"Заповедь" Редьярд Киплинг в переводе М. Лозинского Владей собой среди толпы смятенной, Тебя клянущей за смятенье всех, Верь сам в себя, наперекор вселенной, И маловерным отпусти их грех; Пусть час не пробил - жди, не уставая, Пусть лгут лжецы - не снисходи до них; Умей прощать и не кажись, прощая, Великодушней и мудрей других. Умей мечтать, не став рабом мечтанья, И мыслить, мысли не обожествив; Равно встречай успех и поруганье, Не забывая, что их голос лжив; Останься тих, когда твое же слово Калечит плут, чтоб уловлять глупцов, Когда вся жизнь разрушена и снова Ты должен все воссоздавать с основ. Умей поставить в радостной надежде, На карту все, что накопил с трудом, Все проиграть и нищим стать, как прежде, И никогда не пожалеть о том, Умей принудить сердце, нервы, тело Тебе служить, когда в твоей груди Уже давно все пусто, все сгорело И только Воля говорит: "Иди!" Останься прост, беседуя с царями, Останься честен, говоря с толпой; Будь прям и тверд с врагами и друзьями, Пусть все, в свой час, считаются с тобой; Наполни смыслом каждое мгновенье, Часов и дней неумолимый бег, - Тогда весь мир ты примешь во владенье, Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

В себя поверить надо!

Пусть выпадет в осадок, Дней трудных суета. Обид пустых досада, И сердца маята. Пусть ветер ещё сильный, И дождик проливной. Не сказкой мечту — былью, Мы сделаем с тобой. Дорога средь деревьев, Намокших, вдаль бежит. Извилистая лента, От света фар блестит. Весенний дождик добрый, Смывает зимы след. Дождинок стук беззлобный, Мне говорит: - ,,Привет!» Пусть выпадет в осадок, Дней трудных суета. В себя поверить надо, И сбудется мечта!

"Нас мотает от края до края, По краям расположены двери. На последней написано:"Знаю", А на первой написано: "Верю". И одной головой обладая, Никогда не войдешь в обе двери: Если веришь - то веришь не зная. Если знаешь - то знаешь не веря. И свое формируя сознанье, С каждым днем от момента рожденья Мы бредем по дороге познанья, А с познанием приходит сомнение. И загадка останется вечной, Не помогут ученые лбы: Если знаем - ничтожно слабы. Если верим - сильны бесконечно."

Две любви То ли все поцелуи проснулись, горя на губах, то ли машут дворы рукавами плакучих рубах, упреждая меня белой ночью, дразняще нагой, от любви дорогой не ходить за любовью другой. То ли слишком темно на душе, а на улице слишком светло, то ли белая ночь, то ли ангельское крыло. Страшно жить без любви, но страшнее, когда две любви вдруг столкнуться, как будто в тумане ночном корабли. Две любви - то ли это в подарок с опасным избытком дано, то ли это беда прыгнет молнией ночью в окно, рассекая кровать раскаленным клинком пополам, драгоценные некогда письма сжигая, как хлам. Две любви - то ли это любовь, то ли это война. Две любви невозможны. Убийцею станет одна. Две любви, как два камня, скорее утянут на дно. Я боюсь полюбить, потому что люблю, и давно.

Жаль, что могу угостить вас только виртуальным тортиком, а хотелось бы угостить настоящим. Чтобы уселись все вы за моим столом, пили вкусный чай ели торт и общались. 

Двери открою, праздник устрою, В дом позову гостей. Выйду навстречу, чтобы весь вечер полон был дом друзей. Грани стирая, свечи сжигая, Полночь в окно влетит. Жадно поманит, в омут затянет, голову закружит. Мне не сидится в тишине Без ночных звонков, Без друзей и без врагов, Шума из окна, разговоров до темна И ночей без сна. Дом перевёрнутый вверх дном, Где полно людей, мне уютней и теплей От того, что там круглый год по вечерам место есть друзьям. Звуки и краски, лица и маски Полночь смешает пусть. Света и тени переплетенье, музыка, смех и грусть. Прежние годы, встречи, невзгоды вас и в помине нет. Что-то вернётся, что-то сотрется, Что-то оставит след. Мне не сидится в тишине Без ночных звонков, Без друзей и без врагов, Шума из окна, разговоров до темна И ночей без сна. Дом перевёрнутый вверх дном, Где полно людей, мне уютней и теплей От того, что там круглый год по вечерам место есть друзьям. Мне не сидится в тишине Без ночных звонков, Без друзей и без врагов, Шума из окна, разговоров до темна И ночей без сна. Дом перевёрнутый вверх дном, Где полно людей, мне уютней и теплей От того, что там круглый год по вечерам место есть друзьям, моим друзьям.

Павел Коган  (1918-1942)

Родился 4 июля в Киеве. Детские годы прошли в Москве.  В 1936 поступил в Московский институт истории, философии, литературы (МИФЛИ), а с 1939 занимался и в Литературном институте им. М.Горького на отделении поэзии.  Павел Коган за время своей короткой жизни не увидел в печати ни одного стихотворения, подписанного его именем. Самобытный же его талант, развитие которого так трагически было прервано войной, живет в каждой строчке его лучших стихов. В них выражается философия целого поколения, которое жило ощущением надвигающейся войны Он родился поэтом, романтиком, фантазером. И на фронт он ушел прямо со студеческой скамьи Московского института истории, философии и литературы. В 1941, когда началась война, ушел добровольцем на фронт.  В 1942  23 сентября погиб в боях под Новороссийском. Было ему 24 года.  При жизни Коган не успел напечатать свои стихи. Они стали публиковаться в периодической печати во второй половине 1950-х. Позднее из них был составлен сборник "Гроза" (1960). В коллективном сборнике "Сквозь время" (1964) был опубликован неоконченный роман в стихах "Первая треть". Павел Коган - автор популярной песни "Бригантина", которая и сейчас звучит на слетах любителей авторской песни

БРИГАНТИНА  (песня) Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза... В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса... Капитан, обветренный, как скалы, Вышел в море, не дождавшись нас... На прощанье подымай бокалы Золотого терпкого вина. Пьем за яростных, за непохожих, За презревших грошевой уют. Вьется по ветру веселый Роджер, Люди Флинта песенку поют. Так прощаемся мы с серебристою, Самою заветною мечтой, Флибустьеры и авантюристы По крови, упругой и густой. И в беде, и в радости, и в горе Только чуточку прищурь глаза. В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса. Вьется по ветру веселый Роджер, Люди Флинта песенку поют, И, звеня бокалами, мы тоже Запеваем песенку свою. Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза... В флибустьерском дальнем море Бригантина подымает паруса... 1937

ЗВЕЗДА  Светлая моя звезда. Боль моя старинная. Гарь приносят поезда Дальнюю, полынную. От чужих твоих степей, Где теперь начало Всех начал моих и дней И тоски причалы. Сколько писем нес сентябрь, Сколько ярких писем... Ладно - раньше, но хотя б Сейчас поторопиться. В поле темень, в поле жуть - Осень над Россией. Поднимаюсь. Подхожу К окнам темно-синим. Темень. Глухо. Темень. Тишь. Старая тревога. Научи меня нести Мужество в дороге. Научи меня всегда Цель видать сквозь дали. Утоли, моя звезда, Все мои печали. Темень. Глухо. Поезда Гарь несут полынную. Родина моя. Звезда. Боль моя старинная. 1937

ГРОЗА  Косым, стремительным углом И ветром, режущим глаза, Переломившейся ветлой На землю падала гроза. И, громом возвестив весну, Она звенела по траве, С размаху вышибая дверь В стремительность и крутизну. И вниз. К обрыву. Под уклон. К воде. К беседке из надежд, Где столько вымокло одежд, Надежд и песен утекло. Далеко, может быть, в края, Где девушка живет моя. Но, сосен мирные ряды Высокой силой раскачав, Вдруг задохнулась и в кусты Упала выводком галчат. И люди вышли из квартир, Устало высохла трава. И снова тишь. И снова мир. Как равнодушье, как овал. Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!  1936 ***

***

Снова месяц висит ятаганом, На ветру догорает лист. Утром рано из Зурбагана Корабли отплывают в Лисс. Кипарисами машет берег. Шкипер, верящий всем богам, Совершенно серьезно верит, Что на свете есть Зурбаган. И идут паруса на запад, Через море и через стих, Чтоб магнолий тяжелый запах Грустной песенкой донести. В час, когда догорает рябина, Кружит по ветру желтый лист, Мы поднимем бокал за Грина И тихонько выпьем за Лисс. 1936

* * *  Я, наверно, родился поздно Или рано. Мне — не понять. Эти слишком домашние звезды Не тревожат меня, не манят. Не разбить им и не нарушить Надоевшей своей синевой, Устоявшийся на равнодушии, Утомительный мой покой. Отмахнусь. На простор. На улицу. Что же делать — Гостить так гостить. Надо быть молодцом, Не сутулиться, Не печалиться, не грустить. Шутки, что ли? Ну что же, вроде них. Только кто мне расскажет про то, Как мне быть без друзей и родины Перед этою пустотой? Губы дрогнут. Но, крепко сжавши их, Я нагнуся, шагну, засвищу. От тоски, от обиды, от ржавчины Чуть-чуть голову опущу. И пойду, чтоб вдыхать этот воздух, Чтоб метаться и тосковать. Я, наверно, родился поздно Или рано. Мне не понять. 1935

* * *  Снова осень проходит скверами, Клены старые золотя, Снова мне, ни во что не веруя, По чужим проходить путям. Снова мне, закусивши губы, Без надежды чего-то ждать, Притворяться веселым и грубым, Плакать, биться и тосковать. И опять, устав от тревоги, Улыбаясь покорно: «Пусть», Принимать за свое дороги, Тишь, туманы, тоску и грусть. И опять, затворяя двери, Понимая, что это ложь, Хоть немножко, Хоть капельку верить В то, что где-нибудь ты живешь. 16 сентября 1936