Как дым из туй в парижском Тюильри...

Мелодии забытых голосов уходят вдаль, как я, как яд бездонный,
и мёд прозрачный кажется бездомным бродягой под Биг-Беном без часов.
И так же вдаль уходит зло судьбы - пиратом, обездвиженным на рее -
как быстро мы, месье, увы, взрослеем, сдаваясь в этой жизни без борьбы.
Сироп из льда, покрошенный в бокале - какая сладость был любви сироп -
но слишком рано всё мы в ней познали, и рана эта красным светит сто
пропавших лет без перемены цвета в саду из люксембургских пихт и туй,
и текст французский трудно вставить в небо российских гласных, и прохладных струй
не ведает давно бойца-поэта гортань, оставив трубку и чубук,
следа уже давно на теле нету от шрамов рифм "сосна - пеон - бамбук".
И площадь Тюильри* залита красным, не как в Москве, а бликом - " Moulin Rouge".
Жизнь эмигранта кажется опасной, но знаю с детства - благородный муж,
бежит он из неправедного царства, при это верность родине храня.
Жизнь эмигранта - без любви опасна. Офелия, ты помяни меня
о, нимфа, своей странною молитвой, молю, как принца Дхармы помяни.
Опасен танец с временем, как с бритвой. Как переплёт чужих старинных книг. 
И, может, только дети расшифруют, что истеченье было - изнутри.
Уходит вдаль оставленное всуе. Как дым из туй в парижском Тюильри...