Украинка в российской глубинке.+

текст не мой, честно сперт в инете
http://durdom.in.ua/ru/main/article/article_id/24421.phtml

Лет пять назад к Украинке приезжали родственники из России.
Они были шумными, весёлыми и вечно пьяными — отпуск же ж! и, когда были в квартире занимали ВСЁ пространство.
Поэтому Украинка отдала, на время, своего щенка, привыкшего к тишине, знакомым.
Его привезли только в последний день перед отъездом гостей, но этого хватило, чтобы ОНИ в него влюбились.
Это была милая французская бульдожка Манька, которая любила всех, кто её погладит за ушком. ОНИ сказали, что без неё не уедут.
Как ни тяжело было расставаться с только-только купленным щенком, пришлось...
 
Русские не терпят отказов, их проще убить, чем отказать.
А убить — это не в правилах Украинки.
Да и деньги, которые они отстегнули хватило бы на собачий приют.
Пришлось уступить.
Ночь проплакав, Украинка на следующий же день купила брата Маньки у тех же заводчиков и немного успокоилась. Арчи был не хуже. А пенсионерке трудно быть одной. Но совесть мучила все эти годы.
И не зря.
Уже после Событий в Украине, когда все связи с Россией были оборваны, ей позвонила родственница ОТТУДА.
И сказала, что Манька — это последняя собака в их селе.
Всех остальных уже сожрали. И, если Украинка не приедет, не спасёт, то конец неминуем.
Эта родственница была единственной, кто изредка связывался с Украинкой.
Она, конечно же, была членом «Единой России», но за иконой Путина прятала визитку Яроша. На всякий случай.
Её недолюбливали в селе, но пока не знали за что...
Украинка не могла оставаться дома ни на минуту, она купила билет на поезд Киев-Мордор и поехала. Манька же не виновата, что её новые хозяева ватники...
Украинке было страшно, очень, ведь она ехала в Адский Ад, в страну, где она давным-давно, совсем ещё молоденькой девчонкой уже бывала, но там ещё не было Ху*ла и было почти, как дома...
На границе всех украинцев высадили. Продукты отбрали.
Мужчин, тех, кто был младше 60-ти расстреляли сразу, возле вагонов.
Женщин, тех, кто младше 50-ти изнасиловали.
Стало совсем страшно. Крутились в голове только две мысли.
Первая — логичная. За что?!
Вторая — не логичная, но сидела на подкорке европейского мозга:
почему у мужчин 60-т, а у женщин 50-т? Сексизм какой-то...
Потом оставшихся украинцев посадили в вагоны для скота, прицепили к нормальным вагонам и поехали...
 
И вот станция...
Темно, снег, колея и свет только от поезда.
Поезд уехал — света нет. Вообще.
Украинка еле нашла более-менее трезвого извозчика, который понял, куда надо ехать и уже через полчаса поездки в раздолбанных санях, была на месте...
Место ужасало своей неправдоподобностью.
Покосившиеся заборы, вросшие наполовину в землю избы.
Фундамент разобранного за ненадобностью магазина.
Возле клуба с выбитыми окнами, где на подоконнике сидел бухой подросток с початой бутылкой водки, обнимавший такую же, как и он вдупель пьяную девочонку, висели на осине два молдаванина-строителя.
Просто хохлов под рукой не было, повесили этих, у них же в паспорте чётко написано: г. Бендеры. Значит бендеровцы.
Подросток отпивал из бутылки и пытался собрать в кучу мысли, которые кружились в башке пьяными вертолётами, как звёзды, на которые он с трудом пытался сфокусироваться.
Как он отомстит украм за убитых в Новороссии дядю и брата, фрагменты которых недавно прислали, как он сегодня отымеет эту козу, что под рукой, если не вырубится, и где достать водки завтра...
Играла гармонь, разудало пелись песни, материли этих пидарасов хохлов, которые позарились на Исконно Русские Земли и тяжёлой артиллерией расстреливают распятых младенцев...
 
Украинка аккуратно обходила испуганных вечером медведей, которые прятались в сугробах от пьяных местных мужичков, и тихонько шла к знакомой с детства хате, прислушиваясь к разговорам из освещённых только свечками окон.
Вот спорят, как правильно «скрепы или скрепки»? Разговор был негромким из уважения к покойнику, которому пять минут назад сами же топором размозжили бошку - говорил до хрена, да и водки оставалось мало...
А вот очень громко про «Крымнаш», который, как оказалось сакральный.
Слово было новым, трудно выговаривалось, но оно ж от САМОГО, поэтому и спор был громкий, сакральный и всё больше о бабах и водке...
 
Тяжело было Украинке пробираться в темноте.
Луна помогала не наступать на медведей, но не больше.
Электричества в селе не было уже давно.
Провода срезали и продали, был только дизель у смотрящего от власти, но он использовал его только для себя, да ещё с 21.00 до 22.00 собирал всё село посмотреть по телевизору новости от Киселёва...
 
А ещё странно было Украинке не слышать привычных звуков села.
Ни лая, ни мычания-блеяния-кукареканья.
И это она ещё не знала, что даже мышей бы не услышала, если бы даже сильно захотела.
Здесь НЕ БЫЛО ничего живого, кроме русских.
И Маньки!...
Украинка метнулась к знакомой хате, зашла, переступая через лужи рвоты, пустые бутылки и спящих где попало пьяных родственников, схватила Маньку, которая попыталась была завыть с испуга Гимн России, но была быстро наказана перемотанной желто-синей стричкой мордой.
Украинка прижала к груди последнюю живую душу этого жуткого места и рванула в сторону станции...
 
Вслед ей доносился гимн Новороссии, недавно выученный в поддержку русских братьев, гибнущих от кровавой киевской хунты, в исполнении пьяного хора, балалайки и Кобзона.
Гимн, под который уже не могли встать, но очень ровно лежали...
 



© Zweifler