В эту осень деревья, желтеть не желая,
бурый цвет выбирают, роняя листву.
Этой осени дал бы я имя Аглая;
симпатичное, кажется, имя на звук.

Хоть по счёту тридцатая, но по контрасту
самой близкой мне станет. Один на один
будем время листать и смотреть безучастно
дней картинки, потом по ночам уходить

в сумрак снов. Оставляя дневные фрагменты
чьим-то лицам случайным, асфальту, ветрам,
амальгаме поверхности луж, что зачем-то
небо множит собой. И по-новой с утра.

Перегоревший диалог
в начале.
Осенним холодом у ног
молчанье.
Вопрос "зачем и почему"
открытый.
Сердечный стук теперь ему,
как  ритм.

Не дождь, а водяная пыль.
Не день, а сгусток серой массы.
Я всех простил и всё забыл
без всяких "если да кабы",
увидев суть под этой маской.

Устои новые с трудом,
но, всё ж находят место как-то.
Работа, дом; работа, дом.
И осень с жёлтым чувством такта
меня оставит на потом.

В перманентности ожиданий
я по жизни иду наощупь
через суток без цвета данность,
как-то однообразно, в общем.

Всё не то и не так. Туманна
перспектива вся в белых пятнах.
Я какой-то наверно странный,
не могу изъясниться внятно.

Мало что мне вообще известно:
ни желаний, ни целей. Только
знаю то, что я не на месте,
но от этого мало толку.
Рифм ещё не люблю глагольных
и осознанно делать больно.

К горю, добру или так
просто на озере чаек
стая кружила в такт
ветра, как будто нечаянно.

Крик, разрезая простор,
эхом лучей разливался
солнца закатного - спор
в ритме вечернего вальса.

Крылья свои распластав,
воздух беря за основу,
чайки на фоне холста
синего снова и снова.

19.04.2011

Как в море пара кораблей
всё удалялись друг от друга.
Хотелось верить - это блеф,
но одиночество упругой,

холодной  гладью тишины
напоминало об обратном,
шептало - Вы уже не "Мы",
а каждый сам себе украдкой.

Ещё виднелся дым вдали
туманным росчерком печали,
в эфире эти корабли
хранили радиомолчанье.

Остывшей ночи пустой балкон
со мной тот же дым глотает.
Его пустота, как будто в тон
моей. Истекает таймер.
А дальше будет какой-то сон
возможно лишённый смысла,
как всё, что до него и потом.
Дней нет. Есть лишь только числа.

Кажется так или нет,
часто ловлю себя на ощущеньи -
здесь я чужой; не по мне
эта среда и система вещей в ней.
Быть среди них - значит стать
в ровень. И выбора два у ладони:
првый - пуста, но чиста;
выбор второй - есть на первый антоним.
Тише звучат голоса,
что семенами рассыпаны где-то
в сердце. А тех, кто бросал
вместе с собою ушедшее лето
вдаль увело. И я сам.

На зеркале реки застыло время,
как шёпот еле уловимый. В вышине
под серым одеялом небо дремлет
и в том же зеркале становится вдвойне
спокойствие его беспрекословно
для личной суеты и тех, кто сломлен.

Как будто замер день, баланс в себе держа
и знак равно сентябрьской середины.
Прозрачен воздух осени. Ему не жаль,
что путь в апрель настолько будет длинным.
А так же тех не жаль, кто каждый новый вдох
считает по дороге до.

Центральной улицы конец,
тридцатой осени начало.
Ещё живой, и, как по мне,
такой пустяк - не так, уж, мало.

Сто двадцать градусов у стрел
в углу - четыре по полудню.
Прохожих лиц анфас смотрел,
но все - чужие только люди. 

О рифмах думал, как бы их
приблизить к чести максимально,
чтоб не сломать при этом стих?
Вопрос остался актуальным.

В тени деревьев дым пускал,
всё было ровно и беспечно.
Сентябрьский ветер у виска
нашёптывал о чём-то вечном.