Почему спит ребенок…

В переходе сидит женщина неопределенного возраста.
Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы у
женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби. Перед женщиной на
заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольные граждане
бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит весомый
«аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На руках у
женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей когда-то
белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно оживленное.
И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в кульке, и
шуршат купюры.

Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят
деньги, жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено,
сколько написано, но народ наш такой – жалостливый. Жалостливый, до
слез. Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою, последние копейки
из кармана вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и чувствуешь, что у
тебя все еще не так плохо. Помог, вроде бы как. Хорошее дело сделал…

Я ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел, чтобы
на мои деньги какой-нибудь негодяй купил себе кирпича одну штуку, да
вставил в стену нового дома-дворца своего. Пускай будет дыра у него в
стене, у негодяя этого. Не будет кирпича от меня. Но, судя по тому, как
попрошайке подавали, хозяин ее имел уже несколько домов-дворцов.

Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер,
да шаурма. Хозяева таких «точек» попрошайничества имеют немало, но
отличаются жадностью. И жестокостью. На том и держится их супердоходный
бизнес. На деньгах да на страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек
не знает, что «встать» на место возле Владимирского собора невозможно,
а хождение по вагонам метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас
обращаюся» стоит от 20 долларов в день. Или – знает? В таком случае –
знает, но подает?

Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не
задумывается над еще одним вопросом. Над одним несоответствием,
буквально бросающимся в глаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки
меня вдруг как током ударило, и я, остановившись в многолюдном
переходе, уставился на малыша, одетого в неизменно-грязный спортивный
костюмчик. Я понял, что именно казалось мне «неправильным», если можно
назвать «правильным» уже само нахождение ребенка в грязном подземном
переходе с утра до вечера. Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал,
уткнувшись личиком в колено той, кто представлялась его мамой.
Попрошайка подняла на меня глаза. Наши взгляды встретились. Бьюсь об
заклад, она поняла то, что понял я…


У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто
они спали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд)
дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моего
хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел
на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое
подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.
– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.

Попрошайка сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза и
закуталась в воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь
подняла глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее
явственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей
отрешенностью. Я впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с
другой планеты.
- Пошел на… – произнесла она одними губами.

– Почему он спит?! – я почти кричал…


Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с
типичным лицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил
седые брови:

– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.

Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую
скорбь. Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода.
Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную
женщину от негодяя в дорогой дубленке.

Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день,
выразился почти так же, как и его «подопечная» попрошайка. И на свой
вопрос я получил исчерпывающее:

– Пошел в…

А ребенок спал…


Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с
глазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает с
трудом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по
улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным
количеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивлен
моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес
контролируют представители его национальности. Я узнал, что в Киеве
попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первые
специализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их
на переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин.
Мнимые афганцы «работают» также и в метрополитене.

Всевозможными «больными», хромыми и «приехавшими делать операцию»
заведуют с равным успехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот,
несмотря на кажущуюся стихийность, четко организован. Курируется
попрошайничество организованными преступными группировками, и деньги,
брошенные полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида»,
уходят «наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом
сердобольный прохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут
в «аренду» у семей алкоголиков, или попросту воруют. Но это все, что
говорится, цветочки.

Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спит ребенок? И я его
получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу, повергнувшую меня в
шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как о погоде сказал:

– Или под героином, или под водкой…

Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»

– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?


Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или –
наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться с
таким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают
днем, среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым
ребенком на руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и
бросают мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают
«матери-одиночке»…


… На следующий день я стоял в переходе.
Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не было видно. Я
запасся журналистским удостоверением, и был готов к серьезному
разговору. Но разговора не получилось. А получилось следующее…

У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросы попрошайка
попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовали документы
на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?

Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки,
стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне
следует, мягко говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговки
подключились ее негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними –
прохожие преклонных лет. В общем, я был с позором выдворен из перехода.
Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милиция
нашла меня сама. Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и
спросил документы. Я документы предоставил, и высказал свое мнение по
поводу нахождения женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною
согласился, и… отправился звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с
полным ощущением того, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами.
Спустя несколько минут в переходе не было уже ни торговок, ни
попрошайки со спящим ребенком…


Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми, просящих
милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за деньгами.
Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и бизнес
этот умер бы. Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или
наркотиками. Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите с
ужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит
ребенок…