по мотивам А.Хэйдока.

                      Часть 1.

«…память об исчезнувшем подчас бывает не долговечнее тени бегущего по небу облачка: промелькнуло темное пятно – и нет его...» А. Хэйдок.

Я устал от расспросов молчанье храня,
Но подходит всему срок известно.
Тайна жизни чужая изводит меня,
Словно в клетке ей душно и тесно.
Мой давнишний товарищ художник Багров,
Несомненно талантлив от Бога.
И полотна его говорят лучше слов,
В них царят пламень, страсть и тревога.
В них ущелий седых, гнетёт тайна веков,
Буйство красок внушает опаску,
Полон страсти в картине любовный альков,
А реальность похожа на сказку.
Там неистовство духа и трепет души,
Там безумная жажда познания.
И когда тет- а- тет ты с картиной в тиши,
Понимаешь весь смысл мироздания.
Я давно бы поведал историю ту,
Только честью и клятвою связан.
Разгласить же больного сознанья мечту,
Был с его разрешенья обязан.
                ***
 Мне сегодня сдавило предчувствием грудь,
Я ходил сам не свой в ожидании.
И уже хотел сам вдруг отправиться в путь,
Поднесла мне судьба испытание.
Мне даосский монах весть о смерти принёс,
Он, вручив мне пакет удалился.
Я в отчаяньи вскрыл и не сдерживал слёз,
А потом, вспоминая забылся.

                ***
Красота местных гор, пелена облаков,
С моих слов его сразу пленила.
Он примчался внезапно, он всегда был таков,
Его страсть к переменам манила.
Отобедав, мы в горы помчались верхом,
Добираясь к намеченной цели.
Там в ущелье, зажатый вершинами холм,
У подножья надгробье и ели.
Лишь один он блистал среди серых высот,
С тихой грустью покой охраняя. 
Среди моря цветов, этот странный погост,
Словно створки меж адом и раем.
Красота,- он промолвил, и спрыгнул с коня,
Вмиг поставив мольберт, отрешился.
Через пару минут, он забыл про меня,
Я ж присев в стороне отключился.
Словно кто- то навеял мне сон среди дня,
Липкой ватой сковав мои длани.
Вдруг очнулся с трудом, и рассудок храня,
Разглядеть его тщился в тумане.
Я к ограде пошёл, а затем побежал,
Наважденье иль чёрная месса?
У мольберта приятель мой навзничь лежал,
А с картины смотрела принцесса.
Как живая, стоящая между аллей,
В одеянии древних династий.
Я стал в чувство его приводить поскорей,
А рассудком предвидел несчастье.
Где она? Прошептал он в рассудок придя,
Я смотрел на него в изумлении.
А потом рассказал что уснул среди дня,
Он же начал рассказ свой в волнении.
Только ты отошёл, как явилась она,
И стояла меж елями явно.
Я писал исступлённо с натуры, она
Дождалась, подошла ко мне плавно…
-Ты наверно от солнца упал в забытьи,
Я ему с укоризной ответил.
Приводи же в сознание чувства свои,
Он осёкся, но я не заметил.
Всю дорогу обратно, он «скулил» что устал,
Что «разбитым» себя ощущает.
По прибытии сразу же вещи собрал,
Объявив, что тотчас уезжает.
Мы простились тепло, но смущал факт один,
На расспросы мои о портрете.
Он в смущении взор от меня отводил,
И умчался, холст пряча в карете.
      
             ***

А меня закружило,- плен суетных дел
Целый месяц держал в напряжении.
И в одной из поездок я вдруг заболел,
С лихорадкой свалился в забвении.
Но как только в сознании забрезжил рассвет,
На природу я выбрался к свету.
Гор манила прохлада, и ветра привет
Доносил мне дыхание лета.
На вершине холма, среди горных дубрав,
Позолотой кумирня блистала.
Её статуи древние, вечность поправ
Наблюдали за мной с пьедестала.
В сумрак свода я молча прошёл меж рядов,
Суету позабыв у порога.
Словно в душу глядели мне лики Богов,
И неясная мнилась тревога.
Вдруг пред взором предстал измождённый монах,
Я Багрова узнал в нём внезапно.
Его вид выражал изумленье и страх,
А затем прошептал он чуть внятно…
Наконец то,- я рад, хорошо что ты здесь,
Облегчу я признанием душу.
Тайна сводит с ума, я извёлся уж весь,
Ты меня не суди, а послушай.
В лучах солнца открывшись седые хребты,
Словно ящеры выгнули спины.
Кэнтей Алина отроги будили мечты,
Как искусное па балерины.
Помолчав, он собрался и начал рассказ,
О портрете маньчжурской принцессы.
Что писал на заброшенном кладбище в час,
Когда мне вдруг привиделись бесы.

продолжение следует...

            
Инок59
                  Часть 2.

Увлечённый работой, стал глух я и нем,
А она появилась меж елей.
Я не думал откуда, мне хватало проблем,
С увлеченьем писал акварель я.
Я был рад, что центральной фигурой холста
Она стала, спешил я с портретом.
-Лишь бы ты не ушла,- про себя бормотал,
И работал быстрее при этом.
И под красками облик её оживал,
Вот почти уж картина готова.
Мне в рассудок глядел глаз раскосых овал,
Губы вымолвить силились слово.
Вдруг я выронил кисть, тёр ладонью виски,
Терзал память с прилежным старанием.
В муке сердце зашлось от неясной тоски,
И безумье входило в сознание.
Скорбный взгляд укоризненно в сердце запал,
Чьё- то имя припомнить неволил.
В исступлении я от тоски закричал,
От бессилья, страданья и боли.
И тогда словно вихрь прошумел в голове,
Мне реальность другая открылась.
Несёт конь вороной, я скачу во главе,
А в руках что то яростно билось.
Упоение в скачке и сил торжество,
Мой отряд уходил от погони.
Был удачен налёт и моё естество
От восторга ликует и стонет.
И в руках я сжимаю её на коне,
А она, отбиваясь, ярится.
Я целую, смеясь, я доволен вполне,
Дева плачет, не хочет смириться…
                      ***

…Возбужденье слегка утомило его,
Он закашлялся, остановился.
Наважденье развеяв, покачал головой,
Но продолжив, опять вдруг забылся.

                      ***
-Я в реальности той звался Яшка Багор,
Атаман был в разбойничьей шайке.
Бесшабашный повеса, забияка и вор,
В гуще каждой бывал перепалки.
…Две недели на север с добычей мы шли,
Уходя от внезапной погони.
Лагерь был на вершине « Собачей главы»,
Нас несли утомлённые кони.
Что принцессой была, я узнал лишь потом,
На привалах же, ласки срывая,
Погружался в нирвану и не думал о том,
Как меня она воспринимает.
Даже как- то нашёл под одеждой кинжал,
Но смеясь, положил в изголовье.
Даже мускул в лице ни один не дрожал,
Разве это зовётся любовью?
Так летел день за днём, но беда нас нашла,
Обступили враги, обложили.
Нас беспечность ,как водится, вдруг подвела,
Мы дозоры поставить забыли.
Спал ещё я, когда прибежал с криком друг,
- Атаман, поднимайся, расплата!
И в глазах её радость мимолётную вдруг,
Я узрел, сатанея, ребята.
В душу холод проник, словно кто-то в груди
По живому рвал сердце на части.
Про себя я подумал:- Ужо погоди,-
И пошёл разбираться с напастью.
Я окрест по вершине метался, как зверь,
Понимая, что нас окружили.
-Провозжалися с бабами, черти, теперь
Лишь одна нам дорога- к могиле!!!
Но ответили мне: - Не шуми, атаман,
-Ты же первый о бабу споткнулся.
Позабыл про порядок, бесшабашен и пьян,-
Слушал я и рассудок вернулся.
Закричал я:- Давайте засеки рубить!
И станичники зашевелились.
Из камней и деревьев стали бруствер ложить,
И в работе все страхи забылись.
Я на камень вскочил, что есть сил проорал:
-Эй, кандальники, любо ли жили?
Вдоволь грабили, пили, вас запомнил Урал?
Хорошо ли с бабьём покутили?
-Ох, и любо гуляли с тобой атаман!-
Отвечали разбойнички хором.
Было бито и граблено, выпит стакан,
И хватало девиц с перебором.
-Ну так, братцы - станичники, честь пора знать,
С колокольни долой - отзвонили.
Без попов нас сегодня пришли отпевать,
Отчего же тогда загрустили?
Не жалейте Вы порох для наших гостей,
Умирать, так с весёлым оскалом.
Зададим напоследок маньчжурам чертей,
Не поверю, что удаль пропала.
Головой  закивали разбойники в раз,
-Атаман наш -орёл, - закричали.
Бесшабашно пустились у бруствера в пляс,
И при этом ещё заспевали.
Я смотрел, как ватага кружит пред концом,
Подхватив залихватскую песню.
Не страшило нас злобное смерти лицо,
Знать, полечь нам судьба в этом месте.
Но веселью конец, я вскричал: - По местам!!!
И кровавая началась сеча.
И вот тут я внезапно её увидал,
В стороне от меня недалече.
Я особенно остро почувствовал боль:
- Скоро будешь свободна, как ветер.
Я сказал, ощущая её нелюбовь,
Но стояла она, не ответив.
Всё кипело кругом, словно в бурю прибой,
И со стоном волна откатилась.
Но их было не счесть, и продолжился бой,
Цепь вторая о бруствер разбилась.
Вот всё чаще взметались над ним топоры,
Блеск ярил окровавленной стали.
Занемела рука от «потешной» игры,
Заряжать самопалы устали.
Но конец был быстрее, чем я ожидал,
И маньчжуры засеку прорвали.
Как в тумане я бился, нож в спину поймал,
И упал, ноги не удержали.
Вдруг, прорвав эту стену, с платочком в руке,
Моя женщина  сверху упала.
И заплакав, кричала на чужом языке,
Я угас, прохрипев:- Опоздала…
               ***

Он прервал свой рассказ, и сидел неживой,
Грудь вздымалась, он в кашле забился.
Словно вновь пережил потрясенье и боль,
На мгновенье сознанья лишился.

                     ***

В этот миг подарив мне любовь навсегда,
Она сердце моё покорила,
И закрыла собой, я не умер тогда,
Хоть пленён был, но плен- не могила.
А потом подкупила охрану тюрьмы,
Лошадей приготовив с оружьем.
От погони на север ночами шли мы,
И она назвала меня мужем.
Я в горах с нею прожил двенадцать годков,
Там охотился, этим и жили.
Голодали и мёрзли под стоны волков,
Но тянулись друг к другу, ЛЮБИЛИ.
И ЛЮБОВЬ согревала нам в стужу сердца,
Не мечтали о большем мы счастье,
Чтоб прожить рука об руку с ней до конца...
И однажды случилось несчастье.

                          ***
По тайге мы брели, голод душу сковал,
Отклонились слегка  друг от друга.
И в оскале смертельном медведь ей предстал,
Омрачая путь звёздного круга.
Снёс ей кожу с лица первый страшный удар,
И ослепнув, она закричала:-
Муж мой милый! - Любовь не желала конца.
Она шею мою отыскала.
И рукой обхватив дорогую свою, 
Я сражался с напастью, зверея.
А ЛЮБОВЬ придавала мне силы в бою,
Отдал жизнь за неё, не жалея.
Превратившись в единый кровавый комок,
Покатились к холма мы подножью.
С треском хрустнула грудь, и шепнуть я лишь смог:
-Верь, ЛЮБОВЬ потерять невозможно.
Её сжал я ладонь и угас в тот же час,
И нас  смертью ЛЮБОВЬ обвенчала.
Но я знаю, что свет наших чувств не угас,
Раз она меня здесь отыскала…

                   ***

Я смотрел на портрет, слёзы лились из глаз,
Как судьбина бывает жестока! 
Лишь ЛЮБОВЬ нас от рока спасает подчас,
А бывает, казнит раньше срока.

       Три осечки.
По мотивам рассказа   Альфреда Хейдока.  

                         Глава 1.

Жажда сводит с ума, мой язык как в плену.
А ведь был в двух шагах от колодца.
Мысль о том, что прошёл, гонит злую волну
Под лучами палящего солнца.
Мой сосед словно пьян, обнимая затвор
Ищет взором на поясе флягу,
Молчаливый вопрос, словно выстрел в упор
Губ запёкщихся, требует влагу.
А в сознанье мираж, вижу шумный ручей
И живительных капель сияние.
Рос чистейший хрусталь, и прохладу ночей,
Угасая, ярится сознание.
А до цели рывок только цепь залегла,
Враг в *кумирни стенах затаился.
Плавит солнце песок, и кипящая мгла
Проникает, сосед мой взбесился.
Передёрнул затвор, пуля к цели пошла
Приготовив свинцовое жало.
И злым роком, наверное жертву нашла,
А ему всё как водится мало.
Он терзает приклад он взорвал тишину
И в бессвязных словах смысл утерян.
Визжит ротный отставить!!! Но в глаза заглянув
Ощущает неистовство зверя.
Но приказ есть приказ, словно плётки удар.
Наважденье внезапно проходит.
А в крови постепенно проходит пожар
И в себя полоумный приходит.
Вдруг со злобным шипеньем промчался снаряд,
Бог войны оживил перепалку.
И сознаньем уставшим вдруг понял отряд
Знать к атаке «утюжат» нам балку.
Подбородком упёршись в ладони свои,
Наблюдал я за буйством разрывов.
Равнодушье сменило страх и злости прилив
Так не раз перед боем уж было.
Угол зданья отъехал и задумчиво пал
Погребая в развалинах судьбы.
И в закатных лучах перед нами предстал
С безмятежностью каменный Будда.
Хриплым лаем погнала команда,- вперёд!!!
Цепь штыками щетинилась яро.
И бежал разномастный наёмников сброд
Словно в вихре хмельного угара.
Мы без злобы неслись, приближая «финал»,
Кровожадности нет и в помине.
Нас колодца манил каменистый овал
И от страха кровь в жилах не стынет.
Мы не первыми были кто цели достиг,
И смочил тёплой жижею глотку.
А соседа от жажды настиг нервный сдвиг,
Он вообще имел норов не кроткий.
Посмотрите,- орал, тыча пальцем на храм,
Шесть снарядов легли прямо к цели!!!
Стены сито, от крыши лоскутья и хлам
Будды статуи лишь уцелели.
Злобным смехом зашелся, досылая затвор
-«На потеху всем с дыркою будет».
Забайкальский казак с ним завёл разговор
-«Ты б не трогал святыни,- осудят».
Но того понесло, сухо щёлкнул курок
Звук осечки, толпа в изумлении.
Неудачей взбешённый не сдался стрелок
Досылая патрон весь в волнении.
Вновь казак ему,- «полно, святыни не трожь
Не будил бы болезный ты лиха».
-Не снискать тебе славы, лишь беду наживёшь,
А народ обступал его тихо.
Любопытство горело в их мутных глазах,
Он, бледнея вновь вскинул винтовку.
И забыв окончательно все тормоза,
Надавил пальцем спуск со сноровкой.
Звук осечки казалось, по душам прошёл,
Ведь кощунство бессмысленно жутко.
Но стрелок побледневший вдруг силы нашёл,
Передёрнуть затвор в промежутке.
Взвод застыл в ожиданье осечки опять,
И она прозвучала набатом.
Прокричал я,- довольно, ну хватит стрелять.
Но безумье владело солдатом. Лихорадочным блеском горел его взор,
Он внезапно к виску ствол приставил.
Выстрел грянул в безмолвии как приговор,
И сознанье дух грешный оставил.
Санитар на вопросы махнул лишь рукой
Разойтись нам осталось в молчании.
Положив крест промолвил я,- вечный покой
И немного взгрустнул на прощание.

*кумирня - небольшая языческая (обычно буддийская) молельня с кумирами, идолами.

Продолжение следует.

Продолжение. Три осечки.
                   Глава вторая.

Мы ошиблись увы, смерть коварства полна,
И играет с безумцами в прятки.
То небрежно смахнёт жизнь бокалом вина, 
То от страждущих мчит без оглядки.
Сколько время прошло, я не помню друзья,
Но достала меня ностальгия.
С ней мириться поверьте уж точно нельзя,
Вяжет нервы в канаты тугие.
Мы в каморке с фельдфебелем пили с утра,
Под тоскливую песнь волонтёров.
На дворе уже осень, унынья пора,
Седина на висках приговором.
Вдруг внезапно стих шум и зловещую тишь, 
Треск свечи нарушал да мерцание.
Было слышно скребётся за полкою мышь,
Словно замерли все в созерцании.
Скрип двери нам явил бледный облик стрелка,
Он промолвил смущённо,- не ждали?
Собутыльник икнул, потерялся слегка,
Сознавая реальность едва ли.
Настроение сжалося в жалкий комок,
Как пинка получившая псина.
Без сомнения сделать заиками смог,
Если б вышел внезапно за спину.
Затянулось молчанье но пьяный угар,
Я нарушил, подвинув бокалы.
Он остался таким же ни молод, ни стар,
Лишь в глазах лихорадки пожары.
Когда снова нам хмель развязал языки,
Рассказал он как чудо свершилось.
Уж копали могилу в вечор мужики,
И вдруг сердце внезапно забилось.
А затем долгий путь из санбата опять.
Искупил он осечку с лихвою.
Он, конечно мечтал повернуть время вспять
Только разве ж поспоришь с судьбою.
Слушал я а на сердце давила тоска
Хлад могильный тревожил мне душу.
И от злости неясной сжималась рука,
Я внезапно промолвил,- послушай…
Оставайся и пей, я откланялся вдруг.
Он как будто взял отпуск у смерти.
И свет глаз у него вдруг внезапно потух,
Только я не заметил поверьте.
Что ж так рано? Ещё не допито вино?
Говорил он на жалость взывая.
За тобой стоит смерть и тебе всё равно,
Отвечал я бокалом играя.
Ты заметил? Он словно свернулся в комок
И отпрянул как будто от плети.
Да он проклял тот день, но исправить не смог,
Мы за каждый поступок в ответе.
Я уже умирал и осечку одну отработал душою и кармой,
Но коль просят «Они» снова смерть я приму.
Тишина воцарилась в казарме.
…Нож взлетел над столом, словно сделал прыжок,
Он вонзал его в горло как в сало.
Вновь фонтан алой крови безумье зажёг,
На щеках охладевших и впалых.
Мы рванулись к нему но был близок конец,
Вновь послышались смертные хрипы.
Упокойся же с миром хоть сейчас наконец
А в ответ лишь кровавые всхлипы.

…Но смеялась косая, вот кому не пропасть.
И воскрес он понятно обратно.
Переводом сорвался в соседнюю часть,
Чтоб погибнуть уже безвозвратно.
Три попытки обидеть кумиров чужих,
Красной нитью судьбу прочертили.
Вспоминая, копаюсь я в мыслях своих,
Вопрошая, а правы ль мы были?
В суеверье погрязли, призывая злой рок,
А наверное каяться надо.
Не уважив традиций получили урок,
Если грешен и в смерти награда.
А Христа кроткий лик в поднебесье парит.
Я взываю Всевышний доколе
Поруганье сносить будешь храмов Твоих???
…А в ответ мне,- «Я вас не неволю».
Выбор каждый свершит между светом и тьмой,
Жить с Любовью, отринув беспечность
Или блага земные делить с сатаной,
Потеряв для души своей вечность.

Баллада.       
 
Грешница.

А.П.Хейдок *
* Альфред Хэйдок (1892-1991) - пламенный приверженец Агни Йоги, всю свою жизнь посвятивший поискам истины.
ГРЕШНИЦА
О чем умолчало Евангелие от Иоанна.

Сказали Ему:- Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии;
А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями. Ты что скажешь?
Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания.
Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: -Кто из вас без греха, первый брось в нее камень.

Так какова была дальнейшая судьба совершившей прелюбодеяние женщины?

      Глава первая .

                Пролог



Конечно, проще, подослать убийцу,
Вот только сторожат ученики.
А тут ещё калек несчастных лица,
Нет, это явно было не с руки.
Первосвященник чётки долго мучил,
Искал причину, морщась со старанием.
Но тут внезапно подвернулся случай,
Поймали деву в прелюбодеянии…
Зной плавил камни, к полдню день клонился,
Базарный шум накрыл Иерусалим.
Иисус присел в тени, воды напился,
Вдруг фарисей склонился перед ним.

-Учитель, рассуди со всем вниманьем,
И Моисея растолкуй закон.
Как взятых нам судить в прелюбодеянии?
Побить камнями- предписал нам он.
Эсфирь стояла и с мольбой во взоре
Решения судьбы своей ждала.
Толпою уличённая в позоре,
Она уже, казалось, умерла…
Иисус взор поднял, в нём светился пламень,
Писала тростью на песке рука:
-Так пусть же первый бросит в неё камень,
Уверенный, что сам он без греха.
Написанное им прочтя в смущении,
Судьи ушли, чтоб скрыть свои грехи.
Толпа же наблюдала в изумлении,
Как затихали спешные шаги.
Когда же разошёлся пред Иисусом
В смятении пристыженный народ,
Она, согбенная моральным грузом,
К коленям пала, сделав шаг вперёд.
Но он привстал, обнял её за плечи,
В глаза ей глядя, вымолвил в тиши:
-Сестра, покайся, время душу лечит,
Ступай же с миром, больше не греши.

Часть1 бегство Эсфирь.

Иисус, предвидя месть от фарисеев,
Иерусалим покинул в тот же час.
Направился в общину он ессеев,
Эсфирь же, осознав кто её спас,
Собрала вещи, мужа дом покинув,
Из города скорей пустилась прочь.
И прошлое постыдное отринув,
К нему спешила с просьбою помочь.
Совет был прост: бежать из Иудеи,
Обиды фарисеи не простят.
Они сторонники слепой идеи,
И чужд фанатикам разумный взгляд.
Духовною беседой смягчив раны,
Он вверил её жизнь ученикам.
Ей предстоял путь сложный утром рано,
Довериться с попутчиком пескам.
Попутчик из окраины ессеев,
Был очень атлетически сложён.
Он тоже ненавидел фарисеев,
А потому исход ускорил он.
Навьючив на осла свою поклажу,
Они пошли, как брат с сестрою в путь.
И нить судьбы, распутывая пряжу,
Соткала им Божественную суть.
Попутчик Измаил шёл с палкой длинной,
Хоть ростом не обидел его БОГ.
На поясе сверкал клинок старинный,
Но он смиренно избегал тревог.
И только у начала злой пустыни,
Пройдя последний постоялый двор.
Сказал он ей: - Сестрёнка, здесь отныне
Нам путь суровый предстоит до гор.
К шесту приладил наконечник ловко.
Дорожный посох превратив в копьё.
Достал аркан, сплетённый из верёвки,
И молвил:- Здесь кончается жильё.
На много миль песчаная пустыня,
Нам спутником- шакалов злобный вой.
Стаи гиен, кружить будут отныне,
-Я не боюсь,- Эсфирь промолвила-…с тобой.
Они пошли, влекомые надеждой,
Попутчиком им был палящий зной.
Холодной ночью, кутаясь в одежды,
Ведомые связавшей их судьбой.
Обороняясь от зверей умело,
Не пали духом в трудном том пути.
Есфирь шагала с Измаилом смело,
Готовая преграды все пройти.
Ей прошлое казалось тенью зыбкой,
Кошмарным сном, явившимся в бреду.
А Измаил смущённою улыбкой,
Казалось, отведёт боль и беду.
Так дни летели, и уже казалось,
Что испытанья будут позади.
На горизонте точка показалась,
У Измаила дрогнуло в груди.
Нет, не страшился он врага в пустыне,
Рождённый воином, он часто видел смерть.
Но ту, чьё сердце он хранил отныне,
Как оградить от страшной круговерти.


Часть 2 Наур Хан.

На горизонте всадник показался,
Летел как птица конь с звездой во лбу.
В движеньи хвост по ветру развевался,
Какую им пророчил он судьбу?
Всадник надменно мимо них промчался,
Презрительна улыбка, злобный взгляд.
Лишь только им спасенье показалось,
Как он внезапно повернул назад.
Бросив поводья, сжав копьё руками,
Эсфирь спиною Измаил закрыл.
Ее ободрил нежными словами,
Конь на дыбах удила закусил.
Поглаживая саблю дорогую,
Промолвил всадник:- Женщину продай.
-Я сёстрами своими не торгую,
А ты другой дорогой поезжай,-
Ответил Измаил, копьё направив,
И всадник, поняв, что не равен бой,
Их, развернув коня, одних оставил,
Чтобы не спорить с призрачной судьбой.
А руку, занесённую к метанью,
Эсфирь остановила в тот же миг.
Претило ей убийство в наказанье,
Казалось, Измаил «всего» достиг…
-Ты под плащом доспехи рассмотрела?
Копьё б скользнуло, не чиня вреда,
И он, вернувшись, зарубил нас смело….
Ты мою жизнь, сестра, спасла тогда.
Ответь:- Я прав?- спросил он осторожно,
Когда уж всадник скрылся за бархан.
И он, в глаза смотря её тревожно,
Сказал, что это был сам Наур - хан.
Он лютый предводитель скотоводов,
Что грабят всех, кто встретится в пути.
Загублено им множество народа,
И только бегство может нас спасти.
-Он скоро будет здесь, сестра, с подмогой,
В пустыню надо нам скорей свернуть.
Пока они поскачут по дорогам,
Мы постараемся запутать путь.
Два дня они звериною тропою
Бежали, сторонясь любых дорог.
И видимо, хранимые судьбою,
Далёких гор увидели отрог.
-Вот наша цель, но впереди равнина,
Дозорным я пошлю условный знак.
Коварный враг может ударить в спину,-
Сказал он, водрузив на древко флаг.
-Вон тот утёс подходит для сигнала,
«Зубом дракона» мы его зовём.
Нам поспешить,- промолвил он,- пристало,
-И там, сестра, немного отдохнём.
Они пошли, ведомые надеждой,
И затемно преодолели путь.
И видимо дошли к утёсу прежде,
Чем их манёвра разгадали суть.
Утёс тот средь равнины одиноко
Стоял предвестником грядущих скал.
Он возвышался гордо и высоко,
Как будто поединщика искал.
Вот Измаил поднялся, осмотрелся,
И подал своим братьям тайный знак.
Потом в пустыню пристально вгляделся:
Не притаился ль на дороге враг.
С тревогою спустился он к подножью:
-Я видел всадников, но это не друзья.
Их четверо, точнее сказать сложно,
Судьба твоя решится и моя.
Скорей всего, приказ нас взять живыми,
Тебя в наложницы, меня в полон.
Готова ты, сестра, сразиться с ними,
Или на милость сдашься?- Молвил он.


Часть3 битва.

-Уж лучше смерть, чем рабство и неволя,
Но я не воин, чем я помогу?-
Эсфирь вскричала с горечью и болью…
Он доставал доспехи на бегу.
-Раз мы- товар, то не допустят раны,
И в этом наши козыри в игре.
Когда кидать они начнут арканы,
Ты рассекай их в воздухе скорей.
Он поднял меч, копьё к руке приладил:
-Бранись, визжи, кидай песок в глаза,
И главное, чтобы утёс был сзади.
А у Эсфирь срывало тормоза…
Внезапно страх ушёл, осталась ярость,
Она, как львица, ринулась вперёд.
Вот первому врагу в лицо досталось,
Второму- нож гнедого в брюхо бьёт.
Конь, спотыкаясь, всадника сминает,
А Измаил уж рубится с плеча,
И предводитель ясно понимает,
Что явно битва будет горяча.
Но силы не равны на поле ратном,
Кто знает, чем закончился бы бой.
И вдруг коней разбойники обратно
Враз повернув, умчались прочь гурьбой.
Воскликнул Измаил:- Случилось чудо!!!
Но от чего бежит постыдно враг?
Проста разгадка: всадники повсюду,
На древке поднят их общинный стяг.
Отряд на помощь послан был общиной,
И вовремя, как видим, подоспел.
Теперь с охраной будет путь недлинным,
И облик Измаила посветлел.
Габриэль, брат нашего героя,
Возглавил в помощь посланный отряд.
-Мы их догоним,- прокричал он,- к бою!!!
И вновь в пустыню всадники летят.
-Но кто ж из вас сигнал мой заприметил?-
Едва успел промолвить Измаил.
-Никто, братишка,- Габриэль ответил,
-Вы отдыхайте, набирайтесь сил.
Нам матушкою Зарой путь указан.
И он умчался догонять врагов.
А Измаил, услышав о приказе,
От изумления лишился слов.

Часть 4  община.

И вот равнина пройдена, к ущелью
Без трудностей добрался наш отряд,
Вела дорога к долгожданной цели,
И больше не предвиделось преград.
Община своё войско содержала
И упреждала вылазки врагов.
А таковых, увы, было немало,
И сабля убеждала лучше слов.
Два поручителя должны замолвить слово,
Чтоб прибывший мог остаться жить.
Эсфирь, услышав, оробела снова:
Кто ж прошлое захочет ворошить.
Но Измаил промолвил:- Поручитель-
Иисус, его слова в цене.
В общине уважаем, как учитель,
И потому достаточно вполне.
Утро, известно, мудренее ночи,
И, отложив дела все на потом,
Ей Измаил промолвил, что он хочет
На отдых пригласить её в свой дом.
Их радостно встречали домочадцы:
Мать, меньший брат и юная сестра.
Эсфири же всё сном стало казаться,
После всех дней, что правила беда.
Сестра омыла ноги ей с порога,
А Измаил поведал, что Иисус
Послал её в общину с ним в дорогу,
Представить Заре, если доберусь.
После рассказа о пути опасном
Их усадили ужинать за стол.
Эсфирь вопросов всё ждала,- напрасно,
И потихоньку страх её прошёл.
Припомнив дни прошедшие внезапно,
Суд фарисеев, слов Иисуса суть.
Опасности дороги поэтапно,
И воинов, им преградивших путь,
Она всплакнула, всё ещё не веря,
Что к прошлому возврата больше нет.
Раскаяние придало ей веры,
Открыв дорогу к радости и свету.
Её утешили и отвели в покои,
Назавтра к храму предстоял им путь.
И до утра оставили в покое,
Чтобы смогла чуть, чуть передохнуть.


Часть5 Зара.

Жила община по своим законам,
Отвергнув зависть, ревность и расчет.
И почитала древние каноны,
По коим ведал браком звездочёт.
Соединяли по стихиям семьи,
С рождения рассчитывая их.
И мудрецов совету жили внемля,
А нравственность несли в сердцах своих.
Среди старейшин Зара выделялась,
Провидицей, целителем слыла.
Беду заранее отвести старалась,
А средь совета старшею была.
Ворота распахнулись вдруг навстречу,
Сказала им служанка:- Мы вас ждём.
Нас о приходе известили в тот же вечер,
Вас Зара приглашает на приём.
Они слегка застыли в изумлении,
Но, поборов смущение, вошли.
Эсфирь же охватило вдруг волнение,
Но ноги сами в башню понесли.
Их пожилая женщина встречала,
Седые пряди, синие глаза.
И Измаил ей с самого начала,
Весь путь их по пустыне рассказал.
-Я мысль Учителя заранее узнала,
И ваш приход увидела во сне,-
Ему степенно Зара отвечала,
-Ты порученье выполнил вполне.
Можешь идти, я благодарна очень,
Эсфирь же здесь останется со мной.
Но видно было: Измаил так хочет,
Чтобы исход разлуки был иной.
Он тихо молвил, взор не опуская:
-Мы можем вскоре свидеться опять?
Эсфирь, его до двери провожая,
Волненье сердца не могла унять.
Ей вспомнился поход и бой в пустыне,
И защемило сладостно в груди.
Видно, судьба связала их отныне,
Она сказала просто:- Приходи.

Часть6  посвящение.

Зара с улыбкой нежною молчала,
Пока они простились у дверей.
Когда же расставание настало,
Эсфирь к себе призвала поскорей.
-О дочь моя, так мне приятна встреча,
Я годы долгие тебя ждала.
Благословенен будь же день и вечер,
За то, что всё же нас судьба свела.
И за добро, что ты мне оказала,
Теперь смогу тебя благодарить.
В смущении Эсфирь пред ней стояла,
Не зная, что в ответ ей говорить.
-Давным-давно, в одной из прошлых жизней
Завоеватель развязал войну.
Родителей моих он предал тризне,
Я оказалась девочкой в плену.
Невольницу жене он из похода
Привез, чтоб та рабынею была.
Была царица доброй от природы,
И воспитать как дочь её смогла.
За ласку и тепло твоё, родная,
Теперь смогу тебя благодарить.
Эсфирь взмолилась:- Зара, я не знаю,
Ну как такое с нами могло быть?

-Дитя, понятно, смотришь ты на тело,
И думаешь, что это ты и есть.
Но тело лишь одежда,  вот в чем дело,
А ты душою  в теле существуешь здесь.
-Всё это очень ново,- Эсфирь ей отвечала,
-Мне надо всё осмыслить, сестра, не обессудь.
-Конечно, дорогая, спешить нам не пристало,
Я расскажу, что знаю, а ты со мною будь.
Жемчужинами знаний делиться с тобой буду,
Как некогда, родная, делилась ты со мной.
Я расскажу о травах, о врачеванье люда,
О звёздах и планетах, что нам грозят бедой.
Придётся научиться даже стрельбе из лука,
Ведь грозные соседи нас окружают здесь.
Поверь мне, пригодится подобная наука,
Готова к испытаньям? Все «за» и «против» взвесь.

Часть 7 Любовь





К закату день клонился, был вечер тих и светел,
Как обещал, пришёл к ней Измаил.
Он с Зарой вежлив был, доволен и приветлив,
И новости он им проговорил.
Успехом завершилась погоня их отряда,
И люди Наур - Хана пленены.
-Старейшины решили: достоин я награды,
Но ведь её добыли вместе мы.
На том они расстались, сказав -Спокойной ночи.
Но часа не прошло, пришёл гонец.
То младший брат Роам сказал что очень хочет
Эсфирь увидеть Измаил. Юнец
Взволнован был и весел и с важностью проследовал во двор.
Конь вороной стоял, порывистый как ветер,
И статью своей радовал их взор.
И Измаил под стать: нарядный, при оружье,
Сиял пред нею, словно юный Бог,
В седле с узором из нарядных кружев,
И вот он соскочил к ней на порог.
-Сестра, смотри, исполнилось желанье,
В награду мне достался дивный конь.
Из глаз его струилось ликованье,
А в сердце у Эсфирь горел огонь.
Прикосновенья юного красавца
Истомой жаркой разлились в груди.
Искра прошла между сплетённых пальцев,
Но что- то ей сказало:- Погоди.
С пылающим лицом она ушла в смятенье,
Чтобы желанье плоти погасить.
Остаток дня промучившись в сомненье:
Достойна ли она его любить?

Часть 8 «искушение»

Замужняя жена, прелюбодейка,
Что скажут люди? Вскроется обман.
Настала ночь, коварная злодейка,
В душе посеяв похоти дурман.
Ей не спалось, вернее, сон был зыбок,
Он киноленту жизни ей крутил.
Всю череду грехов её, ошибок,
И совесть непрестанно бередил.
Но у лукавого другие планы,
Он ей шептал:- Ты молода, наплюй.
Достигнешь плотской радости обманом,
Избранника ты телом завоюй.
А если мать вдруг встанет между Вами,
Возьми второго брата в оборот.
Баталию не выиграть словами,
А так устроят братья укорот.
Ещё немного- красота увянет,
Неужто старой девой будешь жить?
Упустишь шанс, ну кто ж на тебя глянет,
Ты рождена любимой быть, любить.
В сознании всплывали те картины,
Что тешат плоть объятьями… Но вот
Опять её толпа толкает в спину,
И вновь на суд к учителю ведёт.
Так час за часом бесы искушали,
С ними боролась грешная душа.
Так сладострастья сцены рисовали,
Что та к утру осталась чуть дыша.
Младое тело жаждало познанья,
Ведь раз спасли, так и ещё спасут.
В ней бушевали страсти и желанья,
И вдруг опять привиделся ей суд.
Толпа вновь бесновалась злобой лютой,
Но она шла, уверенная в том,
Что Он придёт спасти её, как будто,
Она извечно под Его крылом.
Вот поворот и площадь вся в народе,
От зноя нет спасения в кустах.
Вот она к месту лобному подходит,
И душу вдруг пронизывает страх…
Невосполнимой видится потеря,
Смятенный вопль её увяз в тиши.
Проснулась с криком:- Господи, я верю!
В ответ слова:- Иди и не греши.
Она с молитвой пала на колени,
Отринула желанья страсти плоть.
И бесы сразу канули в забвенье,
Увидев, что присутствует ГОСПОДЬ.

Часть 9 «духовное прозрение»

Ждала тактично Зара объяснений,
И вот Эсфирь ей задаёт вопрос:
-Могу ли я любить без сожаленья,
Чтоб не умножить вызванных мной слёз?
-Дитя моё-, ей Зара отвечала,
-Любви достоин каждый, в добрый путь.
Но главное, чтоб впредь  ты осознала:
Любовь бывает разной, в этом суть.
Одна любовь- к себе и к наслажденьям,
Она эгоистична и вредна.
Всех предаёт без тени сожаленья,
Всю силу жизни выпив их до дна.
Она ведёт в тупик и разлагает
Порывы совести и ауру души.
Она корысть для тела предлагает,
И позволяет разуму грешить.
Самоотверженность, к любимым состраданье,
Вот та Любовь, что в вечность нас ведёт.
Прощенье, пониманье и признанье,
Душе дарует в Истину полёт.
Плоды такой ЛЮБВИ обогащают,
Искусства развивают и сердца.
И тот, кто это сердцем принимает,
Блажен и счастлив будет без конца.

Так день прошёл, Эсфирь уже решила,
Что для любви надо достойной стать.
Чтобы потом соединиться с милым,
Но он для сватовства послал к ней мать.
Все осознав, нисколько не робея,
Она ей мягкий выдала отказ:
-Я в сельской жизни мало что умею,
Боюсь, обузой стану я для Вас.
Обе простились, но без сожаленья,
Эсфирь решила- Измаил поймёт
Причины её трудного решенья,
А если любит, сердце подождёт.

Окончание следует…

ГЛАВА 2 СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ.

Часть 1 

В совет старейшин поступали вести,
Что Наур - Хан, реванш замыслил взять. 
С соседями он собирался вместе,
Поход против общины предпринять.
Вождям сулил он равную добычу,
Планируя общину разгромить.
И многие склонялись к его кличу,
Вопрос решался «быть или не быть».
Старейшины усилили отряды
Усилив земледельцами войска,
Те в строй вставали с воинами рядом,
К оружию привычна их рука.
И день, и ночь дежурили в пустыне,
А вход в ущелье прикрывал дозор.
Община грозной крепостью отныне,
Предстала в обрамленье  старых гор.
Внезапно тяжко Зара заболела,
События предвидеть не могла.
В беспамятство срывалась то и дело,
Эсфирь молилась, чтоб не умерла.
И вот в один из проблесков сознанья,
Зара сказала, может ей помочь
Отвар из горных трав, без колебанья
Эсфирь к старейшинам пустилась в ночь.
Путь предстоял до Барсова ущелья,
Там возвышался каменный утёс.
И этою травою средь расщелин,
Обильно на вершине он порос.
Путь предстоял не близкий и опасный,
И без сомненья нужен проводник
Который путь в ущелье знал прекрасно,
Совет старейшин просьбам её вник.
Ей предложили выбирать любого,
И в памяти предстал вдруг Измаил.
А струны чувств в душе взыграли снова,
Ведь он как прежде всё её любил.
И её страсти не остыли тоже,
Был выбор сделан он и брат Роам.
Но в сумерках выступать негоже,
Трудна дорога ночью по горам.

Часть 2 

Заря ласкала горные вершины,
И солнца луч пробившись сквозь туман
Блистал янтарным светом беспричинно,
Развеивая сказочный дурман.
Эсфирь готовая в дорогу вышла,
Два брата молча, ждали у крыльца.
Они с ней поздоровались чуть слышно,
Улыбка не сходила с их лица.
Она в ответ им улыбнулась мило,
Хотя смущенье не смогла унять.
Ведь сердце её страстно так любило,
Что его бой едва смогла унять.
Казалось сватовство не отразилось
На отношенье Измаила к ней.
Неловкость эта вскоре позабылась,
И они в путь отправились скорей.
Их души опьянённые надеждой,
При встрече вновь взыграли от любви.
Плечом к плечу пошли они вновь вместе,
А счастье разливалось по крови.
Прошли общину, путь лежал в ущелье
Зажатое среди высоких скал.
Горный поток смирив своё веселье,
Путь к воле средь утёсов отыскал.
Каскады брызг сверкали как алмазы,
Ворчал сердито пенный водопад.
И вод хрустальных волны раз за разом,
Подпитывали яростный каскад.
Тропинка через мост ныряла в горы,
Змеилась вдоль утёсов вверх и в низ.
То открывала вольные просторы,
А то срывалась в узенький карниз.
Дыхание сбивалось ныли ноги,
Вот Измаил скомандовал,- привал.
Пред взором встали горные отроги,
И узкая дорога среди скал.
Путь предстоял наверх к седой вершине,
Их цель была доступна и видна.
Трава вилась по трещинам полынью,
Манила свежей зеленью она.
Вокруг во всей красе блистали горы,
Пики вершин укрыли  облака.
Дух замирал взирая на просторы,
Казалась нитью золотой река.
И в обрамленье сказочных чертогов,
Капли озёр сверкали как алмаз.
Краса земли воссозданная БОГОМ,
Пленила душу радовала глаз.
Казалось будто небо акварелью,
Мазками рисовало на холсте.
А шум воды чарующей свирелью,
Пел серенаду дивной красоте.
Собрали травы вместе в одночасье,
И чтоб продлить минуты встречи той.
Ей Измаил сияющий от счастья,
Внезапно произнёс, сестра постой.
Нам до вершины лишь чуть- чуть осталось,
Там с птичьего полёта виден мир.
Давай сердцам подарим эту малость,
Зарделась согласившись с ним Эсфирь.

Часть 3

Так шаг за шагом путь преодолели,
И сердце замерло пленённое красой.
А ветер среди скал звучал свирелью,
Играл её распущенной косой.
Но что это за точки у подножья,
Встревожено прошептал Роам.
Они пригнувшись стали осторожно,
Приглядываться к прибывшим врагам.
Как видно, враг у входа в их ущелье,
Лишь отвлекал вниманье и дразнил.
Восторженность пропала и веселье,
Задумался внезапно Измаил.
Если отряд пройдёт по перевалу,
Общинников застигнет он в расплох.
Бед несомненно натворит немало,
Да, план у Наур Хана был неплох.
Внезапно захватив детей и женщин,
Он сможет свою волю диктовать.
Никто не сможет тогда зло уменьшить,
Так подлости нельзя противостоять.
Решение к нему пришло мгновенно,
Один должен общину известить.
А остальные двое несомненно,
Бой примут, чтоб врага не пропустить.
От дум очнувшись он сказал сестрица,
Иди в долину помощь приведи.
Лети в общину быстрокрылой птицей,
А у Эсфирь вдруг дрогнуло в груди.
Она сказала тихо Измаилу,
Останусь я, а вниз пойдёт Роам.
Я не дойду, дорогу позабыла,
А лук и стрелы пусть оставит нам.
Не зря меня учили бить из лука,
Я больше здесь поверь мне, пригожусь.
Случай предстал опробовать науку,
А у самой в словах сквозила грусть.
На том и порешили, лук оставив,
Роам в общину вскоре поспешил.
А Измаил вгляделся и представил,
Какой же будет расстановка сил.

Часть 4

Тропинка что вилась вокруг утёса
Имела выступ посреди пути.
Там одному пройти было непросто,
А по-другому склон не обойти.
На выступе конечно было тесно,
Пространство маловато для двоих.
Но камень прикрывает это место,
Да и с тропинки не увидеть их.
Они на выступ перешли умело,
И наблюдая облаков полёт.
Вдруг Измаил спросил её несмело,
Она опасность сердцем сознаёт?
Она сказала,- смерть нас ожидает,
Я поняла, что мы обречены.
Зачем же ты осталась если знаешь?
Мы соплеменников спасти должны!
Они стояли молча в ожиданье,
А мир вокруг как будто ярче стал.
И жизнь милей казалась и желанней,
Неужто час последний их настал.
Тебя я полюбила беззаветно,
Промолвила приблизившись Эсфирь.
Тогда зачем ты не дала ответ мне?
С мольбою Измаил провозгласил.
Я  посчитала, что я недостойна,
Блудница и неверная жена.
Но Измаил прервал её,- довольно,
За всё ты заплатила уж сполна.
Эсфирь же продолжала осторожно,
Как видно это Божия стезя.
Мне умереть с тобой любимый можно,
А жить в любви, увы, никак нельзя.
Ей Измаил ответил вдруг в волненье,
Я не изведал женский поцелуй.
Коль любишь то развей мои сомненья,
И счастье мимолётное даруй.
И они слились в поцелуе страстном,
Качнулось небо и ушла земля.
И жизнь вокруг казалась так прекрасна,
В блаженстве эту пару примиря.
Как будто свет пронзил благословеньем,
Эту любовь под сенью древних гор.
Мы счастливы могли бы быть,- в волненье,
Он прошептал ей ласково укор.
Скатились камни в ноги с горной кручи,
Как видно ворог уже близко был.
Беда сгустилась злобной чёрной тучей.
И вмиг серьёзным стал вдруг Измаил.

Часть 5

Вокруг всё так же величаво горы,
Баюкали на пиках облака.
Казалось великаны на просторе,
Держат ущелье в ласковых руках.
Что им до мелкой суеты живущих,
Они стоят пред вечностью столпом.
Повенчанные с истиною сущей,
Лазоревым укрыты колпаком.
Пройдут века и облик их нетленный,
Предстанет перед новою звездой.
А свет летящий из глубин вселенной,
Им не грозит ни смертью ни бедой.

Враги неслышно крались вдоль утёса,
С сухим щелчком пропела тетива.
Стреляли оба ни к чему вопросы,
В ущелье пала первая глава.
За ней второй и третий вниз скатился,
И вдруг проклятий разразился град,
Но под ноги упал, кто так ярился,
Обвился вкруг руки шипящий гад.
Враг обойти решил как видно с тыла,
Эсфирь на плечи другу взобралась.
И вновь врага стрелою поразила,
И временно атака прервалась.
Они же невзирая на раненья,
Объятьями встречали тишину.
Помощь придёт конечно без сомненья,
Но кто поставит гибель им в вину?
Должны они ещё чуть продержаться,
Но враг хитёр он планы изменил.
Щитом огромным стал он прикрываться,
Стрелою недостанет Измаил.
И тучи стрел ответных полетели,
Они едва успели отступить.
А стрелы злобно песню смерти пели,
Как видно до подмоги не дожить.
Внизу у вод шумливой горной речки,
Дерево старое тянулось до небес.
Стрела плоть разрывая без осечки,
Взвилась из кроны, видно враг долез.
В бедро она вонзилась Измаилу,
Он выдернул, её ж послал в ответ.
Она взлетела с яростною силой,
И новый враг покинул этот свет.
Но вскоре крона вновь зашевелилась,
И свист стрелы погибель нёс Эсфирь.
Смертельным жалом под сердце забилась,
В объятья её принял богатырь.
Израненное тело покидая,
Меня дождись, он ласково шептал.
Мы вместе мир покинем дорогая,
Ещё чуть- чуть, уж близится финал.
Она вздохнув кивнула затихая,
В его объятьях не страшила смерть.
Ты умираешь жизнь других спасая,
Он ей шептал сквозь боя круговерть.
А у Эсфирь пред взором жизнь промчалась,
Вновь суд, и сердце сжалось от тоски.
На этот раз виденья замедлялось,
Ужель отринет? Не подаст руки…
Но нет, вот он стоит весь в ярком свете,
И руки простирая возвестил.
Сестра,- «ЛЮБОВЬЮ БЛИЖНИЙ ВАС ОТМЕТИЛ»,
И Вам за то, грехи Я отпустил.
А где толпа, что громка так кричала?
На площади общинников стена.
Судьи исчезли,- вместо них звучали,
Эсфири с Измаилом имена.
Она как бы парила над общиной,
И принимала чувство доброты.
Которое дарили ей незримо,
Как благодарность с чувством теплоты.
Последних сил своих собрав крупицы,
Я счастлива,-«промолвила она».
К губам её он нежно наклонился,
И ощутил восторг её сполна.
Услышав топот конного отряда,
Ликующий и радостный привстал.
Стрела вонзилась с сердцем где то рядом,
И он смертельно раненый упал.


Эпилог.


Зара болевшая с забытья очнулась,
И ей привиделся описанный сюжет.
В тот миг как Измаила смерть коснулась,
Над павшими воссиял вдруг свет.
Коль ими жизнь потрачена во благо,
Они пройдут сквозь вечности портал.
ДАРИТ БЕССМЕРТЬЕ СМЕЛОСТЬ И ОТВАГА,
Ведь ЖЕРТВЕННОСТЬ ДОСТОЙНЫЙ ИДЕАЛ...
Нет смерти  в мире, Зара прошептала,
Всё побеждает ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ.
От мира сотворенья ей пристало,
В сердцах отважных будоражить кровь.
ЛЮБОВЬ как всеобъемлющее СЧАСТЬЕ,
ДАРУЕТСЯ с рождения ТВОРЦОМ.
Не растеряй же к БЛИЖНЕМУ УЧАСТЬЯ,
Чтоб равнодушным не прослыть глупцом.

Не включаю телевизор тошно,
Льётся ложь с телеэкранов всюду.
Лица дикторов в новостях перекошены,
Как у продающего ХРИСТА Иуды.

Да и то, нелегко читать ересь,
Про счастливую жизнь народа.
Власть имущие словно спелись,
Сулят счастье нам год от года.

Президент с премьером стараются,
Обещания дарят в изобилии.
Список «избранных» прилагается,
Да не русские там фамилии.

Наши деды с войны вернулись,
Жилы рвали, борясь с разрухой.
Перед Западом не прогнулись,
Не пропали, не пали духом.

Из руин встала Русь вскоре,
Стали краше города веси.
Кто же думал, что придёт горе,
Алчность с жадностью перевесит.

Кто же знал, что детей балуя,
Подрываем основы мира.
Ну не лечится зло поцелуем,
Не заменишь любовь кумиром.

Мы продались за блеск игрушек,
В наших душах посеяли зависть.
Бесы взяли страну без пушек,
Мерзкой похоти лелея завязь.

А ведь нравственность основа рода,
Это генное здоровье нации.
Вырожденье идет народа,
От того то и Русь в прострации.

Нет, мы счастливей жить не станем,
Без духовности смысл утрачен.
Если злобой жить  перестанем,
Может, встанем с колен, не иначе.

Победить в себе должен каждый,
Монстров зла, что калечат сердце.
И услышав, ТВОРЕЦ однажды,
Отворит нам к спасенью дверцу.

Не ищите виновных, тщетно,
Обратите вглубь души взоры.
Лучше с честью прожить бедно,
Чем прослыть средь людей вором.

Отец мне как то случай рассказал,
Прочтя мои нескладные куплеты.
У Пушкина, раз встречу заказал
Юнец, себя увидевший поэтом.
Он пафосно сказал, любезный друг,
Хочу и я куплетом тешить уши.
Мне в голову пришли две строчки вдруг,
Ты оцени, приятель и послушай.
(Вышел месяц из за туч,
Показал свой яркий луч)
Беда вся в том, что дальше рифмы нет,
Как банный лист к поэту он пристал.
И чтоб не слушать дальше этот бред,
Ему ответил Пушкин, чтоб отстал…
(Посмотрел на дурака,
И ушёл за облака)
Мораль ясна, и я с тех самых пор,
Свои стихи сверяю с басней этой.
Чтоб не сказали, стихоплёт, в упор,
И может, назовут меня поэтом.
Стихи поверь, не ремесло мой друг,
Они (души прекрасные порывы).
Должны мы чище делать мир вокруг,
Без славы, власти денег и надрыва.
Слова меняют ауру души,
Так воспоём же брат ЛЮБОВЬ и ВЕРУ.
СВОБОДЫ СВЕТ, НАДЕЖДУ,- и в тиши,
Развеем слогом злобные химеры.

Мы как в Броуновском движении,
Кружим вихрем в потоке боли.
От того, что при рождении,
Нас забыли привить Любовью.
А быть может вакцины мало,
Подменили её на чёрствость.
От того вдруг жизнь серой стала,
Кругом хамство, разврат и гордость.
И плодим мы в душе пороки,
Уваженье, забыв к сединам.
На иконах скорбят пророки,
Мы в бездушье своём повинны.
Возмещаем свои невзгоды,
На убогих, больных и сирых.
И бесцельно проходят годы,
А мы ищем себе кумиров.
А мы боли чужой не видим,
Наросли на сердцах мозоли.
Походя, сироту обидим,
И всё плачем о горькой доле.
Невдомёк что растленье духа,
Равнодушием воздаётся.
Вот на лавочке спит старуха,
А над ней ребятня смеётся.
А прохожие, словно тени,
Укорот, словом дать не в силе.
Упустили мы поколенье,
Не учив когда можно было.
А они, собираясь стайкой,
Задевают плечом прохожих.
Наркоманят, пьют без утайки,
Но ведь лицами с нами схожи.
И казалось, им дарим ласку,
От чего же ущербны души.
На ночь нежно читаем сказку,
А на кухне себя послушай.
Говорим, что сосед ворюга,
Что начальник подлец и сволочь.
И кружится ФРАЗ ЗЛОБНЫХ въюга,
РАЗЪЕДАЯ СЕРДЦА как щёлочь.
ЗАВИСТЬ чёрная МОЗГ туманит,
Настоявшись в ХМЕЛЬНОМ дурмане.
Но ВЗРАСТИВ своих чад в ОБМАНЕ,
Мы себя УНИЧТОЖИМ сами.
ОБРАТИТЕСЬ  ДУШОЮ К БОГУ,
С ПОКАЕНЬЕМ И ВСЕПРОЩЕНЬЕМ.
ПРИЗОВИТЕ ЛЮБОВЬ К ЧЕРТОГУ,
ЭТО ИСТИНЫ ВЕЧНОЙ ЗВЕНЬЯ.

Воют кликуши, настала беда,
Русь в алкогольной прострации.
«Пьяный проспится, дурак никогда»,
Рано хороните нацию.
Вновь русофобы различных мастей,
Брызжут слюною истерии.
Ждут, не дождутся «хороших» вестей,
Из иудейской мистерии.
Нам прививают насилия культ,
Власть учинила предательство.
Ложь и разврат всюду, пряник и кнут,
И насаждают стяжательство.
Но мы ПОДНИМЕМ РОССИЮ с колен,
БОЖЬЕ  ИСПОЛНИВ ЗНАМЕНИЕ.
Чувствую, ВЕТЕР ПОДУЛ ПЕРЕМЕН,
К ПРАВДЕ проснулось стремление.
Мы ПОМОЛЯСЬ, вновь ОТСТРОИМ свой мир,
И отодвинув грань  вечности.
Вдруг обретём БОЖИЙ СВЕТ, ориентир,
ВЕРЫ, ЛЮБВИ, ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.