С кровью из клюва,

                   тёпел и липок,

шеей мотая по краю ведра,

в лодке качается гусь,

                       будто слиток

чуть черноватого серебра.

Двое летели они вдоль Вилюя.

Первый уложен был влёт,

                        а другой,

низко летя,

            головою рискуя,

кружит над лодкой,

                   кричит над тайгой:

«Сизый мой брат,

                 появились мы в мире,

громко свою скорлупу проломя,

но по утрам

            тебя первым кормили

мать и отец, а могли бы — меня.

Сизый мой брат,

                ты был чуточку синий,

небо похожестью дерзкой дразня.

Я был темней,

              и любили гусыни

больше — тебя,

               а могли бы — меня.

Сизый мой брат,

                возвращаться не труся,

мы улетали с тобой за моря,

но обступали заморские гуси,

первым — тебя,

               а могли бы — меня.

Сизый мой брат,

                мы и биты и гнуты,

вместе нас ливни хлестали хлестьмя,

только сходила вода почему-то

легче с тебя,

              а могла бы — с меня.

Сизый мой брат,

                истрепали мы перья.

Люди съедят нас двоих у огня

не потому ль,

              что стремленье быть первым

ело тебя,

          пожирало меня?

Сизый мой брат,

                мы клевались полжизни,

братства, и крыльев, и душ не ценя.

Разве нельзя было нам положиться:

мне — на тебя,

               а тебе — на меня?

Сизый мой брат,

                я прошу хоть дробины,

зависть мою запоздало кляня,

но в наказанье мне люди убили

первым — тебя, а могли бы —

                            меня...»

 

 Евтушенко

И еще....

Не исчезай... Исчезнув из меня,

развоплотясь, ты из себя исчезнешь,

себе самой навеки изменя,

и это будет низшая нечестность.

 

Не исчезай... Исчезнуть — так легко.

Воскреснуть друг для друга невозможно.

Смерть втягивает слишком глубоко.

Стать мёртвым хоть на миг — неосторожно.

 

Не исчезай... Забудь про третью тень.

В любви есть только двое. Третьих нету.

Чисты мы будем оба в Судный день,

когда нас трубы призовут к ответу.

 

Не исчезай... Мы искупили грех.

Мы оба неподсудны, невозбранны.

Достойны мы с тобой прощенья тех,

кому невольно причинили раны.

 

Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,

но как нам после встретиться в столетьях?

Возможен ли на свете твой двойник

и мой двойник? Лишь только в наших детях.

 

Не исчезай. Дай мне свою ладонь.

На ней написан я — я в это верю.

Тем и страшна последняя любовь,

что это не любовь, а страх потери.

 

............................................

Я кошелек.
        Лежу я на дороге.
Лежу один посередине дня.
Я вам не виден, люди.
                Ваши ноги
идут по мне и около меня.
Да что, вы
        ничего не понимаете?!
Да что, у вас, ей-богу,
               нету глаз?!
Та пыль,
      что вы же сами поднимаете,
меня скрывает,
         хитрая,
            от вас.
Смотрите лучше.
      Стоит лишь вглядеться,
я все отдам вам,
         все, чем дорожил.
И не ищите моего владельца -
я сам себя на землю положил.
Не думайте,
   что дернут вдруг за ниточку,
и над косым забором невдали
увидите какую-нибудь Ниночку,
смеющуюся:
      "Ловко провели!"
Пускай вас не пугает смех стыдящий
и чьи-то лица где-нибудь в окне...
Я не обман.
      Я самый настоящий.
Вы посмотрите только, что во мне!
Я одного боюсь,
      на вас в обиде:
что вот сейчас,
         посередине дня,
не тот, кого я жду,
            меня увидит,
не тот, кто надо,
         подберет меня.

Евтушенко

Мне снится старый друг,

который стал врагом,

но снится не врагом,

а тем же самым другом.

Со мною нет его,

но он теперь кругом,

и голова идет от сновидений кругом.

 Мне снится старый друг,

крик-исповедь у стен

на лестнице такой,

где черт сломает ногу,

и ненависть его,

но не ко мне, а к тем,

кто были нам враги

и будут, слава Богу.

Мне снится старый друг,

как первая любовь,

которая вовек уже невозвратима.

 Мы ставили на риск, мы ставили на бой

, и мы теперь враги —

два бывших побратима.

 Мне снится старый друг, как снится плеск знамен

солдатам, что войну закончили убого.

Я без него — не я,

он без меня — не он,

и если мы враги,

уже не та эпоха.

Мне снится старый друг.

 Он, как и я, дурак.

Кто прав, кто виноват, я выяснять не стану.

Что новые друзья?

Уж лучше старый враг.

Враг может новым быть,

а друг — он только старый...

Евтушенко

    Дай бог слепцам глаза вернуть
    и спины выпрямить горбатым.
    Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
    но быть нельзя чуть-чуть распятым.
    Дай бог не вляпаться во власть
    и не геройствовать подложно,
    и быть богатым — но не красть,
    конечно, если так возможно.
    Дай бог быть тертым калачом,
    не сожранным ничьею шайкой,
    ни жертвой быть, ни палачом,
    ни барином, ни попрошайкой.
    Дай бог поменьше рваных ран,
    когда идет большая драка.
    Дай бог побольше разных стран,
    не потеряв своей, однако.
    Дай бог, чтобы твоя страна
    тебя не пнула сапожищем.
    Дай бог, чтобы твоя жена
    тебя любила даже нищим.
    Дай бог лжецам замкнуть уста,
    глас божий слыша в детском крике.
    Дай бог живым узреть Христа,
    пусть не в мужском, так в женском лике.
    Не крест — бескрестье мы несем,
    а как сгибаемся убого.
    Чтоб не извериться во всем,
    Дай бог ну хоть немного Бога!
    Дай бог всего, всего, всего
    и сразу всем — чтоб не обидно...
    Дай бог всего, но лишь того,
    за что потом не станет стыдно.
Евтушенко

 

   Фея сказала супругам: "Вы были прекрасной парой в течение 25 лет, и я хочу исполнить одно желание каждого из вас".
   
   Сказала жена: "Я хочу попутешествовать по всему миру со своим любимым мужем".
   
   Взмахнула фея палочкой и в руке женщины оказались билеты.
   
   И тут сказал 50-летний муж: "Все это очень романтично, но такая возможность выпадает раз в жизни. Сожалею, дорогая жена, но я хочу женщину моложе меня на 30 лет".
   
   Взмахнула фея своей волшебной палочкой и... превратился муж в 80-летнего деда.
   
   Вывод: мужчины, может, и сволочи, но феи ведь женщины.