Говорит – хуйня, говорит – ля-ля-тополя, говорит – да мы их съедим
и высрем, не бойся, милая, это моя земля, здесь никто не скажет тебе,
куда повернуть руля. Говорит – не бойся, милая, я не приду сегодня,
спокойно спи, я тут видел зайчика, вошку, мертвую девочку, живого
мальчика, и теперь у меня в груди нарывает слезами ком, я, пожалуй,
сегодня полежу в постели, отопьюсь чайком. Говорит – смотри, вот
возникает между зажатых пальцев бумажечка с адреском, говорит: сходи
туда, поживи у них, отлежись, отпейся чайком, говорит: ты не понимаешь,
у них большие книжки, надежные провода, старший сын по ночам всё гулче
кашляет, всё чаще звонит сюда, всё настойчивей просит: "Я устал, устал,
забери меня навсегда". Говорит: а куда мне его? У меня уже миллионы
других детей, у меня есть паства, я не могу, я один на всех, говорит: у
меня уже вышли и рыбины, и хлеба, посмотри на себя – вы же ходите подо
мной, как последняя голытьба, я ничего почти уже вам не даю, только
кровь вашу пью. Говорит: у меня уже не хватает любви, ты знаешь, не
рассказывай никому, я и сам не верю, что сейчас это говорю, я,
наверное, как кто-то там, не ведаю, что творю, только я тебе говорю: я
уже не могу тянуть вас всех на себе, я уже, наверное, пятые сутки
совсем не сплю, не смотрю на прихожан с креста, ничего не слышу, ходит
тут одна, у нее умирает дочь, а я чувствую, что послал бы ее куда
подальше, сказал бы: иди к чертям, нынче у них прием, может, они тебе
скажут чего, а я, прости, совсем не могу помочь, у меня в груди
нарывает слезами ком, я нынче вишу ничком. Говорит: я вашим всегда
говорю: хуйня, говорю – ля-ля-тополя, потому что чувствую, как вам
нынче не по себе, как вы все боитесь, что я уже не держу руля, что я не
совсем в себе, вполне не в себе. Говорит: а на самом деле это хуйня,
ля-ля-тополя, всё, конечно, в полном окей, это моя земля, я сейчас
отплАчусь, доползу до руля, поведу рукой, наведу покой, только ты, –
говорит, – не уходи, не оставляй меня одного, это ничего? Говорит:
вчера вспоминал, как мама смотрит испуганно и спрашивает: ты сыт? сын
мой, тебе тепло? Я же видел, она боится меня, она не хочет, чтоб я был
мной, она хочет сына – как котенка: тискать, прижимать к груди,
говорить ему: дурачок, волноваться за любой пустячок. Я знаю, они
говорят вам напыщенные слова, но лично я не думаю, что мама еще жива.
Говорит: короче, возьми бумажку, съезди к ним, отдохни, поговори с ними
о том и о сем, на сына взгляни. Может, он тебе приглянется, может,
получится что-нибудь хоть на годик, хоть на пару месяцев, хоть на один
денек; ради меня, – говорит, – просто чтобы я мог передохнуть, не
думать о нем, не слышать, как он просится: "Забери меня навсегда", как
он делается настойчивей с каждым днем. Говорит: можешь сказать, что я
послал тебя, но лучше не говори. Он обидеться может, что я сам к нему
не пришел.
