Сентябрь

Не золотая, но изящно позлащенная осень входит в окно с каждым ясным рассветом, как бы стараясь разбудить в душе то, что еще не умерло или атрофировалось, что способно радоваться, восхищаться и ценить быстротекущую красоту увядания. И в лобовое стекло авто вместе с бьющим прямой наводкой, низко висящим рассветным солнцем вихрем врываются и мгновенно уносятся прочь пейзажи мест, где мир лежал передо мной, как карта средневекового мореплавателя, испещренная многочисленными белыми пятнами и обещающая открытие новых материков и континентов. А ныне … А теперь поля и долы бесконечной Отчизны, несущиеся под колеса не роскоши, но средства передвижения, беспорядочно утыканы рыжими деревьями, словно фишками неудачно сделанных ставок в каком-то сюрреалистическом казино. Деревья небрежно сбрасывают плоды многодневного труда летних лучей и долгие тени указывают в направлении «светлого прошлого». И от пронзительной сентябрьской синевы кружится голова и дрожат руки, перебирающие четки воспоминаний, и щиплет нос дым отгоревших своё много лет назад костров, и горчит во рту отрезанный ломоть былых речей. А мои друзья, те, кто «далече», а кто рядом погружен в арктическое месиво здорового цинизма и очень здравого безразличия, и их былые слова уж не ласкают слух и не греют сердце. И лишь солнце любуется открывшейся роскошью крон, каждый день заново влюбляясь в ювелирно отделанные сокровища рощ, лесов и садов, наполненные бесчисленным множеством оттенков левитановской охры и васнецовского сурика. И каждый день древа платят подати неусыпному времени, и не ослабевает рука берущего. Увы, не ослабевает.

1999