Фрейд прав, может, он перегнул палку в чем-то, но идея его абсолютно верная - всем движет секс, это инстинкты. Есть такие пингвины, которые ищут пару всю жизнь, когда находят - они это чувствуют, и больше никогда не расстаются. Аисты тоже однолюбы. Мы однажды наблюдали картину в нашем селе - сгорел дом, двор и все, что там было под чистую, как уголек, в этом дворе было гнездо аистов - семейное, аист-мама сидела на яйцах, когда начался пожар она не улетала - берегла детей, а папа-аист добывал еду, когда он прилетел - остался только пепел, после этого случая он еще лет пять прилетал каждый год на это место и кружил там. Что случилось с ним я не знаю, может, нашел другую пару, а может, так и умер.  Я - из таких птиц, однолюбов. А есть другие - коты, большие и маленькие породы, собаки и прочие животные - кучу-кучу, которые не живут семьями. Но знаешь, всем нужен секс, люди - тоже животные, только разных пород.

Плевое дело – обещать, улыбаться, целовать в губы и одевать розовые очки всякий раз, когда находишься рядом со своей парой. Говорят, любить на расстоянии легко, а ты попробуй полюбить вблизи – то есть, перестань злиться из-за разбросанных носков, несобранной  постели, смятых клочков бумаги повсюду, только разве это любовь? Простите, если любовь заключается в том, чтобы не злиться из-за носков, то я, никогда не любила и не стану. Наоборот же, любовь проверяется временем и расстоянием: я, черт возьми, буду прилетать каждый год на пожарище, кружить там и даже вить гнездо. А сколько измен происходит, когда пара находится в разных местах. Никто не станет изменять мужу, когда он в соседней комнате, если только это не дура последняя.

И если ты пингвин-однолюб, для тебя очень важно найти себе пару твоей же породы.  Иначе можно навсегда разочароваться в любви, перестать верить в нее, придется сместить акценты, тебе станет казаться, что на самом деле так и должно быть, постоянная смена партнеров – это нормально, и что это только ты один такой бракованный в этом мире, что тебе хочется только одного-единственного пингвина.

Хто ти? Бо я зовсім тебе не знаю, я навіть не пам’ятаю твого обличчя, бо ти – лише примара в моїй уяві, я вигадала твої таланти, твій стиль, додала посмішку й зачіску, а все інше – мені не потрібно .

Не треба розмовляти, бо я неодмінно відповім тобі, ми будемо говорити, станемо друзями, станемо залежними один від одного. У мене є кілька друзів, від усіх залежна я, і вони залежні від мене. Ми постійно згадуємо один одного, речі навколо, вулиці, книжки, листівки й фотографії, - все те наповнене ними, не треба тобі ставати частиною всього того, збережемо наші свободи одне від одного.

Ти гарна людина, цікава й магнетична, залишайся загадкою, нехай я буду перехоплювати твої сигнали, направлені не мені, буду прозорою мембраною, що пропускає ті сигнали. Я буду мовчазною, але привітною, якщо раптом ти помітиш мене знову. Але не треба розмовляти, бо я неодмінно відповім тобі. Наш чорнильно-синій клубочок розкручуватиметься, ми сплітатимемо з його нитки чудернацькі вузлики, згодом склеїмо чудову картину радості й смутку з тих вузлів. Зараз в мене є надія, що та картина побачить світ, а по закінченню роботи ми жалкуватимемо, що вже все пройшли.

Розумієш, бувають втрати. Мені доводилося втрачати близьких, то великий біль, що свердлить безупинно. Не хочу набувати тебе, бо є можливість втрати. Тому ніколи не починай зі мною говорити, бо моя меланхолійна пристрасть зачарує тебе, тому що ти така людина, що вже зачарувала мене.

Сколько раз говорила себе – не трогай, не дотрагивайся, не ковыряй. Все равно лезу, расколупываю, соскребаю запекшееся, не свое – чужое, а потом плачу сама.

Может, я никогда-никогда больше встречусь с тобой наяву, может, я не увижу тебя никогда больше во сне, но мне бы хотелось, чтоб ты был счастлив. У меня есть странное желание, чтобы у некоторых людей все было хорошо, среди них обязательно Алина и ты.

Только вы постоянно несчастны. Я хочу ошибаться, но только периодически ковыряюсь в ваших внутренностях,  потом хожу, как будто слонялась по канализационным каналам сутки или более того, прованиваюсь затхлостью и печалью.

Что не так с этим миром? Я понимаю, почему «все равно», понимаю, только не могу сказать, потому что нет таких слов, ведь есть вещи, которые люди называют одним понятием, а ощущают это по-разному.

Сартр, гад, ты назвал все это тошнотой. И каков же ты гад, сказал так правильно, так четко.  Бродя среди всех этих городских туманов, всех нас тошнит, а мы даже улыбаемся, ходим в рестораны, заводим новые знакомства, а случайно увидев старого знакомого, отводим глаза в сторону, потом неделями вспоминаем разное.

Я жалею, что написала и все узнала. Ты сам виноват, не надо было мне сниться.

 

Вчера меня тошнило в маршрутке одной, потом в другой, мы были мокрые насквозь, дождь был серым, он раскрасил собой асфальт, дома, людей. И я подумала, что скоро будет осень, мне стало радостно, я слушала ритмичную кислоту, чтобы отвлечься от своей тошноты, чтобы забыть, но знаете, как бы далеко не уехал, как бы громко не слушал самую кислотную музыку, как бы не забывал, тошнота возвращается, постоянно и навсегда.

Сегодня ночью твоя мама привела в наш дом девушку, она сказала, что это будет твоя жена. Ты вел себя спокойно, как всегда. Читая недоумение в моих глазах, все отказывались замечать меня. Твоя мама сказала, у тебя в паспорте уже стоит штамп о браке, но это ничего:  с Леной вы просто обвенчаетесь в церкви, припишем ее в наш дом, и она будет жить с нами, что она замечательная девочка. Познакомилась с Леной мама в церкви, она сказала, что это как раз тот человек, который тебе нужен.

Днем мы были в пустыне, мы шли по ней, погружаясь в пески, шершавые, жаркие, режущие, а когда вернулись домой, нас ждала твоя мама и Лена. Казалось, Лена приехала только что из села, у нее были кучерявые волосы, как у меня, только темные, она была выше меня и старше, но также как и я - немного сутулая и худая, ее кожа была темнее моей, черты лица были несимметричны. Она была одета в белую футболку с какими-то рисунками  и голубые бриджи. После знакомства мы легли спать с тобой в одну кровать, уснули молча.

 Я наблюдала за вашим венчанием, я не могла поверить, что все происходит с нами, что ты согласен, что я должна все это наблюдать. После мы жили вместе: твоя мама, собака, Лена, ты и я. Мне пришлось готовить, убирать, покупать разные вещи для всех, вы вели себя так, как буд-то  так и должно быть. Я просила тебя объяснить, что происходит, почему эта Лена здесь, что значит, что она твоя жена. Ты ответил, что я любимая, что ты будешь спать только со мной, что это венчание ничего не значит, и что тебе все равно.

В один из дней, я стала кричать на Лену, потому что она бродила по дому как неприкаянная, неуверенно начиная нахальничать. Я сказала, что я ее ненавижу, что она должна хотя бы стирать себе сама, мыть посуду, чтобы она убиралась отсюда, потому что я убью ее сейчас же.  На крики прибежала твоя мама, она стала защищать Лену, говорить, чтобы я отстала, иначе сама сейчас же пойду лесом, что это я здесь лишняя, а не Лена. Я плакала, я забежала в нашу спальню, нет, я не плакала, у меня была истерика, я исступлённо кричала, просила тебя избавиться от этой селючки, что я больше не могу смотреть на нее. Ты сказал, что тебя запарила эта ситуация, что я должна проще относиться к этому. Хлопнув дверью, ты вышел к маме и Лене, ты стал кричать на них, ты говорил, что тебе надоело бить меня каждую ночь по щекам, чтобы я проснулась, потому что от этой фигни в нашем доме мне постоянно снятся кошмары, ты сказал, что тебе начхать на Лену, что мама сама может на ней жениться, если хочет, что все это кошмар какой-то.

Устало ты вошел в нашу комнату с такими же усталыми глазами, как и вышел, твои зрачки были широки и слегка опущены. Мы встретились взглядами, пристально смотрели друг на друга, мы говорили, молча:

- Ты довольна теперь?

- Мне больно, как ты не понимаешь.

- Успокойся.

Ты сел за компьютер, я посмотрела в зеркало, лицо было красным и запухшим от слез. Я знала, что выйдя из этой комнаты, я встречу Лену.

- И что же тебе приснилось сегодня? Феи и эльфы?
- Нет, феи и эльфы мне снились только один раз в жизни, мне было тогда 15 лет, я отчетливо помню тот чудесный сон, я была одета в шелковый тонкий арабский костюм, на голове у меня был изящный тюрбан с ажурной брошью, я сидела по-турецки перед блистающим сундуком. Такие сны мне более по душе. В этот раз мне снилось, что я, мой брат и родители, довольно неопрятно одетые, с большими сумками идем куда-то в лес. Мне лет  14, я понимаю, что мы – баптисты, скрывающиеся от гонения, направляемся в заброшенный дом в лесу на берегу реки.
Внутри жилища сыро и пыльно, но крутые лестницы, красивые плетения на металлической сетке витражных окон, старая мебель, - все это окутывает дом странной таинственностью и сказочностью. Пока мама разбиралась с вещами, мы играли с братом у окна на втором этаже, внезапно ветка дерева, торчащая внутрь комнаты, обхватила мои кисти, мы с братом попытались справиться с этой напастью, призывая имя Бога. Внезапно в блике стекла показалось отражение духа, отчаянный он ускользнул, ветка вернулась в свое прежнее положение, освободив мои руки. Мы побежали вниз к родителям, с ними мы чувствовали безопасность.
Выйдя на улицу к реке, мы застали родителей разговаривающими, я заметила, что отец пьян. В расстроенных чувствах решаюсь прогуляться по лесу, чтобы оправиться от всех этих неприятных событий.
Войдя в лес, я понимаю, что река, протекающая здесь, имеет много мелких рукавов, они неглубокие, неширокие, зато их много. Вдали работали люди с молодыми саженцами, мне не хотелось на них натыкаться, потому я решила обойти  их. Мой путь лежал через один из рукавов реки, мне несложно было переплыть ее – маленькую канаву, внезапно  вижу, как по этому рукаву идет подводная лодка, впопыхах я спешу перед ней пересечь протоку, огромная грязная волна накрывает меня, отбиваясь огромными валунами от лодки. Когда вода ушла назад в реку, я изменилась. Я стала мужчиной лет 30 неухоженного вида, с проплешинами, грубыми руками, кривой улыбкой и в коричневом изношенном костюме со стрелками на брюках.
Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что не знаю, куда теперь двигаться. Лесники могли бы мне помочь, потому я машу руками и кричу им. Русоволосая хрупкая девушка направилась ко мне навстречу. Она перебросила через канаву доску и прошла по ней, как по мостику. Я – мужчина – почувствовал оживление, скорее, возбуждение при виде ее ловкости и миловидности.
- Здравствуйте, вы, вероятно, заблудились, - сказала она почти безразлично, как если бы встречала заблудившихся людей каждый день по десять.
- Эта лодка, размыла все берега, теперь непонятно, что, где и как, все одинаково. Мне нужно к старому дому к реке с быстрым течением.
- Это туда, - показала она рукой, поворачиваясь всем корпусом, - там живут баптисты.
- Нет, я – не баптист, - сказал я, принимая на сердце такую тяжесть, как принял Пётр во дворе Синедриона, когда его спросили, не ученик ли он Христа, - мы строим плот, отправляемся вверх по течению, потому пока остановились в этом доме. Я – художник.
- Понятно, - невозмутимо проговорила девушка. Она была очень спокойная, в ней ничего не двигалось, только отдельные волосинки из длинной косы развивались, если присмотреться внимательно, - я вас проведу, чтобы вы не заблудились, здесь трудно будет пройти.
- Считаете меня ребенком?
- Нет, что вы.
У дома стояли мама, папа, брат, на плоту были все вещи, и свернутые в рулоны холсты, я и правда – художник, родители растерянными глазами смотрели на нас.
- Мама! – воскликнула я, прижимаясь к ее животу. Я снова стала 14летней девочкой.
- Спасибо вам огромное, - проговорила мама робким голосом моей спасительнице.
- До свидания. – Девушка неспешно ушла.

- Хм. Странный сон.
- Да. А ты говоришь… Лучше б уж действительно – феи и эльфы.