"Сельхозпроизводство — это длинные и слабо прогнозируемы циклы выпуска 

продукции: вырастить свеклу на сахар — почти полгода, вырастить корову и доить 

ее — больше двух лет, полный севооборот в растениеводстве — три—пять лет. 

Спрогнозировать цену на конечную продукцию нереально",— говорят 

сотрудники "Шаймуратово". Деньги приходят лишь после продажи урожая 

осенью, в остальное время денег нет, только затраты. Когда приходит время 

рассчитываться с поставщиками за солярку, семена или иной потребный для 

хозяйства материал, на это, как правило, уходит вся наличность. "О сотрудниках 

обычно забывают. Вот и получается, что сельская жизнь обескровлена, там просто 

нет наличности",— поясняют в хозяйстве.

Давлетбаев предложил Нургалиеву ввести свою валюту: "У тебя есть товарные 

остатки? Деревенские в магазине в долг покупают? Что если мы долговую тетрадку 

уберем, а на объем товарной массы выпустим товарные талоны, по 

юридическому смыслу это очень похоже на накладную". Но в отличие от обычных 

денег талоны будут устаревать, как любой товар.

Нургалиев согласился. Талоны с куницами, лисичками и мудрыми изречениями 

напечатали в городской типографии. Зарегистрировали заместителя Нургалиева 

по сельскохозяйственной технике как индивидуального предпринимателя, 

продающего товар — талоны. Объем высчитали так: выпустили на половину 

товарных остатков в магазине. По деревне развесили объявления: можете приобрести 

талоны, пользоваться ими не обязательно, а по желанию. У вас есть 28 дней, потом 

они дешевеют на 2%, правило для всех — и для предприятия, и для магазина, и для 

вас. График старения был напечатан на каждом талоне, а продавать их начали в 

бухгалтерии.

Первые два месяца среди населения была "сильная инертность", говорит 

Давлетбаев: "Может, это ошибка, что не собрали и не объяснили. Люди пугались, 

это что, мол, как в 1990-е. Я начал ездить и разговаривать с людьми, 

объяснял, просил поверить в Нургалиева. "Вы видите,— говорил,— как он старается, 

что новые трактора появились, что жить тут начал. Он не соскочит. Поверьте"".

У многих в деревне были бытовые долги — одалживались у соседа, бабушки, 

милиционера. "Зарплат нет, отдать нечем, социальное напряжение растет. И у меня 

кто-то спрашивает: а могу я по своим долгам этими талонами рассчитаться? Я 

говорю: а почему нет? Отведи его в магазин и спроси, что ему надо, а ты ему 

на талоны это купишь. Это помогло. И, когда исчезла внутренняя долговая 

паутина, возник корпоративный дух. Вот у них на суде спрашивали: если в кассе 

есть и деньги, и талон, зачем вы берете талоны под аванс? А они отвечают: а 

какая разница? Понимаете, мне нужно хлеба и макарон купить, мне все равно, 

какой бумажкой это сделать, а сосед за учебу ребенка заплатить талонами ведь не 

сможет. Возникла социальная связка. Люди к деньгам стали относиться как к бумаге, 

то есть воспринимать их реальную экономическую стоимость. Стала 

востребована куча всяких компетенций: от прийти с лопатой огород вскопать до чего 

угодно. Вот эта казалось бы ерунда, 2% демереджа, так сильно давят на мозг, что 

люди ищут новые способы тратить и зарабатывать".