Я перестала тратиться. Я просто остановилась. Нет друзей, нет близких. Такая пустая комната со средней температурой – а руки холодны просто, потому что они всегда холодны.  Все застыло, движения нет. Нужно убрать все зеркала, чтобы не отмечать время по ним, чтобы не ходить сквозь них в чужие миры.
А помните, мы неслись на шокирующей скорости? Помните, как мы уносились куда-то. Это куда-то принесло меня сюда – в пустыню фрустрации. Но я люблю тебя, медитирующее пространственное зависание в отрешенной и объемной пустоте.
Закрываю глаза – а там небо, за моими прозрачными веками глубокое звездное августовское небо. Я проваливаюсь, переворачиваюсь, хватаюсь за холодные звезды размером с ладонь и несимметричными колючими краями. Это темно-синее небо обтягивает меня как узкое вечернее платье, просачивается в глаза, уши, ноздри, я начинаю задыхаться и хватаю ртом воздух, проглатываю звезды, они режут горло, пищевод и внутренности. А я все переворачиваюсь в этой яме невесомости.

бывает вспоминаешь о детстве, о заботном юношестве, думаешь, что был самым счастливым человеком на свете, а теперь - просто человек. Старые песни, старые вещи, чужие открытки и воспоминания, запечатленные на фотографиях, сделанных еще на пленочную мыльницу, и от этого всего выворачивает наизнанку. Я продам душу за то, чтобы вернуться туда, перестану быть собой, стану просто кем-то, наблюдающим сверху, сбоку - неважно, лишь бы быть там. Потому что там осталась я - "мечтательная ... студентка", как выразился на днях один друг из прошлого и никто для меня в настоящем, как и я для него. А я хочу туда, черт побери, где он все-таки друг, где мы смеялись звонче всех и носили самую темную одежду в мире, где мы покоряли наш маленький город, где цвет волос менялся каждый месяц, где в школу одевались малиновые и фиолетовые пиджаки вместо черных, где мы захлебывались от эмоций и мир казался волшебной большой эйфорией, где Новый год пах снегом, а снег мандаринами и хвоей. Где взгляд и слово что-то значили, где мы радовались настоящим вещам, где мы работали над собой, где понимали, что такое искренность и вечность.

Крізь тумани століть посивілих,
Крізь дзеркала минулих віків
Бачу предків своїх побілілих
Від походів і вічних боїв.

Перед битвою вірних два друга
Обмовляються словом одним.
І чорніє вже ворога смуга,
Та ніхто не тремтить перед ним.

І почулась стурбована мова:
«Ми з тобою вже стільки років,
Вже не раз ми прощалися й знову
Поцілуймось на спомин віків.

Але перед я прошу, мій друже,
Навісти бідну матір мою,
І дружині скажи, що дуже
Я її і дитину люблю».

«Так, авжеж, - відповів тихо лицар, -
Але й ти дай же слово мені,
Якщо ляжу, як сокіл я птиця
На цім довгім полі в стерні,

Поховай ти мене, як то друга,
І постав на могилі ти хрест,
Поцілуймося, брате, удруге!», -
Та скомандував «В битву!» гінець.

Не дізналась про те ані мати,
Не поставлений був там і хрест,
Бо удвох стали лицарі спати,
Лиш віки бережуть той момент.

И взмах руки,
И платья шорох
Стирает в пыль,
В искристый порох
Порывы все и ощущенья,
В которых хмель и отчужденье –
Последний шторм в душе моей.

Я прячу руки,
Прячу шрамы
Во избежанье
Глупой драмы,
В пустых надрывах ярких красок
И мне давно ненужных масок, -
Последний шторм души моей.