Іспанія в свій час змогла відбитись від комуністичного впливу.. і тому українці сьогодні "полюбляють" працювати в Іспанії..
Україна у свій час не змогла уникнути (навіть ціною набагато більшою ніж Іспанія) комуністичного впливу.. і тому українці ще довго працюватимуть і житимуть по іспаніях..
Владимир Ламздорф
КОГДА ПОБЕДИЛИ БЕЛЫЕ
В каких цветах эту войну представляла сталинская пропаганда - читателю известно, тем более что некоторые наши средства массовой информации придерживаются той же линии и по сей день.
Но как же дело обстояло на самом деле?
Предыстория
Испания испокон веков была королевством, с XVIII столетия ею правила династия
Бурбонов. Страна многонациональная и многоязычная. Поэтому центристская модель управления (будь то неограниченная монархия, демократия с парламентом, издающим законы для всей страны) в Испании не привилась. Дошло до того, что сторонники местных вольностей (“
фуэрос”) выдвинули собственного президента на престол (
Дона Карлоса) и гражданские “карлистские” войны омрачили собой весь XIX век. По этой и другим причинам Испания “проспала”
промышленную революцию и вошла в XX век отсталой страной, чей беднейший рабочий класс оказался прекрасной почвой для социальной агитации, в частности, из тогдашней “родины всех трудящихся”.
Этот ком проблем оказался не под силу с грехом пополам установившемуся парламентаризму и в двадцатых годах король позволил генералу Примо де Ривера заморозить конституцию и установить диктатуру (впрочем, довольно мягкую). Левые силы королю этого не простили, и, когда генерал сложил свои полномочия, начали против монарха яростную травлю в своей печати.
В конце концов, на выборах в городские советы 1931 года в ряде крупных городов победили республиканские партии. Сами по себе эти выборы ничего не решали. Кроме состава городских советов, во всей стране по количеству голосов победа монархистов была абсолютной. Но для затравленного прессой короля Альфонса XIII это оказалось слишком, и он “во избежание братоубийственной войны” отрекся от престола и покинул страну. Как показало будущее, это было самым глупым шагом, который только можно было придумать.
Новорожденная республика началась с разгула выступлений левых сил: со стачек, занятий заводов, разгрома церквей, убийств состоятельных и духовных лиц. А попытки навести порядок левая пресса называла “стрельбой в народ”. В ответ на это испанские избиратели на первых же выборах отдали предпочтение коалиции право-консервативных партий. Но выскочки-политиканы, их возглавившие, показали полное неумение и нежелание сотрудничать и свою абсолютную несостоятельность. Левые же свое поражение не признали и горняки в Астурии устроили “пролетарскую революцию”. Перепуганному и безвольному правительству все же повезло: мятеж подавил молодой и популярный генерал, командовавший Астурийским военным округом. Но после его успеха его возросшая популярность показалась горе-правителям угрозой, и он был сослан на командную должность на Канарские острова. Звали его Франсиско Франко.
Испанским
керенским это ни ума, ни воли не прибавило. Хотя на выборах 1936 года они набрали большинство, но дали вырвать у себя победу обнаглевшим левым, объявившим недействительными результаты по целым областям.
Опять запылали церкви, и головорезы из профсоюзов взялись за револьверы. За считанные месяцы число жертв стало исчисляться тысячами.
Левые власти “стрелять в народ”, естественно, не смели, но патриотически настроенная молодежь повалила в созданные по тогдашней моде организации фашистского толка, особенно в “
Фалангу”, основанную блистательным молодым адвокатом
Хосе-Антонио Примо де Ривера, сыном генерала. Оживились
карлисты, особенно сильные в Каталонии,
Стране Басков и в Наварре. Но в этих же регионах городская буржуазия стала поговаривать о другой возможности решить проблему: о сепаратизме.
Осознала свою ответственность перед страной и армия. Франко написал правительству вполне лояльное письмо (опубликованное много позже), в котором обстоятельно и добросовестно предупреждал об опасности взятого курса. Единственным ответом было административное давление и обвинения в неблагодарности. Генерал сделал свои выводы.
Развязка
В один июльский день 1936 года красноречивый адвокат
Кальво-Сотело, лидер монархистов, произнес в парламенте обличительную речь, направленную в адрес правительства. Депутат от коммунистов по имени
Долорес Ибаррури (будущая “Пассионария”) вскочила и заявила, что он не доживет до завтрашнего дня.
Предсказание сбылось: среди ночи в его квартиру ворвались люди в полицейской форме, вытащили его из постели и расстреляли.
Для армии это было слишком. Всплеск негодования вызвал не столько сам факт убийства, сколько то, что оно было совершено от имени государства, именующего себя демократическим, неотъемлемый признак которого - депутатский иммунитет. Власть, так нагло попирающую собственные правила игры, испанские военные перестали признавать законной. 18 июля 1936 года поднялись гарнизоны.
Позднее историки, особенно левые, будут рассказывать о “военном заговоре” против республики. В действительности же дальше разговоров дело у военных поначалу не зашло. События застали их врасплох, худшего начала у восстания быть не могло. Поддержали восставших не все военные округа, в иных поддержка была не всеобщей. В ряде городов, как, например, в Мадриде и Барселоне, восставшие генералы промедлили и не успели занять все ключевые объекты - там восстание захлебнулось в крови. Правительство решило “вооружить народ” и щедро раздало винтовки самым крайним революционным организациям и уголовному элементу. Но исход борьбы решили не они, а воинские части, оставшиеся верными правительству. Планомерно и без заминок план восставших был осуществлен лишь на Канарских островах, но в других регионах восстание удалось лишь в изолированных друг от друга “столицах” и то благодаря отваге и смекалке отдельных военачальников. Крупные города, кроме Севильи, остались в руках правительства. Оно также контролировало всю промышленность, все ВВС и флот, все тяжелое вооружение, все главные военные склады, все богатейшие сельскохозяйственные угодья, на его территории проживало большинство населения страны, на его стороне осталась большая часть вооруженных сил.
Расстановка сил
Спасло восставших,
во-первых, то, что к ним решили примкнуть карлисты. В один день из подполья вынырнула их “армия” - десятки тысяч прекрасно обученных добровольцев с полным офицерским составом, разбитые не на полки и дивизии, а на древнеиспанские “тэрсиос”. Без малейшего сопротивления они овладели всей
Наваррой и сельской частью Страны Басков. Командующему Северным военным округом, генералу
Мола, осталось лишь пополнить запасы вооружения.
У одного добровольца спросили: “Кому сообщить, если с тобой что-нибудь случится?” - “Хосе-Мария Эррандонэа, 56 лет, Тэрсио Монтэхурра. Мой отец”. “А если его не найдут?” - “Тогда - Хосе-Мария Эррандонэа, 16 лет, Тэрсио Монтэхурра. Мой сын”.
Эта сцена, записанная журналистом, стала притчей во языцех.
Во-вторых, к восставшим примкнули войска в колониях, в частности в северной части Марокко, где была расквартирована наиболее боеспособная часть армии -
Иностранный Легион.
А в-третьих, что решило исход войны: левые свой первоначальный успех не использовали и не перешли в контрнаступление. Восставшим удалось удерживать свои позиции порой незначительными силами и даже высвободить осажденные гарнизоны, как, например, Толедскую крепость Альказар. Франко, взявший командование над колониями, перебросил марокканские силы через Гибралтарский пролив в торговых суденышках, а моряки республиканского военного флота, перебившие своих офицеров, не сумели этому воспрепятствовать. Восставшие позволяли себе ошибки. Мола, например, задумал окончить войну одним ударом, и послал на Мадрид свои знаменитые колонны (“четыре колонны наступают на Мадрид, пятая встретит нас уже внутри”). Они легко разбили вышедшую им навстречу вооруженную часть, но их остановили слетевшиеся со всего мира коммунисты-добровольцы, “интернациональные бригады”. Белым пришлось перейти к более традиционным способам ведения войны.
Не было у восставших и единоначалия. Намечавшийся главнокомандующий, генерал
Санхурхо, погиб в авиационной катастрофе, что обезглавило восстание. Создалась, правда, генеральская хунта под предводительством (по старшинству) престарелого генерала Кабанильяса, примкнувшего к движению, как стало известно после его смерти, лишь под дулом револьвера одного из своих подчиненных, полковника. Но оперативные вопросы каждый из командующих округами решал самостоятельно, не всегда согласовывая с соседями. Карлисты подчинялись лишь Мола, и то отчасти. Создала собственные военные части и фаланга, то же самое, правда, без особого успеха, попытались сделать и противостоящие карлистам монархисты-альфонсисты.
На противоположной стороне осталась основная часть армии и полиция: старая полиция королевских времен (“Гуардия Сивиль”) частично примкнула к восставшим, частично - осталась на стороне республики и даже, как в Барселоне, решила дело в пользу последней. Зато внутренние войска (“Гуардия де Асалто”), созданные республикой, остались ей верны повсеместно. У республики было больше возможностей пополнения армии - под ее контролем находилась бульшая часть населения страны. Разобравшие розданное в самом начале войны оружие рабочие организации создали собственные отряды: появились войска анархистов, троцкистов, социалистов, коммунистов. Создали свои армии и самостийники - каталонцы и баски. Набрали они, правда, лишь немного тыловых “героев”...
Иностранная помощь
Разгоревшаяся гражданская война буквально загипнотизировала весь мир: каждый видел в ней своих. Монархисты - карлистов-легитимистов, сторонники порядка - восстановителей законности в противовес левой демагогии, коммунисты - вооруженный пролетариат, борющийся против сил реакции, демократы - защитников республики против натиска фашизма, анархисты - первые зачатки народного самоуправления. Поэтому помощь воюющим шла со всех сторон.
Демократии с самого начала объявили нейтралитет, скорее благожелательный для республики. Восставшим помогали лишь Германия и Италия.
Значимость этой помощи, правда, была сильно преувеличена. Немцы использовали Испанию как полигон для испытания нового оружия. Белым очень пригодились привезенные ими средства ПВО, и... не больше. Наоборот, немецкая авиация “прославилась” жестокими и ненужными бомбардировками мирного населения, произведенными без ведома и согласия испанского командования! Они принесли больше вреда, чем пользы.
Итальянцы прислали значительные силы, но много лавров не пожали. А их вооружение оказалось ниже всех стандартов.
Другой стороне помог СССР, в особенности, вооружением. Оно значительно превосходило по количеству и по качеству все, что получили белые.
Левые историки сегодня любят обвинять Сталина в том, что под видом помощи он “сплавил” испанцам старье, как, например, пулеметы “
максим” времен первой мировой войны. Но эти пулеметы продержались на вооружении советских фронтовых частей до конца II мировой войны. Белым они как трофеи пришлись кстати - у них и того не было! Наступавший на Мадрид Иностранный легион не имел никаких пулеметов, кроме тех же “максимов”, отбитых у врага. Зато советские
И-15,
И-16 и
СБ значительно превосходили по качеству полученные белыми
бипланы Фиата. Появились у красных и советские инструкторы - летчики и ... энкаведисты.
Появились русские и в рядах восставших. Белые эмигранты, тогда еще весьма многочисленные, увидели в испанских военных своих - борцов против коммунизма, и воспользовались случаем свести старые счеты с большевиками. Почти все они перешли французскую границу с Наваррой, и попали к карлистам. Те их с радостью приняли, но сказали: “У нас на знаменах написано: Dios, Patria y Rey - Бог, Родина и Король”. Мы боремся именно за это. Если ваши убеждения иные, мы вас проведем в другие части, например, в Иностранный легион. - А на наших знаменах, - отвечали царские офицеры, - было написано: “За Бога, Царя и Отечество! С вами нам как раз и по душе!” И остались. В “Тэрсио Мария де Молина” всю войну провоевал русский отряд. Испанцы, в том числе их командующий, полковник Рупе, отзывались о них очень тепло и считали их прекрасными бойцами. Эта похвала особенно почетна: армия карлистов, “Рэкетэ”, по праву считалась лучшей пехотой мира. Но приток русских добровольцев скоро иссяк - французы закрыли границу.
Все же ни по количеству, ни по боевым заслугам иностранные добровольцы у белых не идут ни в какое сравнение с многочисленными и боеспособными “Интернациональными бригадами”, решившими исход многих боев в сторону красных.
Как красные проиграли?
Это нужно было суметь. Правительство начало войну с перевесом во всем и что же произошло?
Причин было несколько, прежде всего - принятая с первых же дней оборонительная стратегия: “Но пасаран” (“Они не пройдут!”), скандировали красные. Зато белые взяли твердый курс на освобождение всей страны, и инициатива была в их руках.
Другая причина - качество командования. Красные проявляли стойкое недоверие к офицерам, даже честно ставшим на их сторону: “Офицер и антифашист - такого не бывает!” - часто повторяли они.
Офицеров поставили “под контроль народа”, то есть под власть безграмотных, но жестоких политруков, офицеров нередко расстреливали. Перебили всех офицеров и военные моряки - и тем самым вывели флот из строя на всю войну. В сухопутных войсках сии деяния сказывались катастрофически на качестве штабной работы. Генеральный штаб “республиканцев” работал неплохо, но с его указаниями на местах не всегда считались. А в корпусах и дивизиях штабов и высшего офицерства часто вообще не было: ими руководили “природные офицеры” из народа, такие как
Листер, Кампесино, Модесто, Гранда, сочетавшие отвагу и смекалку с полным отсутствием познаний в военном деле. В результате армия вечно оказывалась без подвоза, транспорта, горючего, боеприпасов и еды, а использование вооружения и технических средств было дикарским. О танках, например, белые лишь мечтали до самого конца войны, зато красные сразу получили прекрасные по тем временам советские машины. Но никакого влияния на ход боевых действий они не оказали - из-за полного неумения с ними обращаться. То же самое творилось и в ВВС: красные не сумели использовать свое превосходство.
Не было у красных и единоначалия: анархисты, троцкисты, самостийники командовали своими отрядами по-своему, а своенравные “природные командиры” подчас принимали такие решения, которые в обычных армиях полагается принимать от верховного командования. У белых же шло к обратному: необходимость единого командования поняли очень быстро, и после кончины Мола имя Франко напрашивалось само собой - из-за его блестящих побед во главе марокканских сил. Наконец, хунта самораспустилась, назначив Франко главой государства, верховным главнокомандующим и генералиссимусом всех родов войск (впоследствии сие “скромное” звание приглянулось и кое-кому у нас).
Первым делом он объединил в регулярную армию все разнородные добровольческие соединения, а затем объединил в единую партию фалангистов, карлистов и прочих правых. Помогло ему то, что в Вене погиб, не оставив наследников, последний претендент на престол от карлистов, а Хосе-Антонио Примо де Ривера оказался в момент начала восстания в красной зоне, был схвачен и расстрелян. Конечно, это было насилием над убеждениями, но в военной обстановке эта мера себя оправдала: у белых не было партийных дрязг.
Весьма важным был и фактор экономический. Красные не национализировали всю промышленность, но всю ее поставили под “рабочий контроль”: владельцам предприятий навязали рабочие комитеты, как правило - из самых горластых и безграмотных. Любое решение хозяев этими комитетами оспаривалось, искажалось и превращалось в противоположное. Производство, естественно, остановилось: рабочим было веселее заседать на собраниях, чем прозаично крутить гайки. Увольнять кого-либо было строжайше запрещено: мало что могло заставить людей работать. А виновниками невыполнения заказов, особенно государственных, оказывались все те же хозяева-вредители. Если же они на заводе не появлялись, их судили за дезертирство. В итоге они были рады унести ноги от своей “собственности”, но удавалось это не каждому.
Стала и промышленность, и транспорт - из-за бессмысленных реквизиций автомобилей и грузовиков всяким, кому это было не лень, особенно - анархистами. Развалилось и сельское хозяйство, отряды идейных рабоче-крестьян оказались неспособными обеспечить нечто столь прозаичное как подвоз. Кормились они поэтому исключительно за счет грабежа крестьян. Грабили и продотряды из городов. Крестьяне в ответ перестали сеять, держать скот и птицу. В красной зоне начался голод. Зато у белых, которые лишь уважали право собственности, производство осталось на нормальном уровне. Конечно, появилась инфляция, но она не шла ни в какое сравнение с обесцениванием денег у красных. В конце войны при освобождении городов белые первым делом устанавливали полевые кухни и кормили голодное население самых богатых земель!
Естественное последствие - резкое падение популярности “республики”. Демократии, т.е. народовластия, не было ни в одной зоне, но у красных от нее отошли гораздо дальше. На красный территории сожгли все церкви, не считаясь ни с архитектурными, ни с историческими ценностями. Духовенство да и простых верующих убивали тысячами. Революционные отряды просто появлялись в какой-нибудь деревне, отрубали у священника голову и играли ей в футбол. Другим их любимым занятием было заставлять население сносить на площадь статуи, картины и книги религиозного содержания и сжигать их.
С началом войны немало оружия попало в руки уголовного элемента. На фронте они, конечно, не появлялись, зато охотно образовывали тыловые “рабочие патрули” и “отряды безопасности”,
вскоре полностью заменившие государственную полицию, а заодно и суд. Но ловили они не своих собратьев-воров, а священников, монахинь, “вредителей-буржуев”, “распространителей ложных слухов”, а подчас и старушек, посмевших перекреститься или попрощаться обычным “адиос” (с Богом) - нужно было пользоваться идиотским нововведением “абур”. Пресловутая “пятая колонна” на деле послужила белым немного, зато стала поводом для шпиономании и повального террора. О свободе прессы нечего было и говорить: была не цензура, как у белых, а
захват всех органов прессы и радиовещания “рабочими” организациями. Население же тайком слушало сводки белого “Радио Насьональ” и наступавших “фашистов” приветствовало как освободителей. Все это сказалось на боеспособности призывников: мобилизованные уклонялись, дезертировали, перебегали к белым или сдавались при первой возможности. В конце войны Франко овладел
Каталонией (при примерно равных силах) фактически без сопротивления.
Кто против кого?
Действительно: кто в этой войне воевал против кого? Принято считать, что с одной стороны воевали “фашисты”. Они там были, но после объединения в единую партию под руководством Франко их роль стала второстепенной. Сам Франко фашистом не был, как не были фашистами и поддерживающее его большинство населения. Он был военным, сторонником единой и неделимой Испании, твердого правопорядка, уважения безопасности, веры и собственности людей. Демократическую же форму управления, если она не обеспечивала всего вышеперечисленного, он считал необязательной, как и многие другие.
На его стороне воевали карлисты (традиционные монархисты), военные (придерживавшиеся его воззрений), фашисты (как сторонники модной тогда идеологии). На другой же стороне - анархисты (за рабочее самоуправление), троцкисты (за перманентную революцию), самостийники (за государственную независимость), коммунисты (за Коминтерн).
За демократию не воевал никто!
Сегодня кое-кто старается представить дело как войну демократии против мракобесов. У белых всю власть в итоге прибрал к рукам Франко. Все с этим волей-неволей согласились: кто же в военной обстановке восстает против единоначалия? У красных же сложилось наоборот: командовал всяк, кому не было лень. Правительства, и центральное, и самостийное (кстати, находившиеся в постоянной ссоре) не имели ни сил, ни средств подчинить себе все разношерстные комитеты, патрули, советы, ополчения и прочие отряды вооруженного пролетариата, и власть их быстро превратилась в фикцию. А эти, пограбив и расстреляв священников и буржуев, начали воевать между собой. Коммунисты взяли власть под руководством сталинских энкаведистов: вырезали троцкистов и анархистов, а под конец, в Мадриде - и регулярную армию. Их влияние в красной зоне довольно быстро стало решающим. Поэтому коммунисты никогда не простили Франко его победы. Характер испанской схватки тогда поняли многие: за или против коммунизма.
После победы
Белые освободили всю страну. Что дальше? Не все военные были монархистами. Но только что освободившись от республики, о ее восстановлении никто не помышлял. Поэтому Франко объявил Испанию королевством, а самого себя - временным главой государства.
О возведении на престол отрекшегося Альфонса XIII не могло быть и речи. Его сын, принц Хуан, придерживался левых взглядов и доверительные переговоры с ним посланников Франко ни к чему не привели. У карлистов претендента на престол не было. Фалангисты были против монархии и видели в генерале Франко своего “каудильо” (вождя). Таким образом, временное правление Франко затянулось до его смерти.
Ни политиком, ни юристом он не был, и поначалу наделал немало ошибок: в духе модной тогда “
автаркии” (все производим сами, что расценивалось, как экономическая независимость). Для такой отсталой страны, как Испания, это было просто смехотворно. Не помогла стране и блокада, наложенная на нее демократиями, как на “фашистское” государство. А по существу режим Франко фашистским не был, как бы это не оспаривали коммунисты и их подпевалы. Это была обычная
военная диктатура. Отдельные элементы фашизма выветрились, был взят курс на экономическую свободу в сочетании с социальной защитой трудящихся со стороны государства. В результате Испания постепенно поднялась на ноги и стала нормальной развитой страной, почти догнав общеевропейский уровень. В наследники себе Франко подготовил внука Альфонса XIII, нынешнего короля
Хуана-Карлоса. Он-то и восстановил демократию в виде парламентской монархии.
Франко не решил всех проблем страны. Например, его преследование сепаратизма, вплоть до запрещения языков, не решило национальный вопрос, а лишь загнало его внутрь. С другой стороны, его жесткий централизм оставил в дураках карлистов: он упразднил “фуэрос”, сеть вольностей, включавшую и правотворческие привилегии. Их движение, разочарованное и обезглавленное, не стало сотрудничать с Франко, в единой партии остались лишь единицы. Но они и не встали в оппозицию: Франко был меньшим злом, чем коммунистическая республика. Они постепенно сошли на нет, а их место заняли националисты - в оппозиции не только к Франко, но и к Хуану-Карлосу, и к Испании как таковой. Их террористическая деятельность, особенно в Стране Басков - сегодняшняя “болячка” испанской демократии.
Но несмотря на эти и другие просчеты, правление Франко не идет ни в какое сравнение с коммунистической диктатурой. Испания стала крупнейшей туристической державой: когда ее посещали советские моряки, шоферы или туристы, они, начитавшись местных газет, диву давались - “нам бы такую диктатуру!”
Солженицын, высказав эту мысль по испанскому телевидению, навлек на себя лай левой общественности, но был совершенно прав. Там, откуда приехал писатель, нормальная европейская страна с процветающей экономикой, диктатурой вообще не казалась. Если бы выиграли красные, о такой “диктатуре” вздыхали бы все испанцы, разве что кроме номенклатурщиков...
"Посев" № 6 (1440) 1997
