Черный квадрат литературы

  • 21.09.15, 15:44
Он знал, что главное в писательстве - это соответствие. Уровень. И он его нашел. Вернее, привел в соответствие с сонным состоянием темных народных масс. 

Его понимание действительности стремительно падало до уровня  понимания жизни простого булочника, слесаря-сантехника, инженера и учителя в первом поколении. 

И тогда его настигла слава. Пусть и небольшая, но надежная. Пропахшая станками, черствым хлебом и упаковкой от дешевой мебели.

Он слился с народной мыслеформой, стал ее частью, выразителем всех ее примитивных движений. Писал о какой-то чертовщине, с умным видом излагал банальное движение серого вещества в природе, во всех направлениях принявшего формы, понятные сверху донизу.

Отныне он мог с честью носить титул "граф". Он научился графоманить.

Город

  • 21.09.15, 11:42
Я никак не могу определить для себя этот город. Какой он? Чужой? Нет. Совсем нет. И это чуточку странно. Ведь он не западного типа, к которому привычна моя душа и лежит сердце. Свой, родной и понятный во всем?

Я приехал ранним утром и даже не успел осознать, что меня не тревожит чувство одиночества в нем. Чуждости ему и оторванности, обычных и естественных для меня в местах, к которым я не привык.

Было еще совсем темно, жизнь вокруг вокзала едва теплилась, а страха перед неизведанностью не было. Может, это было связано с тем, что мои мысли устремились тогда к единственной, поглотившей всецело меня, цели - увидеть ту, которая здесь жила с самого рождения? И которая могла поделиться со мной любовью к нему? Ведь это был ее город. Привычный и родной для нее. Странно готовый впитать в себя и меня, совсем ему не нужного. И, тем не менее, не проявляющего ко мне холодного равнодушия, которое так часто я встречал во многих местах Европы.

А потом днем была первая прогулка. И все здесь вызывало неподдельный интерес. Дряхлые,  озабоченные старостью, троллейбусы,  дома, большей частью, грязновато-серые, церкви, разные по форме, но одинаково легко заманивающие в свое нутро  неравнодушных, парки, подавляющие своей настойчивой зеленью, и улицы, широкие и старинно - величественные.

И я понял вдруг, что это мой город. Что совсем он мне не чужой. И может принять в свое вечное движение и меня. Стоит мне только этого захотеть. Пропустить его ритм через себя и слиться с ним в одном направлении. Непонятно куда и зачем. Забыв о привычных местечках провинциально-заносчивого Запада, чтобы смириться с такой же покорной старорежимностью городов центральной Украины.

Я не знаю, как сложатся наши дальнейшие отношения. Придется с ним сердито и надолго дружить или просто иногда приходить к нему незваным гостем? Жить его заботами, сопереживая каждой болезни, или просто спрашивать иногда о его самочувствии?

Но зато я знаю, что этот город всегда мне будет напоминать о том, что именно в нем я прожил одни из самых счастливых дней в своей жизни. Разделяя познание отдачи с той, которая пьет город сей потихоньку от самого своего рождения. Делясь с ним тем, что не у каждого есть. Теплым щемящим чувством в маленькой груди, которое люди лениво называют затасканным словом - любовь, а я простым нерусским созвучием - АГАПЕ.

Сегодня, взявшись за руки, как старые добрые друзья, мы опять будем прогуливаться. Степенно и не спеша. Я и этот затасканный историей и надоевшим бытом задумчивый город.

Когда-то все любили на одном языке

  • 20.09.15, 18:19

Шла по жизни Усталость.  Можно сказать - волочилась. Она столько повидала в жизни, что измучилась даже идти. Ей и хотелось всего-то, чтобы ее усталость была тихой и задумчивой. И в ней был рассвет, а Нежность не убивала, но творила. Чтобы Радость навсегда покрыла ненужное отчаяние.

Но однажды она встретилась с Развитием. Развитие было себе на уме и видело предназначение в поиске. Этому оно предавалось с большим рвением, занимая выискиванием цели все свои мысли.

Им даже было хорошо вначале, так как оба знали, что такое одиночество. Одиночество же они не любили, но по-разному. Усталость просто с ним мирилась, не видя в нем врага, но и друга не находя. Развитие же его использовало для исследования. Чтобы обязательно дойди куда-то. Куда? - и само не знало, но понимало, что это для ума очень важно.

Они нравились друг другу. У одной был опыт без рвения, а у другого - стремление без простоты. И они делились всем, что имели, все больше входя в общее поле притяжения. Но... потом что-то случилось и их тропы стали разбегаться в разные стороны Присутствия, не находя больше языка для объединенного выражения.

А все дело в том, что жили они не сами по себе. Им нужны были носители. И этими носителями были люди, которые являлись существами очень сложными, всегда стремящимися в непонимание, где было комфортно их одиночеству, но напрочь отсутствовало горение.

Уже находясь далеко друг от друга, и Усталость, и Развитие размышляли о том, почему они в людях говорят на разных уровнях? И почему не могут все слить в Понимание, в котором бы мир выражался на одном наречии. Ведь, на этом наречии рассвет можно было бы рисовать вместе, забыв навсегда и об усталости, и о развитии.

Но пока они упорно шли в разные стороны.... Все более и более углубляясь в Уныние...

А ведь когда-то, очень давно, все любили друг друга на одном языке.

Пинок в сторону добра

  • 19.09.15, 19:36
По улице шел странный человек. Глупо улыбаясь каждому встречному, он, не спеша, тащил себя, хромая на левую ногу, в сторону известного в городе злачного места под ярким и незабываемым названием "У Афродиты". Афродиты в нем, конечно, не было и в помине, зато в изобилии разливалась водка, изготовленная не совсем правильным способом - в разных грязных подвалах и гаражах. После такого зелья дико болела голова, зато заведение держало приемлемую для всего среднего звена стоимость. А это, заметим с некой гордостью, население практически всего города, так как время сейчас гиблое, не всем удобное. Добавим также, что пиво у Афродиты ценой также сильно не кусалось. В общем, посидеть было можно: шумно и весело - для всякого входящего сюда с сердцем, избитым пакостными неожиданностями.

Человек со странностями, наконец, дотопал до кафешки, остановился, смачно высморкался и взялся за ручку изъеденной временем двери. И тут он услышал внутри себя настойчивый убедительный голос. Голос противно востребовал:

- Не заходи!!!

- Отчего это вдруг? - не согласился с наглым заявлением человек, имевший к этом времени огромнейший стаж посещения данного заведения.

Голос тут же отреагировал:

- Отверни свой разум от избитого. Направь свои стопы в библиотеку. В ней ты увеличишь словарный запас и поймешь многое из уставшей от монотонного бега жизни.

- Ты что? Обалдел? - мысленно возмутился человек - Я всю жизнь пью возвышенное из здешних грязных стаканов. Я к этому привык. И мне это даже нравится. В разговорах о положении дел в мире в моей груди теплеет, а внутренность переполняется необходимой нужностью.

- Послушай! Говорю тебе: быстро разверни стопы и уходи отсюда. Для несомненного блага я уговариваю твой запутанный мозг. У тебя осталось несколько секунд.

- И что же будет, если я не уйду? - ехидно спросил человек.

- Что-что... Сейчас увидишь что!

На балконе четвертого этажа, как раз над входом в известное заведение, рабочие, усыпившие свою бдительность излишней обеденной дозой самогона, привезенного по случаю из дальней пьющей деревни, неосторожно выпустили из ведра тяжеленный кирпич. Кирпич быстро пролетев несколько десятков метров,  успешно приземлился прямо под ногами нашего героя, слегка задев при этом руку, держащую злополучную дверь.

- Ну?... Теперь понял? Это тебе уже последний звонок. Уходи, давай! - сказал весело голос.

Человек опустил руку, осмотрелся, поднял кирпич, прижал его к груди и пошел в большой неуверенности искать библиотеку, приобретая по дороге трепет в окоченевших нижних членах. Придя в ту, которая оказалась первой на его пути, он положил кирпич на стол и торжественно произнес:

- Отныне я ваш самый отъявленный посетитель. Учите меня жизни, ибо та, которую я оставил позади, навсегда отказалась от меня.

Перепуганная библиотекарша смиренно принесла ему книги по разным душевным болезням и тогда бывший завсегдатай питейного заведения присел за стол изучать вопросы, доселе никогда не мучившие его.

Добился ли он успеха? Этого мы не знаем. Обрел ли счастье? Вряд ли...  Знания умножают печаль, а усложнение кодировки конструкции мироустройства чревато опасностью частых посещений клиники, которую до сих пор упорно красят в противный желтый цвет.

Единственно, на что мы надеемся, это на то, что библиотекарша весьма одинока. И хотя она далеко не красавица - ей все-таки тоже хочется простого тихого счастья у камина. Возможно наш герой, также испивший чашу одиночества до дна, вдруг воспылает тягой к репродукции. И тогда две никому не нужные души, взявшись за руки, пройдутся по чудно пахнущему лесу за городом. Подчеркнем: исключительно ради того, чтобы насобирать цветов в свои озябшие квартиры. А через время у них появятся дети. И все повторится снова: поиски себя уже новых членов этого полусумасшедшего мира.

Ну... И когда это все закончится? Тут я устало чешу свой затылок... Да... а заведение это, которое "У Афродиты", так и продолжает процветать. Не будем слишком строги к нему. Ведь когда-то вечно хмельной Гашек писал свой гениальный труд именно в таких дешевых пивнушках. Про идиота, который упорно везде искал смысл бытия. Правда - делал он это исключительно весело и без излишних умственных терзаний...

Еврейский вопрос

  • 12.09.15, 14:08


- Мишя, ви размениваете жизнь на мелочи как какой-нибудь еврей.


- Кто? Я? Я - как еврей?

- Ви, ви, Мишя. Не я же.

- Это я - еврей? Я? А ви - нет? И ваш отец никогда не бил замечен в синагоге? А ваша мать не имела усов над верхней красивой губой? Не смешите миня, Изя.

- Не смешите? Вас? Какой смех-какой смех? Да ви, Мишя даже в евреи не годитесь. Полное неумение распихивать мисли по карманам.

- Это я не гожусь? Я?

- Ви, Ви, Мишя. Из вас еврей как из миня житель Папуа-Гвинеи.

- Чьто?!... Это я не еврей?.. Я не еврей?.. Да я еврей пабольше вашего... Мой дедушка был раввином в этом... как его... не важно. Неплохим, между прочим.

- Ладно. Успокойтесь, Мишя. Волноваться не всегда вредно. Но не всегда и полезно. Ви, конечно, еврей, Мишя. Только станете им еще больше, когда одолжите мне пять рублей. Этим ви докажите свою ко мне родственность и любовь к жизни.

- Идите, Изя, в тухес. После таких нервов я вам могу дать только по физиономии. Это жь надо.... я - не еврей... я... а кто жь тогда еврей?... если я не еврей...

Миша, извините, но вы такая сволочь...

  • 09.09.15, 18:59
- Сарочка. Почему вы опять имеете такой грустный вид?

- Почему-почему... Как-будто вы не знаете, что обидеть интеллигентную девушку легче, чем отказать ей в разврате. Уходите, Миша от моей физиономии. Вы недостойны больше желать полноценной любви в ограниченном количестве. Ваш фотер был явным негодяем. Я это хорошо вижу по вашим карманам. Идите, Миша в интересное место своей ненормальной жены. От вас даже кибуц был в полном разочаровании. Черт вас побери - теперь мне опять придется долго поправлять здоровье в Израиле. А ведь там стреляют, Миша...

Я сидел и читал жизнь

  • 07.09.15, 16:26


Я сидел "на кухне" и читал жизнь. Возле окна тихо гудела глупая муха. На столе находился скромный завтрак, а в планете двигалась зигзагами тревога. Об этом упоенно рассказывал "Великий ФМ". Бутерброд с малиновой колбасой был очень вкусным, но как-бы безжизненным. Кофе настойчиво звал поднимать для разных свершений дух. За окном же дрались соседи. Они готовили себя к неустойчивому будущему.

Потом муха куда-то исчезла. А может - окончила летальным образом свою безграмотную жизнь. И по "ФМ" уже крутили что-то другое, музыкально-безобразное, с претензией на утонченное понимание. В планете продолжала бродить тревога, но теперь уже более напряженная.

Соседи за окном решили передохнуть, поэтому послали часть себя за пивом. Оставшиеся от невыносимой тоски стали петь о зеленом кузнечике, а у меня совсем неожиданно закончился кофе. Бутерброд же начал успешное движение по кишечной спирали, чтобы в итоге возродиться где-то в поле к новой жизни.

За окном все угомонились по причине отхода в песочницу, где стали решать назревшие проблемы страны. "ФМ" рассказывал о том, что фирма из Бобруйска отрежет любому от своей щедро раздутой честности. В голове у меня не отмечалось никакого движения, да и планета устала напоминать о растущей тревоге, открывая новые недра для будущих успешных внедрений.

Решение державных вопросов неравнодушные опять перевели в мордобой. Их этому научил вечерний, мерцающий голубым, экран. Нюрка за стеной шумно готовилась распространять за деньги доступную любовь. Ко мне же перестали влетать мухи, предпочитая пикировать к Давидовичам. От них влезал в ноздри запах прекрасного в виде фаршированной кошерной рыбы, отодвигая тревогу куда-то далеко на задворки. Поближе к Конго.

Соседей забрали выпившие милиционеры, употреблявшие неудобные в народе слова странным образом, чем несказанно удивили подравшихся, решивших ввиду этого больше не сопротивляться, а честно пойти спать в участок. Нюрка тоже ушла в ночь - разжигать резиновую любовь, а я сидел, упорно не догадываясь - почему для людей обнажили звезды и кому это нужно? Если внутри планеты так настойчиво бродит расширенная тревога, о которой вновь забубнил ласковым голосом "Великий ФМ".

"Нет. Так дальше нельзя." - наконец, вытащил я из головы утром потерянную мысль - "Пора покупать компьютер, а то я так никогда и не узнаю о прекрасном..."

За безжизненным окном тихо поднималась луна, тусклым фиолетом размазывая уставшую спальню. Луна жила сама по себе, совсем не заботясь о моих жизненных процессах. Я же тихо засыпал с решением завтра открыть новый мир, где буду управлять и собой, и соседями, и Нюркой. А также буду плодить разных безграмотных мух и притом - в любом неограниченном количестве...

Ночью все так же в хаотичном танце продолжала бродить зигзагами тревога.

Фридрих и его поле притяжения

  • 05.09.15, 18:50


Фридрих не был взрослым в точном понимании этого слова. Он застыл между первой и второй. Именно в этом небольшом перерывчике. В голове Фридриха жили безумно тихие люди. Они были смирные, кроме нескольких дней в году. Тогда Фридриху приходилось жить и за себя, и за взвод оголтелых оловянных солдатиков. Притом, у одного из них не хватало ноги.


Фридрих любил собак, сендвичи и стихи совсем уж грустного поэта, живущего для справедливости и пишущего о исключительно о дураках. Дураки не обижались. Они жалели всех, кто кормился из собственной руки.

Фридрих тоже не обижался. Он даже выучил несколько несложных строчек, в которых глубина утопала еще в большей глубине, чтобы там настолько затеряться, что от всего стихотворения оставалось только бессилие. Зато какое!

Фридрих жил просто. Мечтал о мироустройстве, где всем будет хорошо: и самому Фридриху, и поэту, которого он так любил, и его маленьким оловянным солдатикам. Но солдатикам это было до лампочки, а вот поэту - не совсем. Вернее - не совсем хотелось поэту справедливости для всех, ибо это казалось совсем несправедливым. Поэтому поэт всю жизнь отрезал от вершины недостойных, рвущихся туда с постоянством, достойным удивления. В конце концов, он оставил только себя и Фридриха, ведь тому ничего не надо было для себя, но потом решил, что его почитатель запросто обойдется и без справедливости. В системе нравственных ценностей оставил только себя. 

Фридрих ничего не знал об умственных терзаниях своего любимого автора и о том, что автор остался наедине с собой, а потому настойчиво продолжал любить дальше.

Мы так, совсем снизу и недостойно, подумаем - а нафига? Но это к совершенству любви и текста не относится.

(фото Якубенко)

Человек, костюм, портной и провидение

  • 04.09.15, 15:00

(фото Якубенко)

Один заказчик решил пошить костюм. К этому моменту он уже имел кусок хорошей ткани, но ее размеры показались недостаточными ему для такого важного дела. Человек стал много работать для того, чтобы иметь деньги на дополнительную покупку. 

В конце концов, заказчик докупил ткани, которая к тому времени, впрочем, оказалась уже немодной. Тогда он решил подзаработать еще, уже на более подходящую ткань. Длилось это долго. 

Когда человек появился у портного, тот большую половину материала выбросил за ненадобностью, а из оставшегося куска сшил костюм, который уже и так не пригодился. Заказчик был слишком стар и вскоре умер. Костюм вместе с трупом благодарные родственники передали в похоронную службу. Там их и сжег строгий служитель крематория.
........................
Другой человек, имея небольшой кусок ткани, пришел к портному и попросил того применить все свое искусство для пошивки хорошего повседневного костюма. Портной "поднапрягся" и... результат превзошел все ожидания. Благодарный заказчик потом ходил в нем всю жизнь и славил Господа.
.........................
Это притча. Первый путь - стезя материалиста. Он сам "колотит" свою жизнь, как умеет, и надеется только на себя.

Второй путь - отдать "марудное" дело создания дома для Господа в руки Высшего Провидения, которое и слепит для просящего все удобство жизни из того материала, что имеется на данный момент.

Костюм - это наша видимая жизнь. Портной - Творец, лучше знающий наши запросы, нежели мы сами.
........................

Я испытал оба пути, но остановился на втором. Сказать, что я доволен своим выбором, значит, ничего не сказать.

Переход улицы

  • 01.09.15, 19:19


Мои девушка и бабушка состарились и я много думал о смерти. Это были девяностые, в которых я любил больше всего горы, а еще мой маленький городок, тогда совсем опущенный. В то время моя душа не была коммерческим предприятием по выпуску новых облигаций на жизнь, она смотрела, не видя, на горы, в которых практически не ощущалось старости. В горах процессы текли медленней, невзирая на то, что с ними вытворял человек.
В мой мир входил гранж вместе с рваными джинсами из Гонконга, наводя тоску "риффами" из Сиэтла. "Привет от Курта!" - вот что я видел в глазах молодых людей, уезжающих из города, в котором им уже не было места.
Сколько помню, в нем всегда пили много кофе, везде и повсюду, исполняя с ним что-то похожее на ритуал. Этот культ черного напитка  странно сочетался с неумением впихнуть в город остальные европейские ценности, так настойчиво стучавшие в отделы по пропаганде в душах бегающих по улицам горожан. Мне было тошно от грязных тротуаров, толп цыган, существующих просто так, только чтобы промотать еще немного из своего личного времени, на которое у них не было никакого ограничения, приблизить себе новое воплощение, уже где-нибудь ближе к вкусной жирной пище и лазурному морю.
Город утопал в скуке, безысходности и неясном предчувствии перемен, моргал глазками-окнами, выискивая из хаотичного движения молодой капризной страны лучшие возможности. 
Только горы оставались горами, сильно полысевшими, однако, из-за стремления пассионариев буржуазного типа заработать на них, не жалеющих ни себя, ни этих гор, ни своих родных и близких. "Все ушли в бизнес" - печать прорвавшейся вседозволенности была уже на каждом третьем жителе и это предвещало только одно - "Скоро, скоро вже ми побачимо Христа!.."
И вот тогда, ранним июльским утром, я увидел ее. Она была чиста, потому что не видела всего этого опустошения в среде, обезображенной бензопилами и лопатами. Она смотрела только в себя. Она стояла на пересечении главной и второстепенной улиц и собиралась ступить на "зебру", которую различить было невозможно. А через секунду ее сбил джип, и она ушла навсегда туда, откуда пришла. Но я видел ее глаза - в них не было неготовности.
Сперва ее кинуло на капот, а потом под колеса, и ей уже не нужны были просящее любви тело, цель на той стороне улицы и даже ласковые горы.
После этого я перестал размышлять о смерти. Я понял, что она и так рядом. Зачем искать то, что всегда с тобой?