К сорока семи годам Семёна(а в последние двадцать лет - Саймона) начала
мучить ностальгия. Жизнь в эмиграции и так не проста, а для
определённого рода людей вообще невозможна. Когда Семён-Саймон был
моложе, то новые впечатления и чаяния вытесняли воспоминания о
ленинградской молодости, но с возрастом его, как Штирлица начало
неудержимо тянуть на Родину.
И не то что бы Семён бедствовал, отнюдь. Да и языковый барьер как-то
постепенно и давно сошёл на нет. И всё вроде, если посмотреть со
стороны, было чики-пуки - на зависть недругам, но...Семён,
рефлексирующий еврей с чувством юмора дохлой черепахи, всё больше и
больше погружался в трясину хандры. Той особой нудной и тоскливой
хандры, присущей только бывшим питерцам, насквозь продутым ледяными
финскими ветрами.
Многие советовали Саймону-Семёну съездить в его горячо любимый
провинциальный город на Неве, но всё как то не доходили руки - то не
было денег, то времени, то сил...
С утра в пятницу угрюмый Семён пиликнул сигнализацией и забрался в
уютный салон своего автомобиля. Ехать на работу не хотелось. Семён завёл
двигатель и откинулся на спинку кожаного сиденья. Забарабанил пальцами
по рулю.
Что-то насторожило Саймона. Он правда не понял что. Продолжая бездумно
постукивать кончиками пальцев мужчина прислушался к собственным
ощущениям. Явно имел место быть некий физический дискомфорт. Даже не
дискомфорт, а так, неизведанное и новое непонятное чувство...в
пальцах...левой руки.
Машинально Саймон скосил глаза влево и чуть не подавился собственным
криком. На левой руке отсутствовал указательный палец! Вернее сказать он
не отсутствовал, а просто видоизменился. На месте волосатого и
достаточно длинного перста у Саймона теперь был маленький член. По виду
самый настоящий тонкий и обрезанный половой член. Правда сгибался он в
двух местах как и бывший палец, да и толщиной был соответствующей
пальцу, но вместо красивого полукруглого ногтя членопалец заканчивался
круглой головкой с крошечным отверстием посередине. Да и формой это всё
таки был мини, но член. Спутать ЕГО было невозможно.
Саймон автоматически сунул экс палец в рот, но моментально выдернул его
оттуда, как только язык нащупал то, что ни один мужской язык никогда не
должен нащупывать.
Семён внимательно осмотрел остальные пальцы левой конечности и впал в
ступор. Кончик среднего, соседнего с членопальцем пальца уже закруглялся
и прямо на глазах приобретал очертания аккуратной головки. Да и сам
палец круглел, на нём вьющейся лозой проступили вены, присущие отнюдь не
пальцу. При этом новопоявившийся пенис свободно гнулся и им, случись у
Саймона такое желание, свободно можно было бы например поковырять в
носу. Правда из за отсутствия ногтя подобный процесс скорее напомнил бы
секс через ноздрю.
Тонко подвывая, Сеня зажал руку под мышкой и, забыв выключить машину,
рванул домой. В голове всплыла и настойчиво вертелась фраза - не путай
хер с пальцем...да и действительно, как убедился Семён, спутать их было
тяжело. Правой дрожащей рукой Семён заколошматил в дверь.
На пороге возникла фигура семёновoй жены Сабины Леопольдовны. Она
куталась в пёстрый китайский халат и очень напоминала здоровую цирковую
лошадь под попоной. Интеллигентную лошадь в очках.
-- Саймон, в чём дело?, - монументально печатая слова спросила семёнова половинка(а вернее три четверти).
--И-и-и-и вот! - Саймон движением киношного полицейского выдернул из
подмышки левую руку и замахал ею около лица жены. За последние несколько
минут оставшиеся пальцы на левой сениной руке постигла участь
указательного. Перед лицом Сабины Львовны заболталась ладонь мужа.
Сабина Леопольдовна сделала шаг назад и грузно опустилась на пуфик в прихожей.
-- Семён, что ты с собой сделал? Ты был у проституток? - шёпотом закричала она.
Саймон схватился за голову.
-- Дура, какие проститутки!!! - закричал он, - по твоему ЭТО похоже на триппер?!
-- Не знаю, на что это похоже, - отрезала Сабина Леопольдовна, - но
может это заразно? Не прикасайся ко мне! - вдруг завизжала женщина,
неправильно истолковав телодвижение мужа. А тот просто с ужасом смотрел
на свою левую кисть. Странно, но многострадальная конечность согнулась в
ни за что не хотела разгибаться. А несчастно выглядевшие членопальцы
понуро висели склеившейся гроздью.
Сустав кисти округлился. Морщинки на сгибе разгладились. Вся левая рука
ниже локтя обвилась крупными венами и потолстела. Через считанные минуты
онемевшие супруги наблюдали как левая рука Саймона ниже локтя
мутировала в большой, толщиной в руку орган. Несчастный Семён кулем
опустился на кухонный стул. Рука с неприятным шлепком упала на
застеленный клеёнкой стол.
Скульптурно точно вылепленный член сантиметров сорока в длину,
поперечным сечением в руку венчался красивой малиновой головкой
сравнимой по размеру с головой новорожденного младенца.
-- О, тебе на, - выдохнула Сабина Леопольдовна с интонацией
Пржевальского, открывшего лошадь. Голос её вдруг стал низким и грудным, -
и что мы будем с ним делать?
-- С ним?! - застонал Саймон, - С НИМ?!
-- С тобой, с тобой, - моментально поправилась Сабина Леопольдовна и бросилась звонить своему брату. Лекарю народной медицины.
Объём продаж трав-корешков напрямую зависел от его красноречия и
доверчивости клиента. Так что чем голодней бывал Феликс тем красочней
работал его язык.
Пока Сабина Леопольдовна сбивчиво рассказывала Феликсу о случившимся,
Саймон обратил внимание, что и с правой рукой произошли подобные
метаморфозы. Вернувшаяся через пару минут на кухню женщина увидела на
столе уже два мужских члена. При чём на одном были некстати надеты часы.
-- Сними с меня всё, - бесцветным голосом прошелестел несчастный
членорукий Саймон. Аккуратно сняв с мужа часы, пиджак и рубашку Сабина
Леопольдовна заверила страдальца, что многоумный Феликс уже в пути, а уж
он точно что-нибудь придумает.
-- А если нет? - плаксиво вопрошал Семён, - а что если я навсегда таким и останусь?
-- Ну что ты, что ты, конечно он что-нибудь придумает, - стараясь не
смотреть на масштабные органы разложенные на столе, фальшиво
зауспокаивала мужа Сабина Леопольдовна.
В то же время она прогоняла от себя совсем не приличествующие моменту
видения. В основном о том как она приспособит Саймона если ему суждено
теперь до конца жизни ходить с тремя органами. Два из которых сделали бы
честь средних размеров ослу.
-- Я пойду прилягу, - голосом умирающего лебедя проговорил Саймон и
направился в спальню. На ходу он с отчаянием отметил, что обе его
псевдо-руки неестественно прижимаются к торсу. А сам торс округляется и
плотнеет. Исчезла несколько обвисшая грудь, втянулся живот...
Рухнув на кровать Саймон отстранёно отметил пряди отваливающихся волос
на подушке. Плохо открывающимся ртом он попытался позвать жену, но лицо
больше ему не принадлежало.
Феликс не заставил себя долго ждать. Через каких-то минут двадцать он уже оптимистично давил кнопку звонка саймоновой квартиры.
Дверь распахнулась и заплаканная Сабина Леопольдовна упала в объятия
братца.
-- Давай, Филя, проходи скорее, - втянула она Феликса в прихожую, - он...эээ...он плох....совсем плох.
Они бегом прeодолели гостиную и очутились в спальне.
На супружеском ложе лежал половой член размером с Семёна. Это был
идеальный с анатомической точки зрения орган. Прямой и тёплый. Только
очень большой. Казалось член дышал. Бока его под змеями жирных вен
медленно поднимались. На подушке лежала румяная головка. Хотя это уже
была не головка, а голова, головища, ОГРОМНАЯ ГОЛОВОЗАЛУПА, в общем.
И на ней полные муки и отчаяния сверкали семёновы глаза.
Феликс не спеша осмотрел зятя сверху. Нагнулся. Многозначительно сказал
"Ага!". Затем внимательно изучил верх Саймона, продолжавшего молча
вращать глазами. Понюхал новое отверстие на макушке пациента.
-- Ну всё ясно, - довольно сказал он выпрямляясь и поворачиваясь к
Сабине Леопольдовне, - скажи-ка, он у тебя много русского телевидения
смотрит в последнее время?
-- Ой, да, - всплеснула руками Сабина Леопольдовна, - и "Давай
поженимся" и "Пусть говорят" и сериалы там...."Улицы разбитых фонарей"
по-моему....
-- Так, так, - покивал головой Феликс, - ну тогда всё ясно. Он у тебя наверно ностальгировать стал часто...
-- Как ты узнал? - продолжала диву даваться Сабина Леопольдовна, бросив
быстрый взгляд на кровать. Она не была уверена, что лежащий там х.. то
есть муж сохранил способность слышать, - действительно, мы как русское
ТиВи подключили так и стал всё молодость вспоминать. Как ему тут и
тоскливо и еда не та и воздух не тот.
Феликс поморщился. Ему были непонятны эти интеллигентские метания, а Сабина Леопольдовна продолжала жаловаться.
-- Всё талдычит - ах, эти белые ночи, как мне их не хватает, или - а ты
помнишь квас по три копейки...И так далее, - сплюнула в сердцах Сабина
Леопольдовна, - или ещё! Помнишь, говорит, как мы под памятником Карлу
Марксу целовались? а где ты тут найдёшь памятник Марксу?
-- Вот его заколбасило, - присвистнул Феликс, услышав о памятнике Марксу.
-- И главное раньше мужик был как мужик, а вот в последнее время пробило... - ябедничала Сабина Леопольдовна.
-- Ну тогда всё ясно, - рубанул рукой Феликс, - он у тебя просто охуел в эмиграции. Охуел в дали от Родины!
Сабина Леопольдовна зажала руками рот.
-- А это излечимо? - тихо спросила она, гадая в душе дадут ли Саймону пенсию по инвалидности.
-- Подобное лечи подобным! - пробормотал себе под нос Феликс, - клин, как говорится клином...
-- Я ему сварю отворотную микстурку, - пообещал добрый Феликс, - обычно помогает...
-- Кому? - всплеснула руками Сабина Леопольдовна, - кому и когда
помогали твои микстуры?! Ты же шарлатан! Уж кому как ни мне знать-то!
-- Ээээ, - выставил вперёд ладони Феликс, - ну не хочешь не надо...ищи кого другого, - он сделал вид, что уходит.
-- Нет, подожди, - залепетала Сабина Леопольдовна, - ну давай
попробуем...Но ты же сам знаешь что все твои настойки абсолютная херня.
-- А муж у тебя теперь кто?! - натурально удивился Феликс, - Хер ты и лечишь херовыми настойками. Логично, женщина?
Сабина Леопольдовна вынуждена была признать логичность довода.
-- Завтра у него наступит катарсис, - важно сказал Феликс и ушёл, оставив сестру одну в обществе членовека.
Сабина Леопольдовна не знала, что такое "катарсис", но спросить
постеснялась. Всю ночь она беспокойно ворочалась на своей половине
постели. Ей не хватало обычного мужнего храпа. Лишь под утро она
забылась чутким сном и ей приснилось гигантское лиловое дилдо. Это был
катарсис. Он наступал.
Утром, ни свет ни заря заявился радостный Феликс. Глаза его были
красными. В руках он сжимал литровую бутыль с чем-то тёмным и тягучим
внутри.
-- О, - победоносно поднёс он бутыль к очкам Сабины Леопольдовны, -
микстурка высший класс. Я её пол-ночи варил. Не выспался ни фига, зато
Сенька твой сейчас как новенький станет.
Затем Феликс с помощью Сабины Леопольдовны поднял Саймона с кровати и
прислонил в углу комнаты. Несуразно крупная лобастая голова его
клонилась то вперёд, то в бок. Так что пришлось ещё подвинуть торшер.
Теперь членовек Саймон стоял прямо. И даже гордо.
-- А куда ж мы её лить-то будем? - резонно заметила Сабина Леопольдовна указывая на отсутствие у Саймона рта.
-- Увидишь, - загадочно ответил Феликс взял массивный стул в гостиной и
подтащил его к прислоненному к стене пациенту. Затем он интеллигентно
снял обувь и, оставшись в одних носках, один из которых был порван на
пятке, забрался на сиденье. Не глядя протянул руку СабинЕ Леопольдовне.
Та подала ему бытылку.
Феликс отвинтил пробку и начал аккуратно и медленно заливать тёмную жижу в Саймона через новое отверстие на голове.
И о, чудо! Прямо на глазах многострадальный Семён стал приобретать свою
изначальную форму. Первым у него прорезался рот, затем вырос нос, уши.
Отделились от туловища руки. Проступили соски. Стал расти живот.
Через пол часа на полу сидел прежний Саймон. Почти прежний. Единственно
что отличало нового Саймона от старого так это живот. Огромный круглый и
тугой живот. Как у Будды, но ещё покрупнее.
-- Ой, плохо мне, ой сейчас разорвёт, - плакался Саймон.
-- Спокойствие, только спокойствие, - голосом Карлсона увещевал зятя
Феликс, - это из тебя ностальгия сейчас полезет. Сабина, неси быстро что
нибудь на пол положить! - скомандовал он замершей в углу Сабине
Леопольдовне. Та мухой метнулась к шифоньеру и принесла чистую белую
простыню, которую Феликс расстелил на середине комнаты.
В центр белого квадрата уселся в позу орла поддерживаемый с двух сторон
Саймон. Без поддержки с двух сторон он не мог сам удержаться на
корточках. Заваливался вперёд.
-- Охххх, тяжело мне, - стонал Саймнон тужась над простынёй.
-- Тужься, брат, тужься, - приговаривал Феликс в левое ухо.
-- Ну, давай, милый, тужься! - упрашивала Сабина Леопольдовна в правое.
Саймон ещё поднапрягся, на секунду ему показалось, что глазе его сейчас
лопнут....и вдруг, в следующую секунду из Саймона на простыню выпала
маленькая берёзка. Совсем крошечная, как веточка укропа, но самая
настоящая берёзка.
-- Ура! Пошло! Выходит! - заорал Феликс.
-- Тужься, тужься, дорогой, - пела фальцетом Сабина Леопольдовна.
Саймон тужился. Из него вышла ещё одна берёзка, а затем нечто
металлическое звякнуло об пол. Это был крошечный памятник Карлу Марксу.
-- Отлично, просто отлично, - чуть не подскакивал от радости Феликс, -
сейчас держитесь, сейчас ваша ностальгия попрёт по взрослому!
И действительно. Стоило Марксу освободить проход как из Саймона выскочил
малюсенький велосипед "Орлёнок", потом треугольный молочный пакет,
проездной на метро за 1985 год, совсем микроскопический деревянный
туалет с вырезанным на дверце сердечком, пионерский барабан, телевизор
"Рубин" размером с напёрсток, магнитофон "Электроника", варежки на
резинке...
Повеселевший, с опадающим животом Саймон выгнулся и посмотрел на растущую под ним кучу.
-- Давай милый, давай, - подбадривала супруга Сабина Леопольдовна.
Тело его содрогнулось и на пол посыпались новые, вернее хорошо забытые
старые предметы. Круглый будильник с двумя металлическими чашечками
сверху, полуспущенный футбольный мяч, портрет Л.Н. Толстого из кабинета
литературы, стаканчик с фруктовым мороженным по семь копеек, олимпийский
рубль, журнал "Коммунист", автомобиль ЗИЛ-130 масштабом в одну сотую от
оригинала, открытка с разводными мостами, букетик ландышей, скамейка с
вырезанным на ней неприличным словом, песочница под грибком,
сантиметровая бутылочка из под портвейна три семёрки, милицейская
фуражка...
-- Оооо, хорошо то как, - откинулся на спину Саймон,- что это было, Филь?
-- Как что? Это ты Родиной просрался!
Саймон засмеялся и из него выскочила октябрятская звёздочка.
© LiveWrong
Ну я нагибаюсь и пытаюсь засунуть свой стояк в унитаз, чтобы
поссать. Расслабляю мышцы и чувствую, что гавно начинает лезть из жопы.
СТОП! Лучше сяду, просрусь, пытаясь не обоссаться. Сел, зажал член, пытаюсь срать и одновременно начинаю ссать.
СТОП! Чуть не теряю сознания от дилемы СРАТЬ-ССАТЬ-СТОЯК.
Сидя на унитазе попытался опустить член между ног в унитаз, но стояк... Чуть не сломал его.
В это время на полу уже была небольшая лужа.
Я нагнулся, чтобы член был над унитазом, а жопа перпендикулярно, думал, что попаду. Хрен там, слегка обосрал унитаз.
У меня паника, все болит. Хочется срать, ссать, стоит член, из глаз слезы, в туалете уже воняет.
И ТУТ МЕНЯ ОСЕНИЛО! Посрать и поссать одновременно можно в ванной, а потом все смыть! Благо санузел у них совместный.
СНОВА ПАНИКА. Тут стук в дверь. Голос Шурочки:
"Ты зачем душ включил?"
Млять
"Да вот душ решил принять"
"С ума сошел? Зачем? У меня бабушка дома!"
Мозг у меня помутнел и я сказал:
"Сексом думал заняться"
"ЧТО???? Я вхожу"
"Прошу тебя не заходи"
Вонь уже должно быть просочилась и за двери.
Шурочка открывает дверь и... картина маслом:
Стою
я без трусов в ванной, со стоящим членом, с остатками фекалий по всему
телу, ванная полная коричневой воды, в которой плавает гавно, пол
обосран и обоссан.
Крик Шуры я не забуду никогда. Я схватил свои вещи, выбежал в коридор и ринулся к входной двери.
Последнее,
что я помню - обезумевшие глаза бабушки Веры Яковлевны, спешащей на
крик внучки из комнаты и увидевшей полуголого меня в гавне и со стоящим
членом,
пингвинчиком бегущим корридоре ко входной двери.
В подъезде я быстро обтерся найденными там же газетами и поехал домой.
В универе я уже не был три дня и вряд ли появлюсь там снова...
