сводки тридцатого февраля...

Штирлиц сидел за столом в своем кабинете и нервно постукивал пальцами по крышке стола. Радио на стене негромко играло гимн Украины. «Уже пятнадцатый раз подряд.» - отсчитывал про себя мысленно Штирлиц. Рабочий рядом копошился на стремянке, меняя на стене портрет Шухевича на Шушкевича, по последнему указанию руководства. Он тихонько бормотал под нос какие то гуцульские напевы и, в общем, выглядел довольно счастливым. «Ну конечно счастливый, - недовольно думал про себя Штирлиц. - ведь, только вчера была раздача квартир на Печерске, откуда выселили русскоговорящих жителей.» Куда их дели никто достоверно не знал, но ходили слухи, что их в товарных вагонах отправили куда-то далеко на запад, наверное во Львовскую область, там, опять же по слухам, в прошлом месяце организовали концентрационный лагерь и люди тысячами пропадали за высоким забором, не возвращаясь уже никогда... Нервы Штирлица с трудом уже выдерживали последнее напряжение. Он снова достал из пачки «Козацких» сигарету и прикурил, хотя предыдущая была затушена в пепельнице не далее, как 5 минут назад. Его безумно всё это достало - этот тесный воротник черного форменного кителя, мешающий дышать, эта красно-черная повязка на руке, туго стягивающая бицепс, эти ежевечерние факельные шествия по Крещатику, это его ненавистное имя Васыль, стоящее в паспорте... Ведь его настоящее имя, то, которое он носил на родине, такое мелодичное и по русски светлое, Тагирбек, он не мог произносить вслух уже много лет...

Дверь с грохотом распахнулась и в кабинет ворвался Петро.

«Слава Україні!» - небрежно вскинул руку вверх Петро. Его чуб, выбивающийся из под шапки был взмокшим, видимо он откуда-то прибежал в большой спешке.

«Героям слава!» - так же небрежно вскинул в ответ руку Штирлиц. Эти слова вылетали из его горла помимо его воли, он ненавистно произносил их только по причине того, что иначе нельзя, работа под прикрытием требовала многих жертв, и этой в том числе.

Глаза Петра радостно сверкали, белые зубы обнажились в довольной улыбке.

«Что, снова в столовую завезли сала?» - без каких либо эмоций поинтересовался у него Штирлиц.

«Нет. - всё так же продолжал загадочно улыбаться Петро. - Гораздо лучше!»

«Ну что же может быть лучше свежего молочного сала?» - Штирлиц по всем правилам поддерживал игру.

«Только что в русский оперный завезли новую партию русских девственниц!!» - Петро просто сиял радостью, напоминая Штирлицу, как сверкал золотыми боками его самовар, который он каждое утро заваривал на веранде своего дома в Подмосковье.

«Боже, как давно это было... - про себя подумал Штирлиц, но вслух сказал Петру другое — Ну что ж... Тогда сегодня вечером наведаемся туда в гости. Я прихвачу с собой бутылку медовухи, мне тут передал по знакомству один очень влиятельный человек. Сам делал, с собственной пасеки собранного мёда, а Витя в этом деле знатный мастак.»

«Отлично! Тогда до вечера! Хай живе!!» - Петро развернулся и вихрем выскочил с кабинета, видимо в направлении следующего знакомого, собирая компанию на вечер.

«Хай!» - вслед ему вскинул руку Штирлиц и подкурив следующую сигарету от предыдущей тяжело и горестно вздохнул. Рабочий, закончивший вешать портрет и собирающий стремянку подозрительно покосился на него, но промолчал. А печалиться Штирлицу было от чего — вот уже вторую неделю, как русский оперный театр был захвачен бендеровцами и превращен в публичный дом. Туда со всей Украины свозили молодых русских девственниц и безжалостно насиловали их всем Майданом. «Может и моя Катенька туда попала. - обреченно думал Штирлиц. Правда он не был уверен, что Катенька девственница, но мысль его гложила постоянно. - Надо вечером поискать ее среди вновь привезенных.»

Он решил пойти проветриться, чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей. Его офис находился самом центре Киева, рядом с Софиевской площадью. Выйдя на крыльцо под яркое мартовское солнце он непроизвольно зажмурился и полной грудью вдохнул свежий весенний воздух. Но внезапно легкие забило дымом и гарью. Он совсем забыл, что еще вчера, беснующиеся бендеровцы в пьяном угаре разграбили и подожгли Софиевский Собор со всеми священниками внутри, даже младенцев не пожалели, бросив их в огонь. Высокий столб дыма второй день стоял над всем центром города. Мимо Штирлица оглушительно громко протарахтел по брусчатке танк в сторону Андреевского Спуска, за ним колонной, в масках и с оружием, прошли мародеры. «Наверное направляются разграблять Андреевский Собор.» - с невыносимой печалью подумал Штирлиц. На самой площади, возле памятника княгине Ольге было довольно многолюдно. Тут и там виднелись желто-голубые и красно-черные флаги со свастикой, бродили люди с оружием, часто слышались кличи бить москалей и «Слава Украине!», собирались группы на очередные погромы и выселения русских из Киева.

«Ничего! - мстительно размышлял Штирлиц. - Скоро тут будут русские танки стоять! И историческая справедливость будет восстановлена! Мы не можем не помочь братскому народу избавиться от всех этих националистов. И нам для этого не нужна даже их просьба, мы знаем, как им лучше, не зря ведь мы старшие братья...»

Он выкинул догоревшую сигарету и полез в пачку за новой, но пачка оказалась пуста. Штирлиц в ближайшем киоске попросил продавщицу сразу две пачки, про запас, и достал из бумажника новую, хрустящую купюру с изображением Джорджа Вашингтона — зарплату с этого месяца выдавали уже американскими деньгами, Америка не скрывала присутствия своей руки во всей этой вакханалии.

Распечатав новую пачку и закурив, он направился вниз, к Майдану. Там как раз собиралось новое Вече и слышался гул толпы, беснующейся и распевающей гимн. Спустившись вниз, он пошел сквозь толпу наблюдая и тщательно тайком снимая всё происходящее на камеру телефона, мир должен знать правду...!!!