http://blog.i.ua/user/451252/442413?p=1#advA_advC_442413_8328819

Обналичены баксы,

обнаглели бармены.

Мыслям надо надраться-

пиво только из пены.

Сердце сгрызло полкорки-

чесночку бы да соли.

Ягодицы без порки

нечувствительны к боли.

Не дождётесь расплаты,

вызывайте легавых-

буду выть и плеваться:

не имеете права.

Невменяемым можно

гужеваться задаром,

шприцеваться подкожно,

толковать с психиатром.

Алкоголь не прописан,

а на воле- за деньги.

Горе вам ,мои мысли

(Чернышевский, что делать?),

на бумагу прилипли

(вітер вас не розвіяв),

по Гудзону не сплыли.

Я свихнулся по "Вию".

"Не дождавшись расплаты,

Гибнут мрачные думы...." - вот эти строки озадачили меня. Обычно расплата (за грехи) полагается душе.

Мой стих совсем простой,
прозрачнее, чем водка.
Не уходи, постой,
мой выигрыш-находка.

Покладистая, я-
твой чудный радиатор
зимой, моя змея,
а летом- гладиатор.

Весь год, мой кошелёк,
ты- к отпуску заначка,
в камине уголёк,
в пустыне- водокачка,

верблюду- саксаул,
баранина- туркмену...
Уходишь? караул!
Урокам- перемену...

Первоисточник см. по ссылке http://blog.i.ua/user/56275/442388/

С такою памятью вы - наше морюшко Саргассово,
Лондо`н гудел -вас не задел, годами,
и корабли шикарные вас понемногу всяким задарили:
идеями да сплетнями заплесневевшими, излишками всего,
случайными брусками знаний, штуками лежалого товара.
Великие умы вас добивались... им выбора недоставало.
Всегда вы были "во-вторых". Трагедья?
Да нет. Контраст с вышеописанным -ваш выбор:
один скучняк, обрыдший понемногу, окольцован был;
один умишком так себе, а с каждым годом- минус мысль.
О, терпеливице! я видел вас часами
сидящей в ожидании: что вынырнет.
А вот теперь вы дарите. Да, щедро.
Вы- личность с пунктиком: придёшь к вам-
уйдёшь со странностями, то бишь:
с трофеями ныряльщицы, с чудны`м советом,
с балластом факта, сказкой для двоих-
примандрагоренной иль с чем-нибудь ещё
что может пригодиться, да не к месту,
что с боку ни припёка, ни приткнуть,
или приспеет под финал утехой:
безделица-бирюлька, древний чудо-артефакт,
болваны, амбра из кита, мозаики диковинной фрагменты-
богатства ваши, достояние; но
касательно даров морских прибоев, чохом:
обломки сыроваты- свежие дрова пожарче их.
В полутонах и томных переливах...
Нет! ничего здесь! в частностях и в общем
ничто вполне
не ваше... всё же это вы.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Portrait d'Une Femme

Your mind and you are our Sargasso Sea,
London has swept about you this score years
And bright ships left you this or that in fee:
Ideas, old gossip, oddments of all things,
Strange spars of knowledge and dimmed wares of price.
Great minds have sought you- lacking someone else.
You have been second always. Tragical?
No. You preferred it to the usual thing:
One dull man, dulling and uxorious,
One average mind- with one thought less, each year.
Oh, you are patient, I have seen you sit
Hours, where something might have floated up.
And now you pay one. Yes, you richly pay.
You are a person of some interest, one comes to you
And takes strange gain away:
Trophies fished up; some curious suggestion;
Fact that leads nowhere; and a tale for two,
Pregnant with mandrakes, or with something else
That might prove useful and yet never proves,
That never fits a corner or shows use,
Or finds its hour upon the loom of days:
The tarnished, gaudy, wonderful old work;
Idols and ambergris and rare inlays,
These are your riches, your great store; and yet
For all this sea-hoard of deciduous things,
Strange woods half sodden, and new brighter stuff:
In the slow float of differing light and deep,
No! there is nothing! In the whole and all,
Nothing that's quite your own.
Yet this is you.

From “Poems from Ripostes”, 1912

Ezra Weston Loomis Pound

Портрет d’une femme

Ваш ум и сами вы – наше Саргассовое море,
Лондон пронёсся мимо – два десятка лет,
И корабли чудесные оставили вам то и сё, спасаясь бегством:
Идеи, сплетни старые, остатки всех вещей
Странный рангоут знаний и тусклые бесценные предметы.
Искали вас великие умы – за неимением другого.
Вы на вторых ролях всегда. Трагедия?
Нет. Вам это предпочтительней, чем обычная роль:
Один скучный мужчина, тупеющий и чрезмерно привязанный к жене,
Один заурядный ум – с каждым годом одной мыслью меньшей.
О, вы терпеливы; я видел, как сидите вы
Часами там, где сделалась бы буря в других обстоятельствах.
Теперь вы платите. Да, в оплате вы щедры.
Вы – личность интересная, приходят к вам
И с собой уносят добычу странную:
Улов трофеев; какое-то любопытное замечание;
Факт, не ведущий никуда; историю иль две,
Чреватые мандрагорами или ещё чем-то,
Что могло бы оказаться полезным, но никогда таковым не оказывается,
К уму никакому не подходит и остается бесполезным иль
своего не дождавшись часа на закате дней;
Тусклая, безвкусная, чудесная старинная работа;
Кумиры и серая амбра и редкая инкрустация, –
Это богатства ваши, ваш впечатляющий багаж; и тем не менее,
Ради всего этого судового запаса преходящих вещей,
Необыкновенные дрова наполовину отсырели, а новый, свежий запас:
В степенном течении разных цветов и глубокий
Нет! Ничего здесь нет! В целом и во всем
Ничего нет вашего.
И все же это вы.

Перевод Р. Пищалова см. по ссылке http://www.uspoetry.ru/poem/221

Мечтать не расположен я, но вот находит
такое странное к деяньям вожделенье.
Так обезнервленной ладони старого бойца
эфес меча или оскоменно-военный шлем
дают миг жизни с долгим шлейфом хищной хитрецы,
так вот и духу моему состарившемуся...
Состаришемуся от множества турниров и набегов мародёрских,
состарившемуся от множества разведок и отскоков...
поныне те шлют сны ему, деянья -больше нет;
и вот, он снова полыхает рвеньем к делу,
пренебрегая сходками старейшин,
пренебрегая тем, что правящий уже не бьётся,
пренебрегая тем, что мощь его помалу да и вышла,
вот и стремится горячо он к подвигам былым и дерзким.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

*
I do not choose to dream; there cometh on me
Some strange old lust for deeds.
As to the nerveless hand of some old warrior
The sword-hilt or the war-worn wonted helmet
Brings momentary life and long-fled cunning,
So to my soul grown old -
Grown old with many a jousting, many a foray,
Grown old with many a hither-coming and hence-going -
Till now they send him dreams and no more deed;
So doth he flame again with might for action,
Forgetful of the council of elders,
Forgetful that who rules doth no more battle,
Forgetful that such might no more cleaves to him
So doth he flame again toward valiant doing.

Ezra Weston Loomis Pound

Бандита подстрелили - он пополз
по выжженной стерне да по газону,
руками загребая мимо роз,
даривших ветру южному поклоны.

На даче подстрелила пацана
охрана городского богатея,
который надоел до смерти  нам,
но мы послать его в лицо не смеем.

Бандит залез в открытое окно
и отыскал в комоде бриллианты.
Вначале было всё как в том кино;
затем Старуха встала на пуанты

и замахнулась ржавою косой:
охранники собаками вломились.
Бандит бежал из спаленки лисой,
с добычей. Ему ноги  перебили,

не стали догонять, затеяв спор:
переползёт газон иль околеет?
Не одолел ста метров бедный вор:
три литра крови вон- и ласты склеил,

зато успел брильянты проглотить,
теперь его желудок распластают.
Бог пацана за кражу не простит.
Мораль сей басни очинно простая.

Газон затем перекопали чтоб
избавиться от следа чёрной крови.
А пацана прогнил картонный гроб:
по кладбищу гоняли гурт коровий.

Когда я стану стар, не скрою,
не пожелал бы взгляда твоего
прохладного в былое,
подруга сердца моего,
печали памяти твоей
по безрасчётной будто дерзости страстей
снесённой ветром
прочь от старика.
Когда я стану стар
и белый чудо-огнь
надмирный мне покажется "тоска",
мой зной грудной,
узнай: вся жизнь -текучий демонстратор,
дождь лет,- и сразу
для нас распустится цветок:
в нём будет всё, когда мы постареем.
Когда я стану стар,
а ты припомнишь
любви припас, любой, то что тогда
свет очага над декабрём труда?
Услада выпитых в былом бокалов,
знать посему, одна:
"Сколь сладости чудес не уступает
Любовь, которую к тебе питаю,
когда я стар".

перевод с английского Терджимана Кырымлы   
 

*
 
When I am old
I will not have you look apart
From me, into the cold,
Friend of my heart,
Nor be sad in your remembrance
Of the careless, mad-heart semblance
That the wind hath blown away
When I am old.
When I am old
And the white hot wonder-fire
Unto the world seem cold,
My soul’s desire
Know you then that all life’s shower,
The rain of the years, that hour
Shall make blow for us one flower,
Including all, when we are old.
When I am old
If you remember
Any love save what is then
Hearth light unto life’s December
Be your joy of past sweet chalices
To know then naught but this
“How many wonders are less sweet
Than love I bear to thee
When I am old.”

Ezra Weston Loomis Pound

Пятница. Пятна жуков на постели.
Ели похожи на злых проституток...
Если готовы на нужный поступок,
делайте это! Вороны пропели.

Завтра суббота из жести Венеры
сделает всем голосов обрезанье;
выскочит из морозильника заяц,
выстрелит прямо в голодные нервы.

Времени бог отнимает полушки:
с каждой секундой живые беднеют,
даром надёясь на прибыль от дела.
Все бизнесмены у Смерти на мушке.

Прячься в подушку мою, сколопендра.
С зайцем я буду один разбираться,
в тоге из простыни варвар-гораций,
в списке растрельном у Смерти не первый.

- Брось пЕстАлет!- говорю я косому,
левой ногой по ушам задевая.
Пятница ржавая, еле живая...
Тикает мерно хронометра омут...

Кончено. Выйти, гулять по аллеям,
нюхать цветы абрикосов Помоны.
Пчёлы уткнутся мне прямо в погоны:
если звезду отсосут- озвереют.

Война, отныне- необъявленная,
всё же продлится. Неслыханное
станет обыденным. Герой
останется вдали от Схваток. Слабак
вышел на Линии Огня.
Мундир Дня- Терпение,
Награда- тщедушная Звезда
Надежды поверх Сердца.

Он будет ссужен,
если больше ничего не случится,
если Каннонада умолкнет,
если Враг исчезнет из виду,
а Тень вечного Панциря
Небо покроет.

Он будет cсужен
для Бегства от Знамён,
для Выдачи недостойной Тайны
и для Неуважения
ко всяческим Доводам.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

 
Alle Tage

Der Krieg wird nicht mehr erklaert,
sondern fortgesetzt. Das Unerhoerte
ist alltaeglich geworden. Der Held
bleibt den Kaempfen fern. Der Schwache
ist in die Feuerzonen gerueckt.
Die Uniform des Tages ist die Geduld,
die Auszeichnung der armselige Stern
der Hoffnung ueber dem Herzen.

Er wird verliehen,
wenn nichts mehr geschieht,
wenn das Trommelfeuer verstummt,
wenn der Feind unsichtbar geworden ist
und der Schatten ewiger Ruestung
den Himmel bedeckt.

Er wird verliehen
fuer die Flucht von den Fahnen,
fuer die Tapferkeit vor dem Freund,
fuer den Verrat unwuerdiger Geheimnisse
und die Nichtachtung
jeglichen Beweis.

Ingeborg Bachmann

__________14.___________ 
День приходил, день уходил,
Шли годы - я их не считал:
Я, мнилось, память потерял
О переменах на земли.
И люди наконец пришли
Мне волю бедную отдать.
За что и как? О том узнать
И не помыслил я - давно
Считать привык я за одно:
Без цепи ль я, в цепи ль я был,
Я безнадежность полюбил;
И им я холодно внимал,
И равнодушно цепь скидал,
И подземелье стало вдруг
Мне милой кровлей... там все друг,
Все однодомец было мой:
Паук темничный надо мной
Там мирно ткал в моем окне;
За резвой мышью при луне
Я там подсматривать любил;
Я к цепи руку приучил;
И... столь себе неверны мы! -
Когда за дверь своей тюрьмы
На волю я перешагнул -
Я о тюрьме своей вздохнул.

перевод В.А.Жуковского

__________14.___________ 
It might be months, or years, or days— 
  I kept no count, I took no note, 
I had no hope my eyes to raise, 
  And clear them of their dreary mote. 
At last men came to set me free;         370
  I ask’d not why, and reck’d not where, 
It was at length the same to me, 
Fetter’d or fetterless to be, 
  I learn’d to love despair. 
And thus when they appear’d at last,         375
And all my bonds aside were cast, 
These heavy walls to me had grown 
A hermitage—and all my own! 
And half I felt as they were come 
To tear me from a second home:         380
With spiders I had friendship made, 
And watch’d them in their sullen trade, 
Had seen the mice by moonlight play, 
And why should I feel less than they? 
We were all inmates of one place,         385
And I, the monarch of each race, 
Had power to kill—yet, strange to tell! 
In quiet we had learn’d to dwell— 
My very chains and I grew friends, 
So much a long communion tends         390
To make us what we are:—even I 
Regain’d my freedom with a sigh.

__________14.___________ 
Минали вёсны, зимы, дни
без счёту. Я совсем поник:
в глазах- застрявшие сучки,
а вера выдохлась почти.
Меня пришли освободить-
я не пытал, куда идти:
раздолье или кандалы
по мне один удел постыл.
Я приручил себя любить
надежды порванную нить.
Они оковы совлекли,
но стен привычнейший расклин
угодьем показался мне-
и я ,едва не плача, смел
простить оставить мой удел
с семейством дружных пауков,
ткачей пропыленных углов,
с игрою мышек при луне:
привольно им- нескучно мне!
Там я, над живностью монарх,
казнить их мог, позор и страх!
и миловать, мвоих друзей.
Сживясь со звеньями цепей,
стальной дружиною своей,
я стал себе не господин-
едва сподобился уйти.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

__________13.__________
Я их увидел - и оне
Все были те ж: на вышине
Веков создание - снега,
Под ними Альпы и луга,
И бездна озера у ног,
И Роны блещущий поток
Между зеленых берегов;
И слышен был мне шум ручьев,
Бегущих, бьющих по скалам;
И по лазоревым водам
Сверкали ясны облака;
И быстрый парус челнока
Между небес и вод летел;
И хижины веселых сел,
И кровы светлых городов
Сквозь пар мелькали вдоль брегов...
И я приметил островок:
Прекрасен, свеж, но одинок
В пространстве был он голубом;
Цвели три дерева на нем,
И горный воздух веял там
По мураве и по цветам,
И воды были там живей,
И обвивалися нежней
Кругом родных брегов оне.
И видел я: к моей стене
Челнок с пловцами приставал,
Гостил у брега, отплывал
И, при свободном ветерке
Летя, скрывался вдалеке;
И в облаках орел играл,
И никогда я не видал
Его столь быстрым - то к окну
Спускался он, то в вышину
Взлетал - за ним душа рвалась;
И слезы новые из глаз
Пошли, и новая печаль
Мне сжала грудь... мне стало жаль
Моих покинутых цепей.
Когда ж на дно тюрьмы моей
Опять сойти я должен был -
Меня, казалось, обхватил
Холодный гроб; казалось, вновь
Моя последняя любовь,
Мой милый брат передо мной
Был взят несытою землей;
Но как ни тяжко ныла грудь -
Чтоб от страданья отдохнуть,
Мне мрак тюрьмы отрадой был.

перевод В.А.Жуковского

__________13.___________
I saw them—and they were the same. 
They were not changed like me in frame; 
I saw their thousand years of snow 
On high—their wide long lake below,         335
And the blue Rhone in fullest flow; 
I heard the torrents leap and gush 
O’er channell’d rock and broken bush; 
I saw the white-wall’d distant town, 
And whiter sails go skimming down;         340
And then there was a little isle, 
Which in my very face did smile, 
  The only one in view; 
A small green isle, it seem’d no more, 
Scarce broader than my dungeon floor,         345
But in it there were three tall trees, 
And o’er it blew the mountain breeze, 
And by it there were waters flowing, 
And on it there were young flowers growing 
  Of gentle breath and hue.         350
The fish swam by the castle wall, 
And they seem’d joyous each and all; 
The eagle rode the rising blast, 
Methought he never flew so fast 
As then to me he seem’d to fly;         355
And then new tears came in my eye, 
And I felt troubled and would fain 
I had not left my recent chain. 
And when I did descend again, 
The darkness of my dim abode         360
Fell on me as a heavy load; 
It was as is a new-dug grave, 
Closing o’er one we sought to save; 
And yet my glance, too much opprest, 
Had almost need of such a rest.         365

__________13.___________
Я видел горы, перемен
не знавшие,- состарил плен
меня лишь,- видел вечный снег
вершин, ему исхода нет;
в долины ледники брели.
Я видел Роны синь-разлив,
я слушал шум поскок-ручьёв,
дробивших скалы и сучьё.
Вдали был белостенный град,
и парус мчался с речкой в лад;
далече- утлый островок,-
не смог сдержать улыбки я:
один средь волн, а где семья?-
с подвал мой, низок, неширок,
на нём -три длинные сосны,
над теми- хладный вздох весны,
на грунте- росший первоцвет:
ветрам- оседлости завет.
У за`мка плавала форель,
дружна, нежна и весела;
я видел виражи орла,
позы`вные,быть может- мне,
столь бодро реял в вышине.
О, я бы с радостью взлетел...
да цепь сорвать свою невмочь,
рыдал я, возвращаясь в ночь
приюта. Груз постылых стен
согнул мой стан: пещера-склеп
звала к тому, кто отболел,
кого вдвоём не сберегли.
И слишком многое вдали
успел тогда увидеть я,
глаза до рези напоя.

перевод с английского Терджимана Кырымлы