественном концерте она задействована. Ее главная награда — в праве на публичную пафосную истерику, в возможности хоть денек вкусить сладость собственной опричности. На имперскую «подтанцовку» не следует обижаться. Ей самой так комфортнее. Ее идеал России — глухо заколоченная «берендеева избушка», из которой откачана ненавистная «европейщина» и создан державный вакуум. В этой «избушке», передушив и пересажав инакомыслящих, они смогут наконец переодеться девами в кокошниках, опричниками, великими русскими писателями, царями, боярами — и будут водить бесконечные благостные хороводы в своем безвоздушье, счастливые от того, что задыхаются во имя идеи.

По всей вероятности, дело обстоит именно так. Но пугаться не стоит.

Все предопределено. Все нормализуется даже и без особых революций.

Дело в том, что сквозь коросты патриотизмов, мертвых идеологий и глупых законов, взламывая пафос и злобу «новой русской духовности», упрямо и неостановимо прорастают новейшие прагматические поколения. Они убийственно трезвы. Сплюнув на пол «берендеевой избушки» и прищурившись, они сформулируют свое житейское кредо следующим образом: если Россия хочет быть моей родиной — ей придется приложить для этого множество усилий. И вновь старушке РФ придется отдирать с себя коросты. И вновь — с кровью. И со старцем Офшорием придется проститься.

Погрустневшие имперцы, конечно, будут сопровождать трагедию отдирания корост и прощания траурным маршем, исполненным на ложках, балалайках и графинчиках. Но уже не из кресел Госдумы, а в качестве фольклорного ансамбля со сцены роскошного ДК, который тоже неплохо будет смотреться на месте бывшего бассейна.

Александр Невзоров

 Только атеист в полной мере видит безграничный нарциссизм и самообман верующих. Только атеист понимает, насколько аморально верить в то, что один и тот же милостивый бог спасал тебя от катастрофы и топил младенцев в их колыбелях. Отказываясь прятать реальность человеческого страдания за сладенькой фантазией о вечном блаженстве, атеист остро чувствует, насколько драгоценна человеческая жизнь — и как прискорбно то, что миллионы людей подвергают друг друга страданиям и отказываются от счастья по прихоти собственного воображения.