Тем, кто дает миластыню!!! В переходе возле станции метро сидит женщина
неопределенного возраста. Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать
три, и сорок два. Волосы у женщины спутаны и грязны, голова опущена в
скорби.
Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек
сердобольные граждане
бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит весомый
«аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На руках у
женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей когда-то
белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно оживленное.
И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в кульке, и
шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги,
жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько
написано, но народ наш такой – жалостливый. Жалостливый, до слез. Готов
народ наш отдать последнюю рубашку свою, последние копейки из кармана
вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и чувствуешь, что у тебя все
еще не так плохо. Помог, вроде бы как. Хорошее дело сделал… Я ходил
мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел, чтобы на мои деньги
какой-нибудь негодяй купил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену
нового дома-дворца своего. Пускай
будет дыра у него в стене, у негодяя этого. Не будет кирпича от меня.
Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ее имел уже несколько
домов-дворцов.
Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да
шаурма. Хозяева таких «точек» попрошайничества имеют немало, но
отличаются жадностью. И жестокостью. На том и держится их супердоходный
бизнес. На деньгах да на страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек
не знает, что «встать» на место возле Владимирского собора невозможно, а
хождение по вагонам метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас
обращаюся» стоит от 20 долларов в день. Или – знает? В таком случае –
знает, но подает?
Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается над
еще
одним вопросом. Над одним несоответствием, буквально бросающимся в
глаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как током
ударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на
малыша, одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик. Я понял, что
именно казалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже
само нахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера.
Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в колено
той, кто представлялась его мамой. Попрошайка подняла на меня глаза.
Наши взгляды встретились. Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто они
спали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд)
дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моего
хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел
на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое
подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность. – Почему он
спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка. Попрошайка сделала
вид, что не расслышала. Она опустила глаза и закуталась в воротник
потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь подняла глаза. Она
посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее явственно читалось
усталое раздражение вперемешку с полнейшей отрешенностью. Я впервые
видел подобный взгляд. Взгляд существа с другой планеты. - Пошел на… –
произнесла она одними губами. – Почему он спит?! – я почти кричал…
Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичным
лицом
рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови: – Ты
чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, –
мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки. Попрошайка
перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую скорбь. Мужик
убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода. Дома он
расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную женщину от
негодяя в дорогой дубленке.
