А.Розенберг."Советская Иудея"

 в неё поверить, является такой же мощной силой в жизни народов, как и правда. Десятилетиями многомиллионные массы выращивались в вере, что марксистское учение несёт настоящую борьбу против выщелачивающего народы капитализма, несёт новое отношение к государству и жизни. Если принять во внимание те огромные жертвы, которые принёс рабочий класс всех стран во имя этих мыслей, знать издержки душевной силы и преданности, с которой целые поколения держались за марксистское привидение, только тогда можно понять всю силу отчаяния, родившегося при оглашении приговора о том, что все жертвы были принесены зря, что вся вера во враждебное жизни дело оказалась растрачена попусту. И честный человек либо останется большевиком, не решившись отречься от системы, либо станет национал-социалистом, фашистом, если поймёт новый синтез между национал-социализмом и решением социального вопроса. В первом случае самый убедительный пример предлагает нам Россия.

В марте 1917 штормовой прилив революции пронёсся там сквозь страну. Иначе чем в Германии, совсем иначе. Ибо, к тому времени как 9 ноября 1918 Германию коварно захватили врасплох, уже весной 1917 вся Россия была прибрана к рукам. Это всего лишь голый факт. То, что с точки зрения русской национальной истории, революции придаётся подчёркнуто антирусский характер, являет собой глубочайшую трагичность восточных событий, и одновременно показывает воздействие тех сил, которые в наивысшей мере получили здесь возможность своего беспрепятственного воздействия: сил обще-еврейского марксизма. В том, что в России были сожжены тысячи имений, что сотни тысяч людей были казнены и вырезаны в бессмысленном порыве разрушения, видно лишь истинно русское начало. Генерал Краснов в своём труде «От двуглавого орла к красному знамени» указывает на слова Пушкина о происходившем в его время восстании бандитского главаря Пугачёва против русского царизма, как о «русском бунте – бессмысленном и беспощадном». Все те дремлющие в русских необъяснимые, антигосударственные, хаотичные влечения внезапно вознеслись ввысь в миллионах душ. Если я думаю о русской революции, то первое что мне приходит на ум так это эпизод из «Идиота», когда русский из зависти к чужим серебряным часам, без какого-либо морального сомнения закалывает их владельца словно скотину, не забывая перед этим рьяно перекреститься. Размышлениям над этим страшным душевным качеством Достоевский отдал всю свою жизнь. Глазом скорохода он однажды увидел воздействие освобождённых инстинктов: в его предсказаниях он предупредил историю на 40 лет вперёд. Он как будто переместился в отдельно предусмотренное время великих войн и революций, и, вернувшись, посмел констатировать, что «интернациональный еврейский банк» «победителем выдвигается вперёд».

Если мы в ходе рассмотрения скоротечно отбросим влияние еврейства – его денег, его прессы, его внешне-политического поведения по отношению к Советской России, то мы сможем понять революцию как убийство, хаос, но не как факт организованного правительства убийц, организованного разложения народа, организованного обмана. Русский рабочий боролся на баррикадах за нечто, называющееся «коммунистической идеей». Эта идея представлялась в разных головах по-разному. Во всяком случае, он стоял за неё с великой самоотверженностью. Тысячи еврейских агитаторов, которые постепенно объявляются из Цюриха, Нью-Йорка и Польши в Москве и Петербурге, разжигали ненависть в приемлемом для них направлении: против русской национальной интеллигенции. В течение 1918 года для всех сомневающихся слетела маска большевистского сфинкса: выявилось то, что большевизм был борьбой не за социальную идею, а политической борьбой мирового еврейства против национальной интеллигенции всех народов, для того, чтобы с помощью управляемой ненависти низших слоёв лишить её своих вождей, и, соответственно, дать евреям возможность поставить на их место зависимых от них существ. Это развитие с ужасной последовательностью совершалось тем яростней, чем меньше еврейская клика (в 1921 году среди 550 комиссаров насчитывалось 447 евреев) в России имела возможность вернуться назад. К еврейскому правительству намертво привязались все те, кто в течение революционных дней скомпрометировали себя грабежом или убийством. Их жизненный интерес подсказывал им творить новую систему. К ним стягивались многочисленные, утратившие родину и профессию, солдаты, которые, не долго думая, превращали обычную войну в гражданскую. Шквал пропаганды заботился о том, чтобы под их действия была подведена «идейная» основа.

Издавна, облик русской деревне задавал так называемый «кулак». Таким именем называли крестьянского деревенского господина, обычно являвшегося состоятельным крестьянином или предпринимателем. В дореволюционные времена царское правительство пыталось договориться с этими людьми. С противоположной стороны подошло к этому вопросу после него советское правительство, и приученный к диктатуре русский повиновался. Это звучит странно, но именно анархическая деспотия являлась формой правления в России на протяжении столетий, будь то Иван Грозный, Пётр I, Николай I или Александр III. Во всяком случае, успех большевистской диктатуры основывается помимо прочего и на этой душевной установке.

Так красный прилив крови покрывал русскую землю; мучительно погибала русская интеллигенция, которая либо  террором приводилась к покорности, либо бежала, либо попросту прощалась с жизнью. Палачей русского народа захлестнула непомерная жажда крови: голодом и убийствами нация лишилась многих миллионов. Профессор Сорокин, бежавший из Петербурга в 1922-ом, издал статистическое исследование «Современное положение России», в котором он подсчитывает понесённые потери. Война стоила России 2 с половиной миллиона человек, 26 миллионов убыли из-за создания прибрежных государств на обломках старой империи. В 1920-ом перепись населения проводилось уже большевистским правительством; в итоге оно выдало цифру в 129 миллионов жителей. Перед войной Россия насчитывала 176 миллионов. «Бескровная революция» к 1920 году унесла с собой 16 миллионов жертв, то есть в шесть раз больше чем целая мировая война.

Теперь, когда эта кровожадность показала свои плоды, от которых нас пробирает дрожь, наступает политическое и художественное размягчение мозга, позволяющее услышать пение блуждающих убийц:

Вы вновь поёте о цветах

И о любви горячем жаре

Я же хочу научить вас другим песням

О казнях, смерти и крови

Нежный аромат источала белая сирень,

Которую на вашем столе я увидел

Но она не для меня, ведь я имею нескончаемо лучшие -

Кровавые цветы Чека

Это великое желание, парой ударов

Приколотить его к кресту,

Это великая радость, если на обломках

Хрустят человеческие кости

Если кого-то медленно закалывают

И хрип, словно музыка, звучит перед смертью

Накаляя наши сердца воодушевлением

Если открытые раны пламенно кровоточат перед нами

И за вашим приговором незамедлительно следует ответ: «К стене!», 

«Расстрелять», «На виселицу»…

Так можно дословно прочитать в изданном стихотворении М. Гарпрундса под заглавием «Улыбка Чека».  Вместе с тем в этих строках вы найдёте его любовную оду.

По началу у биржевой власти запада выходило затруднительное положение с Советской Россией. Антимарксистские настроения народов были совершенно однозначны, тем более что национальное самосознание были чрезвычайно укреплено военным подъёмом, и всё интернациональное натыкалось на стойкую оборону. Поэтому сперва было начато общественное оправдание большевистского «государства». Постепенно шла по нарастающей пропаганда в пользу Троцкого и Ленина, и мнимые экономические связи превращались в политические. Большевистские представители беспрепятственно зачастили по другим странам. При содействии американского правительства на вашингтонской конференции в конце 1921 года было принято решение позвать делегатов Советской России на следующую большую международную конференцию в качестве равноправных участников. Президент Хардинг даже поставил участников перед тем фактом, что американское правительство предоставляет Советской России в распоряжение 4 миллиона бушелей пшеницы, причём без каких-либо условий, как он характерно дополнил.

Таким образом, советская дипломатия в лице господ Чичерина и Литвинова-Финкельштейна шла навстречу конференции в Генуе. Здесь еврей Ратенау заключил с ней Раппальский договор, который якобы был чисто экономическим соглашением, но в действительности являлся политическим признанием московского правительства убийц. Признание Советской Иудеи другой великой державой с течением времени сослужило свою службу. Всё это неимоверно укрепило политическое положение большевизма в мире и придало коммунистам во всех странах новое мужество. И если оплот большевистской мысли всё ещё существовал, то и надежда на победу также имела право на существование. Москва пользовалась всеми доступными рычагами: более полутора миллиона золотых марок только за раз полученных от немецкого рейхстага расходуются. Успех был бесспорным: 62 большевистских депутата сегодня представляют политику фундаментальной измены Отечеству, как того требует большевистское учение. Все они должны были подписаться под оборотной стороной своей деятельности, после чего они больше не могли считаться представителями немецкого народа, становясь уполномоченными третьего интернационала. Так было открыто заявлено о том, что в государственном парламенте часть парламента представляет не народ, а иностранное руководство. И руководители этих 62 большевиков по воли природы являются евреями: фрау Руфь Фишер-Гольте, д-р Кац, Шолем, д-р Розенберг и т.д. Уравнение Москва-Сион аллегорически находит своё выражение в них.

Кому всё это кажется недостаточно обоснованным, тому я обязан открыть глаза нижеприведённым признанием. Еврей Артур Холичер посетил Россию в 1921 году. Свои впечатления он описал под заголовком «Карлсбад (где заседал сионистский конгресс) перед Палестиной» в ноябрьском номере «Нового обозрения». В том числе он говорит там:

«Тот, кому досталось исключение всем  сердцем и разумом испытать стихийное переживание Советской России, тот может осознать поразительную параллель Москва-Сион, прибыв в Карлсбад. До своего создания утопическая культура в её самой глубокой сущности подготавливалась немецкими философами, опередившими ход времени, укреплялась немецкими практиками и организаторами. Однако мы видим, что во главе движения бурно выдвигаются вперёд гениальные освобождённые евреи востока. Вождь сегодняшнего всемирного сионизма – русский профессор Вайцманн, высшие исполнительные руководители – русские Соколов и Усишкин. С организациями обустройства Палестины, немцами Куппином, Лихтхеймом они образуют единство, которое признано международным всемирным еврейством. Так, кроме имеющегося на сегодняшний день интернационального Рима, интернациональная Москва представляет собой этот самый третий интернациональный Сион, который черпает светскую власть из корней религии».

Сионист, т.е. шовинистический расовый еврей испытывает перед Советской России «стихийное переживание».

Всееврейско-биржевой «Берлинский ежедневник» писал: «Игра между Москвой и Западой становиться всё тоньше и сложней, ибо она происходит всё тесней».

Эта пошлая и обманная игра развивается во всех странах. Все народы должны распознать в большевизме смертельного врага их народной культуры, их существования. 62 большевистских депутата в немецком рейхстаге, 300 000 коммунистических глоток в Париже – это факты, которые говорят однозначно. Но для того, чтобы одолеть большевизм нужно вырвать саму его сущность, которая описывалась выше. Только так борьба может привести к успеху.