История того самого камня

В руке перекатывался малый камушек, судьбу которого, в сей момент, определял Ал. До боли в глазах он всматривался в черную твердь в своей руке. Тусклый свет нового зародившегося дня съедал контуры камня, оставляя слегка расплывчатые очертания... сердца. Черного сердца. Резь в глазах заставила их закрыть, отбросив во тьму этот восход, море и белокаменный берег. Теперь Ал слышал только свое учащенное дыхание и ощущал шершавость камня, щекотавшего его ладонь. Подняв голову к линии горизонта, не раскрывая глаз, он вращал найденный камень. Рука сильнее сдавливала предмет и с каждым поворотом на ладони оставались более отчетливые следы от черного сердца. На боль подросток не обращал внимания. Сознание сейчас штурмовали неутомимые мысли-адвокаты, настойчиво шепчущие о симпатии к находке. Мысли не кричали, лишь шептали, но этот шепот гипнотическим образом заставлял понемногу сокращаться лицевые мышцы и вскоре магические фразы стали срываться с губ Ала. Как завороженный он стоял и уговаривал себя: "Нет. Он такой как я. Как я шероховатый среди гладковыбритых камней, как я – выбивается из числа белых валунов". Когда Ал раскрыл глаза, он твердо для себя решил, что этот камень станет его талисманом.

Возвращался он таким же угрюмым, но где-то внутри – расплывался в улыбке. Его радовала мысль спасения каменного индивида, которого могло присыпать это белое однообразие. Представляя такую картину, Ал жесткой поступью стал втаптывать прибрежные камни с ощущением довольного превосходства. Они одержали победу.

Во всем теле ощущалась слабость. Несмотря на теплый балахон, озноб прокатился по конечностям. Близкое соседство гранитного постамента, добавляло уныние подростку. Каменный монумент вбирал тепло, которое самоотверженно вырабатывала каждая клеточка человеческого организма. Сидя на подступе, Ал обхватил ноги руками и тяготеющий земным притяжением, упал на них всей массой. На миг он представил, как маленькие электрические разряды, окружающие бьющиеся сердце, как по проводам, разбегаются по мельчайшим кровеносным сосудикам его тела, вырываясь наружу. Воображение рисовало тысячи миллионов зарядов-пушинок; как они бегают по коже, сталкиваясь, меняют направление и в целом образуют пушистый светящийся кокон, обтекающий его создание. Тепло триллионов электростанций согревало его одного, сознание впадало в блаженную дремоту, вынуждая тело принять удобное для сна положение. Качнувшись, Ал ощутил мгновение невесомости, которое тут же было прервано жестким столкновением с каменным соседом. Открывая глаза, Ал еще видел, как пушистые заряды перетекают по зеркально отточенной гранитной плите, покидая своего хранителя. Теперь их начала замещать мелкая дрожь, овладевавшая все новыми участками тела. Вернувшись в сознание, Ал увидел как подпирает памятник плечом. Он поспешил отстраниться от мертвецки холодного соседа. Боль в плече и ноющая ломота окончательно возвратили его к реальности. Как зубная червоточина, добравшись до центра нервных сплетений, ломота начала дергать за тонкие нити, причиняя невыносимые боли своей кукле. Несмотря на адские мучения, мозг еще думал. Думал о сердце, которое вот-вот разорвется. Желанию распластаться на плитах препятствовало понимание того, что сзади еще десяток молодых людей, с чуждым видом нависающих над ним за спиной. Вот так в толпе, Ал остался один. Сильнее натянув капюшон, скрестив руки, он схватил себя за грудки в попытке удержаться от нарастающей паники в себе и озноба. Казалось, правой рукой подросток не давал возможности выскочить сердцу, пальцы же левой - мертвой хваткой впились в каменную грудочку во внутреннем кармане. Если бы кто-то обратил внимание на эту тщедушную, закутанную в балахоне фигуру, он точно бы понял, что этот парень отгородился от всех.

В голове роились мысли. Они перебивали друг друга, перекрикивая восторженную толпу, фанатеющую по безжалостному таланту ди-джея. На площади как никогда было полно народа. Ал уже не мог понять, что было большей глупостью: переться на праздник, будучи больным, или та идеалистическая мотивация, вытолкавшая его из дома. Боли уже не было. Совсем. Ал не чувствовал ничего. В следующий момент, когда он открыл глаза, ему были видны лишь еловые ветки и свет прожекторов, пронизывающий все просветы между иглами хвои. Как множество лилипутов обездвижило гиганта-Гулливера сотнями нитеподобных веревок, так и Ал не в состоянии был хоть малость пошевелиться. С отчаянием пришло осознание – каково жить калекой. Как это глазами видеть движение, в памяти то замедлять его, проявляя на киноленте статические кадры; то ускоряя его, доводя до мерцания перед глазами. Завороженные уста практически кричат: "Я помню как это делается..."; мозг убеждает, что знает какие нервные сигналы подавать; душа срывается с места и уже тянет за руку тело – но растворяется в растерянности, понимая, что ноша ей непосильна. Никто не спешил ему на помощь. Даже увидев скатывающееся с каменного постамента тело, кто-то из окружающих поспешил перейти подальше, кто-то продолжал "втыкать" на музыкантов, а кто-то проследив за падением Ала, подумал "Можно ли так нажираться?" - И это те, ради кого ты приперся на этот "цирк"? – родительским тоном отчитывал Ала внутренний голос. – Да ты просто понятия не имеешь какой ты тупица. Многие люди довольствуются общественными бытующими мнениями и вполне довольные этими знаниями, живут всю жизнь, время от времени пополняя коллекцию поведенческих канонов – а тебе этого мало! Свои зарисовки карандашом, люди наводят жирнее только в отношении близких друзей, хороших знакомых. Им не нужно знать, что может значить движение того парня, или какие тараканы обживают головку той милашки с ангельской улыбкой. Ты дебил! Как псих-парфюмер, тебе через мясорубку надо перегнать все эти тушки, чтобы обнюхав полученный фарш, лепить котлетки домыслов, аппетитные для твоего сознания, и которые способен переварить твой жалкий мозг. Прости! Я видел как паук ткет паутину на спинке стула, но только от незнания, что завтрашним утром его труд будет попран человеком. Ты же сам понимаешь многогранность и изменчивость этого существа. Как бесполезен поиск истин. Физическая боль потеряла контроль над своей жертвой, но ее наместник оказался более беспощадным, нанося душевные оскорбления. Недвижимый, Ал не мог свой порыв чувств выплеснуть в резком движении, разбрызгивая их в воздухе. Сердце колотилось сильнее и чаще. Негасимый ритм его набирал амплитуду. Увлеченный битьем себя, Ал не сразу обратил внимание на ритмичные постукивания камушка в нагрудном кармане, биения которого практически сливались с сердцебиением. Это был его талисман.