Запасные пути господни

(Продолжение рассказа "Индивидуальный подход")

Вставай! Хватит дрыхнуть, обладатель мерзкого высокого голоса был свято уверен в том, что я буду его слушать.
- Мама, дай поспать,- отзываюсь я, не открывая глаз, я никогда больше
не буду смешивать водку с формалином, честное пионерское, только дай
поспать.
- Грешник Кич!- голос над моей головой сползает в район утробного баса и при этом невероятно взлетает по децибелам.
- Грешен, каюсь, как проснусь, обязательно схожу в церковь, я
демонстративно перевернулся на другой бок и в тот же момент свалился на
пол.
Что поделаешь, придётся вставать. Интересно, у кого из моей
родни такие вокальные данные? Я открыл глаза, посмотрел вверх и только
одно слово сорвалось с моих иссохших уст:
- Белочка...
В
нескольких сантиметрах от меня был пол. Он уходил куда-то очень далеко,
и всё его обозримое пространство было завалено пустыми бутылками
разнообразнейшего калибра. В полуметре от меня на полу стояла пара
чёрных лаковых ботинок. Из ботинок торчали две ноги, которые
соединялись где-то вверху, дальше шёл пиджак и на самом верху всей этой
громады была голова. Венчала вышеуказанное сооружение великолепная пара
рожек.
- Не мама...- проконстатировал я.
- Совсем не мама,-
покачав головой подтвердил рогатый. И тут же сорвался на крик,- Ты уже
вторую неделю здесь пол подтираешь! Ты что, решил до Страшного Суда из
запоя не выходить?
- А что?
- А то что без тебя уже десять поездов ушло! А ну встать!
От такого вопля мне захотелось тут же вскочить, вытянуться по струнке,
крикнуть "Есть, сэр! Так точно, сэр" и помчаться защищать интересы
страны куда-нибудь на Балканы. Но то ли национальность меня подвела, то
ли похмельный синдром, но вместо бодрого прыжка в стойку "смирно" у
меня получилась более менее равномерная попытка приподняться. С "так
точно, сэр!" тоже не очень получилось. Честное слово, я именно так и
хотел сказать, но у меня вышло только:
- Какой базар, начальник?
- Последние две недели я общался явно не почётными членами Академии
Наук,- вот только сам я даже до параши дойти не смогу.
Рогатый
усмехнулся. За его спиной возникла пара бодрячков в пластиковых касках
и с выкрашенными в чёрно-жёлтые полоски крыльями.
- Выноси,-
стройбатовцы подхватили меня за руки и ноги и вынесли на свет Божий.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что Божьим светом тут
отродясь не пахло: я лежал на колком, только что постриженном газоне и
смотрел в красное небо.
- Вот чёрт!- рявкнул я в эту кровавую твердь. И тут же,- да я это не тебе!
Рогатый
субъект со всеми следами алкогольной изношенности на лице, обернувшийся
было на моё чисто спонтанное высказывание, сплюнул и зашагал дальше по
своим делам...

Итак, я лежу на газоне и наблюдаю уходящее в
небо цвета плодового вина сложенное из железобетонных блоков строение.
Оно бы сильно напоминало Собор Парижской Богоматери, если бы этот собор
строили при Хрущёве: особенно пикантно смотрятся типовые блоки с узкими
готическими бойницами-окнами и увесистая табличка цвета спелого кумача:
"Пункт приёма и распределения грешных душ 324".
Обрывки памяти
крутились в моей голове как бельё в барабане стиральной машины. Я
помнил, как пил пиво с двумя панками, которые отравились, сварив химку
из собственных носков (после того как на сейшене они затоптали до
смерти какого-то гопника, по описанию донельзя похожего на моего соседа
по моргу, Ножовского). Я помнил, как пил портвейн с какой-то Витебской
рок-группой, решившей отметить день рождения Янки Дягилевой
сомнительным деревенским самогоном. Самогон оказался ещё более
сомнительным, чем они ожидали и теперь у них появилась беспрецедентная
возможность сделать Янке подарок из рук в руки. Я пил водку с двумя
матёрыми сибирскими мужиками, устроившими ралли Задрючино - Передавль -
Закопайск - Задрючино на тракторах "Беларусь". Я пил виски с шерифом
какого-то вконец захудалого американского посёлка городского типа. В
его посёлке школьники решили сыграть в пейнтбол с настоящим оружием.
Особо добрыми словами шериф вспоминал родителей пристрелившей его
детворы, которые припасли в своих домах столько стволов, что их хватило
бы на всех мусульманских террористов взятых вместе с балканскими
сепаратистами и прочими врагами Большой Американской Мечты.
Пил я,
короче говоря, много. Куда больше, чем следовало и куда меньше чем
хотелось. Так или иначе теперь я лежал, тупо уставившись в небо цвета
мяса и мучительно пытался припомнить, что это за десять поездов ушло в
неизвестном направлении во время моего запоя, и какое отношение к ним
имел ваш покорный слуга.
Наконец, мне в голову пришла здравая
идея: проверить свои карманы на предмет наличия в них хоть каких-то
документальных свидетельств, связанных с последними двумя неделями.
Обыск внутренностей потёртой униформенной куртки дал потрясающие
результаты: аусвайс на имя Максима Кича, пять бумажек с портретом
какого-то бородатого лица еврейской национальности и надписью "100
райхсмарок" на каждой и, наконец, билет в купейном вагоне поезда "Лимб
- 4-е небо", что характерно, без даты. Я повертел перед глазами пёструю
бумажку с витиеватым логотипом "Небесных Железных Дорог", сплюнул себе
под ноги и отправился искать железнодорожный вокзал...

Голубоглазый блондин-ангел с автоматом осмотрел меня с головы до ног так, словно я был болен проказой.
- Вокзал? А, ну это по улице Святых Мучеников до перекрёстка до
проспекта Блаженных и там налево и прямо километра так четыре до упора.

- Слушай, служивый, а общественный транспорт здесь предусмотрен?
- Это был бы рай,- развёл крыльями мой собеседник.
Поблагодарив блондина, я вышел за ворота пункта приёма и распределения.
Полусонный чёрт в будке на какую-то секунду прервал просмотр своего
очередного сна и спросил, куда это я собрался. Я ответил, что собираюсь
на вокзал, и показал аусвайс.
- Вали...- протянул охранник и тут же, откинувшись в кресле, заснул.
Я
уже вышел на улицу, когда у ворот остановился разукрашенный танцующими
скелетами чёрный "Икарус" и разразился нервной серией гудков, сквозь
которые доносилось: "Да просыпайся ты, рогоносец хренов!".
Улица
Святых Мучеников была похожа на любую улицу построенную в типовом
городе по типовому проекту: похожие друг на друга как близнецы-братья
здания наводили на мысль о клонировании; испоганенные ширпотребовским
дизайном автомобили методично гадили чёрными облаками выхлопных газов;
толпа, одетая во все оттенки серого, не спеша брела по своим делам.
Правда, рога и крылья, разбавлявшие общую массу, вносили некоторое
разнообразие, но спустя полчаса я уже воспринимал эти придатки как
нечто само собой разумеющееся. До сих пор не понимаю, почему я решил,
что должен идти именно на вокзал, садиться там на поезд и ехать в столь
ненавистный мне рай? Видимо это была одна из хитрых адских штучек,
благодаря которой надобность в конвоирах напрочь отпадала.
На
перекрёстке улицы Святых Мучеников и проспекта Блаженных (назвал же
кто-то) я спустился в подземный переход и тут же замер: из
противоположного его конца раздавались звуки гитары, сопровождаемые
донельзя знакомыми голосами. Я кинулся на звук.
Действительно: у
облицованной кафелем стены прямо под надписью "Где ЛаВей?" стояли два
боевых товарища, при жизни именовавшие себя панками: Гвоздь и спутник
его Дырокол. Гвоздь играл "Бога нет", а Дырокол пересчитывал райхсмарки
щедро накиданные сострадательными согражданами в чехол от гитары.
- Какие люди!- усмехнулся я, подходя ближе,- и давно вы преставились?
Гвоздь
от неожиданности аж гитару уронил. Гитара висела у него на шее и упасть
на землю не смогла, но зато больно стукнула цельнометаллическими
колками по бритой макушке Дырокола. Дырокол сматерился, спрятал
райхсмарки в карман, поправил очки и только после этого узрел мою
скромную персону.
- Кич!- дуэтом воскликнули оба панка.
- Кич,- подтвердил я,- так какими судьбами?
- Понимаешь,- сказал Гвоздь, извлекая из кармана потёртого пиджака
пачку сигарет и закуривая, стояли мы так в переходе, играли на гитаре.
Тут к нам подошёл какой-то гопник и предложил ящик пива единовременно.
Так прямо и сказал. Ну и, типа, нам только надо одну бумажку подписать
и сразу он нам этого пива выдаст. Так прямо с ящиком пива он и пришёл.
Ну Дырокол, тот подмахнулся, не думая. Ему сразу ящик пива! Я спросил:
"а что, ящик - на двоих?". "Нет, говорит: на каждого". Ну тут я тоже
подписался, а он и мне ящик! Откуда он их доставал - ума не приложу, ну
мы короче устроили кутеж, беленькой ещё прикупили, собрались компанией.
На утро просыпаемся в этом сраном распределителе, а нам какой-то хрен
рогатый и говорит, что души мы свои продали... вернее - пропили. И
бумажку, значит, эту предъявляет с нашими росписями.
Я посочувствовал. Поинтересовался, где тут вокзал.
Дырокол сделал умную мину на своём и без того интеллигентном лице,
покосился на чехол от гитары и тонко намекнул на то, что за сегодня им
не так уж и много накидали. Я отписал ему звонкого щелбана, тонко
намекая на то, что для друзей подобные услуги должны оказываться
бесплатно.
Он понял.

Итак, я на вокзале:
Вокзал и
вокзал: сумрачные физиономии в билетных кассах, справочная система с
потухшим экраном и табличкой "Временно не работает", прохаживающиеся по
трое ангелы в пятнистой униформе - что ещё надо для того, чтобы
объездивший в своё время пол-Союза грешник почувствовал себя как дома?
Вообще, мне показалось странным только одно: почему у меня не появилось
желания забить на этот поезд и сбежать куда-нибудь подальше. Хотя,
наверное это было связано, в основном с тем, что я считал, что такая
сволочь как я не пропадёт нигде...
До отправления следующего
поезда на 4-е небо было что-то около двух часов, которые предстояло
где-то провести. Чисто интуитивно я отыскал зал ожидания, где свалился
на ближайшее пластиковое кресло. Взгляд мой упёрся в телевизор,
подвешенный под потолком, и неизменную швабру у стены. Миловидная
ведущая болтала что-то про отклонение третьей поправки к шестой
заповеди, а я смотрел сквозь экран и прикидывал, можно ли в раю
повеситься.
В этот момент в дальнем конце зала ожидания мелькнула
знакомая фигура. Девушка в джинсовых брюках и кожаной куртке резко
выделялась на фоне одетых в стандартные потёртые одёжи, в которые тут
рядили и грешников и праведников. Девушка явно старалась не попадаться
на глаза патрулирующим вокзал ангелам. Где же я её видел? Ах... да! В
прошлый раз её отловили в автобусе! Пусть я и сволочь, но сейчас я
собирался помочь человеку и на то у меня были две причины. Во-первых, я
не люблю, когда за человека решают, умирать ему или ещё немного
помучиться, а во-вторых, я не собирался устраивать бессрочное
воздержание только потому, что умер.
Я тихо подошёл к ней и оттянул за ряды камер хранения.
- Пусти, тварь патлатая!- прошипела она, впиваясь ногтями мне в руку.
- Ты что, хочешь чтобы тебя опять назад вернули.
- Ещё чего!- она отпустила мою руку и поправила волосы, ставшими от постоянных перекрасок не то синими, не то - зелёными.
- Тогда слушай сюда,- я вовсе не был экспертом в делах райских, но
безалаберность, похоже, была во всех мирах одна на всех,- тебе нужно:
а) переодеться - шмотки у тебя, не спорю, крутые, но в условиях данной
конкретной реалии они не котируются; б) так или иначе, но выбраться из
Лимба.
- А Лимб, это что?
- Лимб, дорогая, это то место где
мы сейчас находимся. Приёмник-распределитель для свежеумерших вроде
тебя или меня. Так вот: я не думаю, что в райских кущах нас будут так
сильно пасти, как здесь. Ну и, наконец, пункт в), самый главный и
насущный. Как тебя зовут?
- Вика.
- Очень приятно, Макс. Максим Кич. Иногда - просто Макс, чаще - просто Кич. А теперь давай раздобудем тебе шмотки.

Шмотки мы раздобыли путём элементарного бартерного обмена. Причём, пока
я искал тряпки подходящего размера, Вика сидела, запёршись в кабинке
туалета, в одном нижнем белье и материла меня почём зря. Впрочем,
наверное во мне всегда была коммерческая жилка, поскольку через
пятнадцать минут Викиной матерщины у меня на руках был комплект
защитного цвета и подходящего размера, а, также четыре бутылки водки.
Вика в последний раз сверкнула нижним бельём, заставляя меня мысленно
торопить тот момент, когда мы доберёмся до какой-нибудь уединённой
кущи, и влезла в костюм похожий на те, что носили студенты на
коммунистических стройках.
- Ну ты и затарился... Это что нам на двоих?
- Нет... На двоих этого, пожалуй, будет мало. Но я тут разузнал две
вещи: водка здесь очень даже ценится, поскольку бывает только
контрабандной, а ещё, угадай кто работает проводниками в поездах этого
милого места... Таки всё те же проводники, что на Земле, только
преставившиеся. А я гадом буду, если не найду подходящую проводницу,
которая пустит нас обоих.
- Карты в руки! Но, боюсь, раньше у нас президент сменится...

И почему я не поспорил с ней на желание? Под весёлый перестук колёс мы
уже открывали сэкономленную бутылку водки, когда к нам в купе ворвалась
полупьяная проводница - таких ещё называют полупроводниками.
- Контроль идёт! Уже в соседнем вагоне. Хоть под полку прячь свою деваху, хоть в карман, но чтоб её тут не было.
- Вика, пошли, прогуляемся!
- Куда ещё? моя подруга потихоньку приближалась к состоянию проводницы.
- В туалет.
- А без меня отлить ты не можешь?
- Контролёры идут. Хочешь обратно в Витебск?
Она не хотела обратно в Витебск. Более того, слово "контролёр", по всей
видимости, пробудило в ней недавние воспоминания, так что она, слегка
протрезвевшая, побрела за мной, описывая некоторое подобие синусоиды.
Контроль не заставил себя долго ждать: в двери туалета постучали.
- Проверочка. Билетик, пожалуйста.
- Мужи-ик. Меня поносит тут. Я из четвёртого купе - спроси у проводницы! Я если сейчас пошевелюсь полвагона отмывать придётся!
- Слушай, не вы[Пропущено по соображениям этики и морали]ся. Приоткрой двери и высуни билет.
Я, задвинув Вику как можно дальше от входа, просунул руку с билетом в
приоткрытую дверь. По ту сторону двери клацнули компостером, слегка
прищемив мне палец.
- Вот черти!- ругнулся я, пытаясь остановить потёкшую из-под содранной кожи кровь.
- Сам ты - чёрт. Черти на этой линии работают по чётным, пора бы уже и привыкнуть!- за дверью раздались удаляющиеся шаги.

-...Так прямо и говорит! "С точки зрения сама понимаешь чего мы не
можем более находиться в столь близких отношениях". И тогда я...,-
теперь уже окончательно пьяная Вика висит на моём плече и рассказывает
про причину своей девятнадцатой попытки суицида. Эта милая девушка
решила отравиться газом: взрывом снесло половину дома, от ударной волны
весь микрорайон был вынужден заменить стёкла, менты три месяца искали
по чердакам и подвалам чеченский след, виновница торжества не
пострадала.
- И где ваша семья потом жила?
- Я что, дура, кончать жизнь самоубийством в собственной квартире?... А семья подруги жила потом у нас...
- Ясненько,- я долил в себя ещё немного водки, окончательно переходя в
состояние расширенного сознания. Тут поезд притормозил у огромных
ворот, проделанных в здоровенной стене. У ворот стоял гигантский
верзила с шестью крыльями за спиной и ракетницей запредельного калибра
в руках.
Радио прошипело что-то невнятное, потом в шум прорвался
пьяненький голос нашей проводницы: "Райские врата, стоянка пять часов,
туалеты закрыты, охрана снаружи стреляет без предупреждения, так что на
перрон даже не пытайтесь высунуться. Добро пожаловать на небеса,
праведнички!"
Вика вдруг похлопала меня по плечу.
- Кич.
- Чего тебе?
- Ты по-немецки хоть немного понимаешь?
- Да не то чтобы... А что?
- А вон там что за шильда? моя спутница показала куда-то за плечо
серафима. Я пригляделся: вязь над воротами вдруг сложилась в готическую
надпись "Arbeit machts frei".
- Это по-ихнему что-то вроде "Добро
пожаловать",- соврал я, и залил приступивший к горлу шипастый комок
остатками сорокоградусной.

(с.)Максим Кич Октябрь-Декабрь 2001. Витебск